Задувает от Белого моря.
Бездыханно цветение мая:
Ароматы разорваны в клочья,
У черемухи вырвано жало.
Робкий жмется марлевый кустик
К кирпичам, накаленным ветром,
Не летают ранние осы.
Как стерильна весна, как пусты
Небеса ее! Пахнет белым -
Не былым, не яблоневым - морем,
И опять прозевали ночи
Соловьиную в сердце жалость.
> > >
Какая тягостная, ветреная сушь!
Как крылья мельниц попусту крутятся!
Так вихря сорного напрасно зоркий луч
Ощупывает мнимое богатство.
Округа заневестилась моя.
Уж яблони, зацветшие нечаянно,
Догнав черемуху, ждут первого дождя,
Смотрин и сговора, пчелиного венчанья.
Но оспой снеговой горит лицо.
Весна красна, а сердце не на месте.
Весь день гремит Садовое кольцо
Трамваем, маем, кровельною жестью.
> > >
Когда большой поэт прощелкивает рифму -
Рысак промахивает рытвину -
Экспресс проскакивает стрелку -
(Хромой отбрасывает палку),
Мне кажется, что я, как вспугнутая сойка,
Взлетаю вверх, чтобы с еловой ветки,
Закинув голову, следить, как тянет вдаль
Бесшумный жук стальную пару рельс.
И краткого гудка осекшаяся нота,
И быстрого дымка развеянная вата,
Уже за горизонтом - от Эвклида
Бегущая прямая
вот-вот сойдутся, слипнутся в попытке
создать тринадцатую ноту. Слышно!
> > >
Блокнот "коленного" формата,
Удобного для быстрых слепков
С натуры многосмертных ликов,
Скажем, для утренних записок
О том, что каша под подушкой,
А я приду сегодня раньше.
А я уйду однажды дальше,
Чем собиралась и чем нужно,
Недаром нынешнее лето
Частит и путается в датах,
Летит черемуховым цветом
На блеск каштановых хлопушек.
А я вернусь однажды позже,
Чем распускаются сиреней
На пыльной улице огарки
В каком-то диком изумленье
В каком-то мороке тревожном
В какой-то дрожи маскарадной.
Стишки манжетного формата,
Листки карманного размера
В блокнот для записей когда-то,
Для пущей завязи, наверно,
Сшивала я рукой неверной
Весной такой же невозвратной.
> > >
Примерно здесь
Примерно шесть
Однообразных лет
Назад
Я всматривалась в цвет
Коломна, твой... Летят
И ныне
Вдоль тех же стен
И с тех же яблонь заморенных
На этот, все еще зеленый,
В сметанной, каплями лепнине
Фасад -
Слепые лепестки,
Как соль на кресс-салат.
> > >
Мне никогда не успеть за весной.
Нет, не догнать! Как за старшей сестрой
Тянется, не дорастая, подросток
(Волоком, следом за бальным подолом,
С боем оторвана, заперта с ревом) -
В форточку голову - с цыпочек - с моста -
С крыши и выше, сквозь пыльную... Словом,
Вытерпев бурю бесслезную мая,
Ленточку белую в пальцах сжимаю
И - бесполезно! - лететь отпускаю
Я.
> > >
Не доверяй талантливости снов.
В них вещее попутано рекламой.
Их взгляду обреченная любовь
От нищих адюльтеров диорамы
Отшатывается в конце концов.
Ты только можешь, что запомнить цвет
И вес предметов, их шероховатость.
Не смей считать подаренных монет,
Они в ходу не здесь, прощенья нет
Тому, кто выторговывает радость.
А если он настиг и одолел,
Железный сон, жестокий сон без вклеек -
В окне вечернем помни, что алел
Шатровых башен силуэт. Еще алеет.
> > >
Час ласточек. Я их зову стрижами.
Острижен вечер. Пряди за ушами
Послушны, боль височная ровнее
Бежит по челку - я еще умею
Взглянуть из-под нее и дерзко, и печально
На новое свое обличье в мгле зеркальной.
С и р е н ь
Все не распустится сирень.
Ей, видно, боязно и лень.
На сквозняке дрожит июнь,
Стучится в комнату мою.
Клока остриженных небес
К зюйд-осту гонят норд и вест.
