Детская месть

Ольга Шаховская
 
   Костёр для ребят был не просто ежевечерним ритуалом, где пеклась картошка, «травились» байки и анекдоты, пробовали вино, крутились романы, он стал для них местом общения, пространством без взрослых. Костёр – магический атрибут детства.
При воспоминании о нём в Санькиной душе разливалось тепло.
Жгли его на неудобье, на земле, не принадлежавшей ни садоводческому товариществу, ни совхозу, там, где дорога поворачивала вниз и спускалась к пруду.
   В тот вечер ребята, по обыкновению, принесли мытой картошки, собрали сухие ветки, разожгли огонь и расселись вокруг.
   Неспешный разговор ещё не обрёл устойчивого русла, как вдруг явился «Горына Гиеныч» или «”Г” в кубе», он же – Гедеон Геннадьевич Горшков. Мелкий мужикашка с препротивной лисьей мордой, «востренькими» глазками, эдакими микро рентгенчиками и елейно визгливым голосочком. Ему всегда мешали все везде и всюду, поэтому он считал себя в праве совать свой, уже сломанный кем-то нос в любое дело, и с ходу начал орать:
– Что это вы тут костры жжёте?! Сады спалить хотите?!
   Патологическая привычка сгущать краски выдавала его, как начинающего психопата. Единственный обладатель автомобиля на садах, он ставил свою «Победу» за забор участка, заботливо укрывая её брезентом.
– Дядь, вы чё? Мы тихо-мирно сидим, никому не мешаем. Сегодня воскресенье, у нас культурный досуг и поджигать ничего не собираемся, – ответил Лёха, против обыкновения спокойно. На садах он считался неуравновешенным малым, с ножом в кармане, поэтому народ с ним предпочитал не связываться.
   Но «закрученный» на работе и зажатый дома властной женой и вздорной любимицей «дочк;й», Горын «закусил удила».
– Знаю я вас, шпана подзаборная! Материтесь, аж пыль к дороге прилипает, курите, пьёте. Вон девушки с вами. Приличные все по домам, сидят книжки читают и по кострам не ходят. Разврат один да и только!
– Почему один, дядь? Вы уж четыре насчитали, – простодушно ответил Миха.
– Ишь, шкет, и ты, туда же. Молоко на губах не обсохло! Все матери скажу. А еще в Министерстве работает! Интеллигентная, а сын... Много воли взяли! Вот вызову милицию, мало вам не покажется! – С этими словами он вытащил из-за спины и вылил в костёр большую банку воды.
   Настроение «скисло», и они поплелись по домам, но решили непременно отомстить психопату.
– Проколоть колёса – банально, да и подозрение упадёт на нас. Нет полёта мысли, а душа требует.– Авторитетно заявил Санька.
– Эх, раскрасить бы её по трафарету,– мечтательно протянул будущий художник Валерка.
– А чё, могём! У нас в соседнем доме подъезды красили. Я «бесхозные» валики умыкнул, на них цветочки-листочки – бабская марцеваль – тиснение такое. Строители работу закончили, а их бросили, – изрёк хозяйственный Миха.
– А я краску у деда в сарае видел,– поддержал Лёха. – Мужики, забориста зараза до изумления. На брюки неделю назад капнул, свести до сих пор не могу, скоро дыра будет. А на его линяло голубой машине, слепой заметит, к бабке не ходи!
– Не дрейфь, салага, если будет густо, растворителя добавим, – сказал Саша.
   Дождавшись ночи, мальчики выскользнули из родительского поля зрения, прихватив с собой необходимые инструменты и материалы.
…Скинув брезент, прикрывавший машину, они принялись за работу в три руки при свете фонаря. В творческом порыве мщения валики мелькали, и за полчаса всё было закончено. Краска сохла на редкость быстро. Закрыв брезент и спрятав улики, удовлетворённые «художники» пошли спать.
   Рано утром, наскоро позавтракав, Санька соврал бабушке, что ему срочно надо на пруд, где он договорился встретиться с Лёшкой, чтоб ловить рыбу. На самом деле это занятие паренька никогда не занимало.
   Саша дошёл до плотины. Там ребята обычно прыгали с «тарзанки», и встал на самое высокое место, чтоб «заценить масштаб разрушений».
   «Гиеныч» с гордым видом в костюме, при галстуке и в белой рубашке с портфельчиком в руке открывал брезент на своей «лошадке», отвернувшись от неё, любуясь поднимающимся солнцем и вдыхая, утренний аромат трав, слушая неумолчное пение птиц.
…Он повернулся, чтобы поставить портфель и сложить снятый брезент, да и застыл в позе страдальца-радикулитчика. Рот его стал медленно открываться и хватать воздух, а глаза вылезали на лоб. Последнее Саша не различал, а лишь представил глупую физиономию «Гиеныча» по непередаваемой энергичной жестикуляции.
   Издали коричневатые цветики с листочками на выгоревшей машине смотрелись стройными рядами клякс. Казалось, увидь Горын на машине бегемота, он удивился бы меньше.
… Ветерок донёс сочный витеватый мат. Горшков в сердцах бросил портфель, брезент, пиджак, ослабил галстук, колупнул ногтём краску, попытался оттереть. Краска въелась насмерть. Он ещё посуетился около машины несколько минут, а потом пошёл пешком вызывать милицию, находившуюся в двух километрах от садов.
…Молоденький участковый, было, рьяно взявшийся за дело, расспрашивал ребят, но те впали «в несознанку», а улик не нашлось. Выяснив обстоятельства, милиционер догадался, чьих рук это дело.
   Несмотря на главенство порядка и закона в цивилизованном обществе, он, внутренне соглашаясь с мальчишками, ощущал себя одним из них, и оценил глубину мысли… «Хулиганы костры жгут против пруда». Ну, какие это хулиганы, обычные ребята, сами такими были, может, ещё озорнее. Костёр рядом с водоёмом гораздо безопаснее, чем на территории садового товарищества, если уж на то пошло.
   Победовладельцу участковый объяснил, потребуется время, чтобы разобраться в этом деле, припугнул Горына, что ему придется приезжать в участок для подписания протокола в рабочее время. Однако заверил потерпевшего в том, что обязательно будет информировать его о ходе расследования и виновных непременно накажут по всей строгости советского закона.
   Горшков перекрасил машину в тёмно-синий цвет и перестал оставлять её за забором. Построил гараж, завёл брехливую шавку, такую же, как сам. И мимо пруда больше не ходил
   Костёр ребята больше не разводили, чтоб не провоцировать…

 
Май, 2008
Рассказ опубликован в журнале "Приокские зори" №3 2012