Смещаются грани, и контуры мира текут,
И кто-то невидимый лепит лиловое ощупью,
Ломаются пальцы, лилейные лебеди лгут,
Меняют свои очертания площади, площади...
Соборы Лютеции холят своих голубей,
Ходы Нотр-Дама облеплены крысами, крысами;
И катит, и катит телегу парижский плебей,
Которая делит углы тупиков биссектрисами...
Люпины и люмпены выползли вдоль Шасс-Миди,
Плющом заросло полвселенной, полмира, полгорода...
Сотки паутину посмертно и мне посвяти;
В сабо деревянных протопай по кобальту, кобальту.
У палевых принцев вдоль крыльев растут рукава,
В крапивных кольчугах заводятся выводки гусениц...
Смещаются грани, на кладбищах тает трава,
В аду гугеноты убитые сгрудились, сгрудились.
Гноят гобелены Гобсеки и дядьки Гранде,
Хрипят Гарпагоны, отчётливо чокаясь с Плюшкиным...
Горгульи мычат, видя сны о такой ерунде.
Одиллии скачут, вибрируя рюшками, рюшками.
Качаются лилии плеч и лиловых озёр,
И люминесцируют ливни над гребнями улочек,
И пьёт куантро сумасшедший бродяга-актёр,
И кто-то невидимый учится жульничать, жульничать.
7 июля 2010 г.