Хотя бы весточки какой
Мне с этой почтой скоростной!
П и в н о й ф е с т и в а л ь в М а р и и н с к о м
То распахну окно, то вновь закрою плотно,
То лету радуюсь, то по весне заплачу.
У соловьев кладбищенских работа
К концу, а в Мариинском только начали.
По два спектакля в день дает, запружена,
Как устье в нерест, площадь Театральная,
И охают горбы мостов, нагружены
Автомобильной ночью фестивальною.
Сам именинный торт фисташкового вкуса -
Храм муз осел в подсвеченной витрине,
И музы в нем... Но ни единой музы
Не вылетит ко мне: не наши именины
Справляет опера, заправленная тесно
Под корочку богатства и успеха.
Ах, как блестят глаза и лысина маэстро!
Как нерасчетливо он такт считает стеком!
В него я влюблена и пламенно, и верно.
Признаться не боюсь, уж раз антракт объявлен...
Он выбрит чисто, как младенец, в первом,
А во втором он синь, как туча, а в финале,
Когда Отелло кончит с Дездемоной,
И застрекочет двигателями площадь,
И по отелям развезут в бидонах
Остатки этой сладкой белой ночи,
А я достигну, не вообразивши толком
Его ни в фас, ни в профиль, середины
Дороги кладбищем - уж будет тут как тут он,
До глаз заросший, точно зэк, щетиной.
При соловье, дрожа от зависти и страсти,
Свидетельствую, ноты не сфальшивив:
У музыки такая сила власти -
Приставит к горлу нож и душу вынет.
> > >
Узкий двор. Два десятка теснящихся, рослых,
в темном бархате,
в каплях брильянтов,
в ропоте смутном
(кем, зачем и надолго ль мы собраны здесь, незнакомцы?)
представителей знатных фамилий, родов венценосных...
То улыбки сверкнут, то кинжалы - осторожное солнце
не решается выйти к ним хоть на минуту,
в щелку глянет и прячется:
Ах вы! Вольно вам!
...Это сброд мой дворовый, древесный дождем зачарован...
> > >
Благодатный дар июня -
Падает короткий дождь.
Пал. Затихли блеск и дрожь
В глубине листвы. Лагуне
Венец'янской юный дож
Отдал перстень обручальный.
Слезы сладкие печали -
Лейтесь, коли невтерпеж!
Б е л а я н о ч ь
Бело-белая, бело... Чтоб тебя!
Как овца тонкорунная шелковая,
Подошла, подвернулась под руку -
Крутобокая, волоокая -
Ночь. Окно распахнуть ли? В целости
И сохранности - ночь. Бесцельности
Жеста жажду и взгляда - млечности.
Безмятежности. Безупречности.
Без звезды во лбу - ночь (слепну, глядючи),
Без проплешинки (млею, глажучи),
Без примет (не гуляю, важничая,
От моста к мосту вдоль по набережным).
Без изъяну ночь (хоть бы камушек
Мне да в туфельку, ну а там бы уж -
Как по-писаному: волнуется
Под рукой рука и целуются
Со зарей заря.) Дело давнее.
Под окном жасмин, жемчуг плавленый.
От листа к листу - не шелохнутся! -
Шепот просится. Не дошептывается.
Недвижима ночь. Как на привязи.
Воздух густо-тих. Стих не вывезет
Дальше данности (хоть бы в ближний мне
Дачный пригород, строчку б выжила.
Было зарево. Воду залило.
Молоком текло, переваливало
Через край, залив - вроде вымени.
Было бело, как... Пусть без имени.
Было бело. Ночь! - Нет, не балую.
Не заманиваю, не выдаиваю.
В молоко желтка подмешав чуток,
Выключаю свет, теменной глазок.
Было бело...)
Чу! Голубее даль,
Зеленее - близь,
Колоколец - "дай!" -
Звякнул. Утро? День?
Как ни слаб раствор
Взгляда - кадр сей
Не загублен, двор -
Новоявлен, ночь -
Отбелела и -
Переступкой, прочь,
Бело-белая.
> > >
Льет и льет! Наслаждений запретных
Драгоценный напиток - холодное лето,
Наконец-то! Смакуй (ни малейшей надежды
На "погоду"...)
Эту тонкую влагу свободы.
