до середины лето перейдёшь,
не разбирая – поле ли, река ли,
и попадёшься в сети – или в дождь,
расставленный на броде пауками.
забросит мышь гороховый аркан
и щиколотку быструю уловит –
и будь ты семикратно великан,
тебя на полдороге остановит.
когда придёт пора заночевать,
застигнутым в дороге поневоле
застелет незабудками кровать
не то река, не то ржаное поле,
и, выпуская из обмякших рук
хвостинку недопряденой кудели,
почувствуешь, как дом растёт вокруг,
над головой сплетаясь повителью.
и ты войдёшь в игольное ушко
травинок, разведённых землеройкой:
принять от козодоя молоко
наисвежайшей сумеречной дойки,
в яичной скорлупе варить кисель
из недозрелой липовой черешни,
и черпать время вёдрами недель
не в заводи – в студёной жиле стрежня.
там всё, что ни затеется, с руки,
и всё, что ни задумается, кстати,
где курочки растут и петушки,
не зная, кто есть кто, пока не схватят.
покуда на разбойничий манер
не засвистел на дубе кот учёный,
лежи себе, счастливый Гулливер,
в соломенную клетку заточённый.