Я вечно сомневаюсь, мне плыть или не плыть?
И в шторм – спасут ли всех без выбора, без блата?
«Титаника» судьбу я не могу забыть:
Плебеи шли на дно, - спаслись аристократы.
Но в плаванье иду, авось да пронесёт,
И, помня те слова, что ходим все под Богом,
Я верю, талисман любви меня спасёт –
И отдаюсь волне, ветрам и непогодам.
Обманчиво тиха поверхность океана,
Нет никаких примет, чтоб растревожить взгляд…
И лайнер белый рад спокойствию обмана,
Но мрачен капитан, глотая трубки смрад.
Прошёл он, волк морской, немало грозных милей,
Не раз спасал корабль в глухой, безвидной мгле.
И знает капитан давно коварство штилей,
Когда опасней штиль, чем бунт на корабле.
Он сдержан и суров, своё он знает дело –
Пронзает цепкий взгляд корму и пенный вал,
Он точно держит курс, лишь градус вправо – влево,
Предчувствует грозу, но духом не упал.
Вот океана грудь вздохнула горизонтом,
И небо, почернев, слилось с громадой волн…
И бросилась на нас гроза ревущим фронтом,
И лайнер, задрожав, издал сирены стон.
Я только пассажир, как все рождённый в водах,
Но, видит Бог, страшусь вновь очутиться в них.
Спасай железный борт, от бешенства свободы!
В скорлупке корабля молюсь, чтоб рёв утих.
Я сердцем рвусь к земле – видать, пора настала –
И заклинаю шторм, что рвётся в трюмы к нам:
Дай обрести покой заветного причала,
Где нет желанья волн, сломать нас пополам.
А что я дам в залог спасенья хрупкой жизни?
Наверное, всё то, что я не досказал, -
И бьёт озноб от волн, не высказанной мысли,
Как за бортом, ревёт во мне девятый вал,
Но как увижу вновь вдали желанный берег,
Я знаю: эту жизнь начну стократ ценить.
И припаду к земле – к моей исконной вере,
Где ждёт мой талисман, где мне дано любить.
(По воспоминаниям о рейсе из города Магадана бухты Нагаево в бухту города Находка по Охотскому и Японскому штормовым морям на пассажирском пароходе "Норильск" в 1960 году)