> > >
Июль. За полдень. Жары и грозы междуцарствье.
Час после пекла и столько же до ненастья.
Два окна моих - настежь.
Ветер бежит, разметая кроны,
в объятия створок оконных
и коснувшись щеки мадонны
(Беллини, картон в белой рамке),
возвращается в сад играть в прятки
с солнцем... Из дупла своего, как из беседки,
сквозь оплетку плющевую, белую сетку
реек, ставших от ветхости живее плюща, -
старая фрейлина - я, за игрою инфант
наблюдая вполвзгляда
(так покойно, бестрепетно,
словно бы в складках плаща -
ни письма, ни кинжала, ни скляночки с ядом!),
над стихами минувшего века дремлю (или дня -
все одно)... О, как сладко, отрадно
в свежей пляшущей тени ронять
свои вздохи и букли
на исписанный чьей-то рукою
(своей, пусть уж так - если буквы
заплясали от радости) - лист!
Прогремело вдали.
О, как душно - не страшно - покойно!
> > >
Как в зале репетиционном,
Дождей атласный шорох в кронах.
По жести стук косков истертых,
Нестройный шум прыжков нетвердых.
Жасмин готов отдать цветение
Как пачки в стирку. Птичье пение
Все суше и казенней. Тренером -
При соловьятах соловей немой.
При солнце собранный ромашковый
Букет таращится дурашливо,
Но до своей аптечной мудрости
Ему не повезет додуматься.
И у меня все виснет, временное,
Недоуменно-неотбеленное,
Недокрахмаленное - перьями
Премьерной юбочки Жизелевой.
Н е ж н а я р а с п е в к а
Поет тромбон, тоскует слон.
Он нынче проглотил лимон.
В мягких тапочках в рояле
Мышки бегают по стали.
Нянчит грузчик скрипача,
В толстых пальцах силача
Колокольчик нежно дышит -
Больше ничего не слышу.
> > >
Под шум дождя...
Под утешительный шорох игл,
покалывающих мякоть листвы,
Додумаюсь (доведу расчет)
до промежуточной формулы счастья:
Если нельзя
Любить как жить и жить как любить, то способность сны
Помнить годами
Держит крепче корней на земле этой влажной, кормящей.
П р и х о д и т а в г у с т
Приходит август. Дарит вечер.
Прочь, белообморочная ночь!
Приходит врач. Еще не лечит,
Но взмах руки целебен - прочь
Все эти склянки, сказки, слезки,
Нестиранные марли, сны
Под капельницей света!
Острой
Во тьме, меж ребер, болью - с ним
Не страшно! - лба прохладой нежной
Приходит август, тот же, прежний.
> > >
Душа клена в листве.
А березы в коре.
А у дуба - в дупле,
Тополева - в метле
Поднебесной, в стволе -
Душа вяза, в смоле -
Душа сосен.
И почти на земле -
Душа лип, вдоль аллей
По цепи фонарей
Вставших, нити прямей
Путеводной, теней
Распустивших ручей
На дороге моей.
> > >
Не пускает тело душу,
Взоры липнут к зеркалам,
Но как сушит и как рушит
Лето - тела пыльный хлам!
Где ты, в золоте загара,
Отражение мое!
Углубилось и пропало.
Ты не вечно, мы не пара,
Тело - лета окоем.
Кроме взгляда, кроме кожи,
Ясно тающей с висков,
Кроме этой осторожной
Тени (и у лета - тоже),
Нет душе прочней оков.
Не пускает душу лето.
У березы три ребра:
Чешут, чешут гриву эту
Жесткой щеткою ветра.
> > >
Я помню август давности глубинной,
Тот возраст петушиный, голубиный -
Как грозди не созревшие рябины
Сквозь липовой листвы густую вязь,
Сквозь взрослых лет пустую перекличку,
Привычку жить, не вспоминать привычку
Сигналом пригородной электрички,
Сквозь полночь мчавшей, он наводит связь.
Как будто кто-то подошел вплотную,
Ладонью в стену - не сбежать! Не чую
Ног под собой... пугает? Нет, целует -
Весь мир как сливовая косточка во рту.
Не помню глаз, не помню рук, от ласк их -
Лакричный вкус... Не помню... Только август,
Спешащий мрак, и страх, и эту радость,
Что мой, что навсегда, вот так, вот тут!
