Я спокоен.
Чуть зацепился лацкан пиджака
За пуговицы на сорочке,
За косточки.
Прозрачная капля вдета в мочку
И шляпа
Мягко покачивается при каждом
Повороте головы,
Ведь я спокоен.
Меня не выдадут подрагивание руки,
Подрагивание век,
И губ моих...
Вы приподнимаете пиджак -
Зачем?
Хотите видеть, что внутри? Вы сомневаетесь в том,
Что я человек?
Человек - навек.
Слышите звон, слышите?
Снимите с меня сорочку, галстук, брюки,
Снимите кожу же вконец
И вы увидите сплошную механическую муку
Меж которой хожу я - ее творец.
Бренчат литавры! Вскидываются флейты!
Настежь отворяются рояли!
Вы говорите, что кадриль уже не в моде?
Ничего, сейчас-сейчас, сейчас...
Челла показала ногу -
У челлы дивная нога,
Она ведет ее - к струне струна,
Вытягивается, хочет, хочет, хочет!...
Ее губы - они желания полны.
Виолончели...
Кровати белые рядами на сцене,
Акустические отверстия в бешеной пене
Срывающейся с губ.
Они привязаны и судорожно молчат.
Прожектор упал на одну из коек,
А на ней извивается в веревках, бьется,
Путается, кричит челла - нигде ей нет покоя!
Она вскипает, берет себя за гриф
И струнами махает - зал дрожит от страха.
Встает в постели - вся в слезах...
И загремел во всех стенах
Тяжелый хохот от челлиной постели.
Те, кто лежали - живо встали,
Поднялись, захохотали,
И хохот этот положил весь зал на пол.
Никто не смел поднять свою голову.
А эти черти, виолончели, с безумием в глазах,
Рвали струны, скрежетали,
То рыдали и стонали,
Но я, выглядывая из-за лацкана пиджака,
Из под кожи видел,
Что все эти дамы беснуются внутри меня,
Беснуются, хотя горят внутри.
Давайте свет. Прожектор. Виолончель,
Она как женщина, так нежно встала,
Мелодию вселенской скорби заиграла
На своем лакированном плече.
Но плечо отпало, начало шататься,
А она, бедная, уже начинала скрежетать,
Вымучивать из себя звуки, растекаться,
Руки партитурами марать.
Она ревет, она катается по полу, стонет
И ее боль скрежещет на моих зубах,
"Разбиться, умереть". Может, и стоит
И примут ее, бедную, на небесах.
Друзья, мы - в лазарете.
Прислушайтесь - они все что-то шепчут,
Ведь все они - как женщины,
Которые
Не вынесли
Себя.