Самолёт лежит. Крыла топорщатся.
Нет подмоги – спит аэродром.
И по полю ходит смерть-уборщица,
бряцая в руке пустым ведром.
Так бывает – в сорок, и в семнадцать…
Бесполезен стих, как валидол.
Только бы успеть с тобой обняться
до того, как свет и коридор,
до того, как вправду время кончится –
время собирать и время Че.
Что там – под перчатками уборщицы,
той, что носит косу на плече?
Самолёт лежит и тянет время.
Детство близко – ближе, чем вчера –
свитера в немыслимых оленях…
Позже были в ромбах свитера.
И в глазах мелькают пятна – ромбами.
До конца мотать картинки лень.
Полосу мою аэродромную
ты одолеваешь, как олень.
К горлу подступившее «Ich sterbe»
тает… Вероятно, спасены.
Это как пушок на мокрой вербе
в первом приближении весны.
И забыв неважное и косное,
оттолкнувшись от бетонных плит,
самолёт взмывает ввысь – стрекозкою,
и мотор гудит, не барахлит…
23 июля 2010