И продолжать бы. Но непродолжаем,
Кто помним так, как будто воскрешаем.
Я б душу всю могла - на что душа им! -
За август выложить, владельцы глаз и рук.
Какая мгла! Как в первый раз, как омут
Вслепую пробуешь ногой... Не холод - голод
Сердечной мышцы болью сводит... Опыт
Удался - знай, что жизнь не удалась.
Я помню август, возраст, ускользнувший
В зазор меж жизнью и мечтой, блеснувший
Почтовым голубем и, если обманувший -
То не меня, депешей скоростной.
За двадцать лет ответа не составив,
Пустой конверт в глухую щель бросаю,
Не надписав "куда", "кому" - спасая
Коль не себя, то память, Бог со мной.
Какая мгла! Как молодеет тело...
Когда б не я, когда б я жить хотела...
За этот август, лишний в рамках темы
Заявленной - всю тему, всю дотла! -
За этот странный, нынешний, случайный,
Молчащий так, как будто тайну тайны
Под языком хранит... За это "Дай мне!" -
Да. Отдала.
Я б л о ч н ы й С п а с
Преображение. Весть благодатная
Осени. Лето из долгого - в краткое
Преображается.
В облачной кадке
Тонко мешаются
Горький и сладкий
Сорта винограда -
Ветер и солнце.
Яблоки - падают.
> > >
Мед на губах твоих, август!
Кисти рябин сорваны,
Брошены под ноги.
В стоптанной обуви
Войлочной, облачной
Резвый Гермес
Прошмыгнул огородом и садом,
Радуйтесь, радуйтесь!
Р я б и н а в е ч е р н я я
В августовских сумерках серьезных
У рябин сердечная усталость.
Преломленный тонкий луч березы
Не дает, а отбирает алость.
За закат, так быстро оталевший -
Кто бы там поворошил уголья! -
Борются в ночи почти кромешной
Две рябины с донорскою кровью.
Эти капли тяжелы, как гири
На весах, где свет и тьма без тары,
Без покровов жизнь и смерть, где в мире
Позакатном стрелка задрожала
И - к нулю. И затянуло пленкой
Свет очей твоих, рябина-жертва...
А фонарь, как санитар с клеенкой,
Покатил свой треугольник желтый.
Приклонившись, гаснет луч березы
Августовской полночью суровой.
Тризна света, невысокий звездник,
Две щепоти крошки известковой.
Р я б и н а у т р е н н я я
Рябина встретила рассвет.
Ее лицо горит, подъято
Для поцелуйного обряда,
А в сердце ни кровинки нет.
И в хлад ладоней жар ланит
Взяв - утро, пламенный жених,
Ласкает восхищенным взглядом
Воск юных черт, и сладким ядом
Налившись, вызревает цвет.
Р я б и н а п о л у д е н н а я
Изнемогая,
Ветром клонима,
В блеске и плеске
Пляшет рябина.
Серьги, мониста,
Кольца, запястья -
Звонкая тяжесть
Легкого счастья.
Словно взмахнув
Сорока рукавами
Стаей жар-птиц
Отрывается пламя -
Прочь от судьбы,
От орбит и кострищ! -
Словно с резьбы
Сорвалась и летишь,
Сто поясов
Распустивши по ветру
В кистях рябины
Лето-планета.
К р ы л е ч к о
У всякого человечка
Должно быть свое крылечко.
Желательно, голубое,
С перильцами (лучше без),
Из всякого сбитыми хлама -
Весло, оконная рама, -
Скрипящее под ногою,
С видом на сад и лес.
Где сядет, к груди коленки,
На третьей, верхней ступеньке
Сын, воротясь с рыбалки,
Вернувшись из города, дочь.
И если закат не поздний,
Как нынче - поскольку осень, -
И ветреный, слив и яблок
Метеоритный дождь,
Начавшись внезапно, стихнет.
Странно запахнет брусникой.
Рябин придорожных плети
Хлестнув, опадут, и мать
Подсядет, пряма, как пламя,
С тремя на коленях клубками
Белой и синей шерсти,
А желтый - не нам мотать.
> > >
В яблоневом космосе недвижном
Гравитационный морок длится.
Раненой отяжелевшей птицей -
Снова сумрак. В переплете книжном,
Кажется, зашит хрустящий остов.
Колос вызрел, сжат. Сюжет опростан.
М е л ь н и ц а М о ц а р т а
(несколько вариаций на тему Третьего
скрипичного концерта, соль мажор, KV 216)
1
Что так поздно, друг непозванный,
Гость последний, брат неузнанный?
Что ж так пусто нам и грустно тут,
И... Куда девалась музыка?
Вон, в углу - смахни-ка пыль с нее! -
У меня стареет техника...
А поставь-ка мне по-быстрому
Что-нибудь - ну, да что сверху там!
Это Моцарт. Не выискивай.
Ставь с начала, целый диск - его,
Барахлит колонка близкая -
Убери частоты низкие.
Осторожно, не небрежничай,
У меня иголка нежная,
Черной бархоткой с проплешиной
Прошурши от центра к внешнему
Краю... Что еще? Там трещина.
Придержи рычаг, заест еще...
Нет, ступай уже, пожалуйста
(Да на цыпочках)! - там пауза.
Скажешь, длинная? - Ну, пусть себе.
Сядь сюда. Как славно крутится!
Шу-шу-шу... - не толще усика
Комариного и - сузился -
Тонкой струйкой, мучкой рисовой,
В смеси с тресками и писками, -
Слышишь? - снят звук, первый, тускленький...
Никуда не делась музыка!
2
...Утопи иглу алмазную
В зыби матрицы пластмассовой.
Никуда не делась музыка
На дорожке звука узенькой.
Урони кольцо заветное
В омут мельничный под ветлами.
Слышишь, прыскают кузнечики,
Вскинув скрипочки на плечики?
По воде, от капель кольчатой,
Вышивает дождь игольчатый,
И плывет-не тонет лодочка
За кувшинками вдогоночку.
И смычок летучим лучиком
Водяную пыль игручую
Поднял, крутит, сыплет мучкою,
Соль мажорными трезвучиями...
...Растекается адажио,
Рябь по краю примораживая,
Расплетается, как кружево,
Тонкой ниткой, струйкой суженной.
Ах ты, мельница барочная!
...Распадается трехстрочие
Колкой крупкой многоточия...
...............
Скажешь, азбукою Морзе - звук?
- Это рано, это поздно, друг.
По-над зальцбургскими крышами,
Полотном прозрачно-вышитым,
Раскидавшимися волнами -
Восемнадцатый, исполненный
В час предсказанный, условленный,
Век плывет.
Поставь-ка снова мне...
3
Шу-шу-шу... - не толще усика...
Механизм стареет пусковый.
Хрипотца в гобоя партии.
Не плеврит ли гнойный... На тебе!
Друг мой, угол наш прохватывает.
Опоздали. Не двадцатый век.
Граммофоны, горла кутавшие,
В богадельнях, вроде тутошней.
Сквозняки гуляют завтрашние.
Звуки S o u n d'ом прокашливаются.
Соловей - что там мой "стерео"! -
Не соперник новой эре... Я -
Не поклонница, но кланяюсь
В пояс центру музыкальному
Семь червонцев вход на нынешний
Часовой концерт, а ты еще
После Моцартовой скрипочки
Через мост ползи улиточкой -
На извозчике протратишься...
Оттого, встречая, кланяешься.
.......... .
"Бис!" - здоровым теноровым
Битюгам квадрозвуковым!
Квадрюкам брюхоголовым!
"Сидюкам" пятидюймовым - "Yes"!
...Если «ля» слышней на Марсе
И конец пришел пластмассе,
Этим чудо-лепесткам
По космическим щелям
Отчего ж не рассоваться -
Без лицензии за двадцать,
По лицензии за сорок? -
- Паганини тоже дорог.
По гинее с носа - слышал? -
Генуэзец драл в Париже,
Гейне слушал, описал -
Полон лавочников зал...
Восемнадцатый, колесный,
Девятнадцатый, железный,
Наш - пластмассовый, бесклассовый...
...Ставьте цену, лейте слезы -
Не заплатим в вашу кассу
Ни сантима! По науке:
Близоруким карты в руки.
Век оптический (о, внуки!)
Разглядит любые звуки...
Гейне проще - с веком в ногу.
Не спеши так, ради бога,
Линз контактных и компактных
Дисков век!
(Слова, слова-то:
Не staccato -
Стекловата,
Стеклотара!)
Та-ра-ра-ра.
Я в двадцатом.
Виновата.
.........
...Шу-шу-шу - подвинь иголочку.
Угол сузился до щелочки.
Пулеметной этой строчечки
Свищут, с паузами, точечки...
4
...Скажешь, азбукою Морзе - звук?
Моцарт брал зерно из воздуха
И молол его без роздыха,
Вынув скрипку из-за пазухи.
Друг мой, я из этой азбуки.
Урони иглу алмазную.
Моцарт мерил мерой ясною
И, побегав за заказами,
Набело молол - и разве я
Белоручка - после Моцарта,
Этой мучки давшем досыта,
Чтоб до опыта, до опуса
Вхолостую крылья, лопасти -
В пустоте крутить над пропастью?
Он наставил ветряков
На сто сорок батраков.
На пятьсот моих веков
Наготовил он мешков.
Слух наполнен птичьим гомоном.
Кружкой сидра - воздух комнатный.
Не дослушаем, напомни мне:
"Час предсказанный, условленный".
5
Друг, нам не до нотной грамоты.
Тихо так, что я... запамятовала...
Грустно так, как я предчувствовала.
Ну, куда ж девалась музыка?
А! Куда б она, куда б она ни
подевалась - хоть бы в раковину,
В перламутровую скважину,
В невесомость густо-радужную,
В память лазерную, в сжатое
До предельной цифры атомной
Время, в лучик, тоньше лезвия,
В бездну (кругом будет бездна) - и
В этой плотности немыслимой,
Все собравшей до "брависсимо",
Семь веков хранящей в шкафчике,
Просто так, как ноги в тапочки,
Запустившей (знаем, охали!)
На пять дюймов сорок Кехелей,
На ладошке, тоньше инея,
Десять пальцев Паганиниевых
Удержавшей, - и такою вам,
До компакта упакованной,
Языком, слизнувшим вкусненькое -
От меня не спрятать музыку.
Это Моцарт. Третий, Зальцбургский.
Слушай рондо. Вал мой справится,
Крутит ровно. Не из зависти -
Похвалюсь: и детям нравится.
6
Слышишь мерный, водяной
Скриплый верт колесовой?
Чуешь плавный, ветряной
Мах смычковый над струной?
Жерновами - слышишь? - ходит
Деревянный духовой...
Ах ты, мельница барокко,
Не угнаться за тобой!
Плачешь пчелкой, жалишь-мучишь,
Сыплешь музычкой, как мучкой...
Никуда уж ей не деться,
Кроме - ярмарки воскресной:
Ходит валко, кружит важно
Пластик в чепчике бумажном -
- Та-а - та-ра-та-та,
Та-а - та-ра-та-та -
Это лодочник хмельной
Пляшет с мельника женой!
В черной юбке кружевной!
(Это, кажется, - гобой...)
Сколько кнопочек на флейте?
- Пляшут мельниковы дети:
Дочка в бархатном корсете,
Сын в любительском квартете,
Зять в расстегнутой жилетке...
Внук на крашеной лошадке...
Внучка в липовой карете...
И в заломленном картузе -
Тридцать три, за талер, круга!
(Никуда не делась му-зы-
-ка) - сам мельник, выгнав хмель,
Вертит эту карусель!
Скрип и хохот, свист и топот,
Устает тяжелый ворот...
Ш-шу... - и цепь оборвалась,
Прочь лошадка поплелась...
Все быстрее кружит лодка...
Над воронкой ждет иголка...
Плачут детки
- стоп, машинка!
Вот и кончилась пластинка.
Старый сторож у ворот
Ищет ключик, не найдет.
Мы с тобой, заслышав звон,
Осторожно кнопку жмем.
...Тихо-тихо, вздохом узника -
В глубину уходит музыка.
7
А куда б ни делась музыка -
На цепочке кружка-узница
У источника целебного
Зачерпнула б, прозвенела бы
Ободом о дно, - куда бы мы
Ни вошли с казенной жалобой,
Мол, не наши крутят мельницы, -
Дальше голоса не денется.
~ ~ ~
к о н е ц с б о р н и к а «Мельница Моцарта»