Нет, не ностальгическое настроение принудило меня написать свои воспоминания о далеком детстве и юности. А желание рассказать своим детям, внукам, всем кого интересуют судьбы сотен тысяч людей, волею или невольно, оказавшихся за бортом своего отечества.
А кто будет читать мои воспоминания? Дети, внуки читать не будут.
Не будут, потому что сегодня им это неинтересно. Быть может, став взрослыми, умудренными жизнью, возможно и прочтут. Уж так устроен человек. Для молодых интересно то, что касается их лично и сегодня, сейчас. Все, что было не с ними, неинтересно.
С возрастом изменяются взгляды, интересы. И хочется напомнить молодым: «не будьте Иванами, не помнящими родства, и слова Александра Сергеевича Пушкина, великого русского поэта: «…неуважение предков есть первый признак дикости и безнравственности».
Будут читать сверстники мои, чья прожитая жизнь чем-то была похожа на мою. Ностальгия не обойдет никого. Но тогда будет поздно. В зрелом возрасте, когда ничего уже исправить невозможно, останется довольствоваться воспоминаниями. Удивляться, восторгаться или сожалеть о прожитом. Так сказать посмотреть на себя, на прожитую жизнь со стороны. С точки зрения стороннего наблюдателя, оценивающего и переоценивающего события далекого прошлого.
Сопоставляя сегодняшнюю жизнь с прожитой, думаешь: а не похож ли ты на древнего ископаемого, не пора ли тебя сдать в музей для всеобщего обозрения, как экспонат не от мира сего?
Нет, не для того делюсь я своими воспоминаниями. Хочу, чтобы читатель мог сделать для себя вывод: что нужно, что можно использовать для своей жизни, чтобы не повторять ошибки прошлого, если хотите ошибки общества, и стать полезным и для себя и для окружающих, сопоставляя сегодняшнюю жизнь с прожитой.
Во всем, что произошло со мной в прошлом, повинен я сам и общество, действия которого, может быть, и с благими намерениями, но невольно, рикошетом отразились на мне и на многих других русских людях, которые были вынуждены покинуть свое отечество или родиться, воспитываться на чужбине. И при этом оставаться преданными своей Родине по национальному признаку.
Десятки тысяч русских людей приспосабливались, скитались, создавали новую жизнь там, на чужой земле. Несли с собой русскую культуру, русские традиции. Воспитывали своих детей преданными своей Родине России и православной вере, при этом сохранили свой исконно чистый русский язык, сберегли русскую литературу, любовно сохранили историю российского народа, своей страны. Вот об этом мне хочется вспомнить и поделиться воспоминаниями с моими молодыми читателями и друзьями, которыми, как и мной, распорядилась судьба. А в судьбах наших было много хорошего, незабываемого, ну и такого, чего и врагу своему не пожелаешь.
С глубокой благодарностью я вспоминаю людей, сыгравших значительную роль в моей жизни, в моей судьбе, определивших все, что достигнуто мною в жизни, и то, кем я стал ко времени написания этих строк.
В первую очередь хочу вспомнить моего попечителя необыкновенного человека, Владыку Иоанна архиепископа Шанхайского и Сан-францисского, основателя детского приюта имени Тихона Задонского, где прошло мое детство. Но об этом чуть позже.
Помню Валентину Апполинарьевну Вржосек, которая пеклась о моем здоровье. Как не вспомнить Шахматову М.А. и С.Л.Грановскую. Сколько хлопот стоило им, чтобы устроить меня в самый лучший госпиталь в Шанхае, заведующего детским приютом и моего учителя приготовительных (начальных) классов Владимира Ивановича Костерина, одного из воспитателей Николая Александровича. Покровского Николая Павловича и Путято. Они научили любить русскую литературу и историю России.
Прибыв на Родину, я повстречался с замечательными людьми: Ниной Васильевной Поспеловой, директором ревдинской школы, Иваном Григорьевичем Иваненко
Они привили мне любовь к учительскому труду. И теперь я стал педагогом. Теперь я в своем Отечестве и счастлив тем, что довелось сопереживать трудные послевоенные годы с моим народом, отчислять часть своего заработка в государственный заем для восстановления народного хозяйства. Принимать посильное участие в общественной работе города, в котором я живу. Повседневно трудиться на благо своей Родины. Рад, что могу встречаться с соотечественниками, вернувшимися из Китая, И каждая такая встреча это воспоминания о прожитых днях в далеком зарубежье.
И каждый раз:
Когда думаешь о Родине любимой,
Почему-то вспоминаешь про Китай.
Ведь я твой, и ты моя Россия!
Ну а душу бередит мою Шанхай.
Может быть, все потому что я родился
В Харбине (что тоже русский край).
И в реке я в Сунгари крестился.
Годы юности заполнил мне Шанхай.
Только есть в Манчжурии далекой
Избы русские, березок хоровод.
Там и Сунгари с Амуром слились.
Песни русские, там русский разговор.
Воздух там пропитан русским духом.
Колокольный звон по вечерам.
Я люблю Китай, тебя моя Россия.
Для меня вы Родина!
Любимый с детства край
ИЗ ДЕТСТВА
Свое детство я помню отдельными картинками. Только самые замечательные события остались в моей памяти. Помню, как однажды приехал отец из командировки в Шанхай и привез мне игрушечный барабан. Он был тяжелым, потому что был полон различных конфет. Помню мать, она лежала на подушках в больнице и улыбалась мне. В этот день, а точнее ночью, меня и Лёку подняли и на рикше привезли в госпиталь к матери. Запомнился проливной дождь, который шуршал по брезентовой крыше рикши, когда ехали к матери в больницу. Помню, как с Нилой лежали в постели после падения с качели в санатории. Сколько мне было тогда лет?
Мой отец – Федор Тарасович работал на КВЖД инженером. Мать с многодетным семейством распоряжалась дома. Каждому было дано определенное поручение по дому. Никого не обошли. Кому что, а Лизе поручили нянчиться со мной. Мне доверили регулярно и добросовестно утилизировать манную кашу и пить молоко. Судя по фотографии, я с поручением справлялся неплохо. Но вот политические события в Харбине, вынудили резко изменить жизнь семьи. Родители, не спросясь моего согласия, в 1930 году переехали в город Шанхай. Где все основательно устроились. Началась наша шанхайская жизнь, о которой я расскажу чуть позже.
Как выяснилось, потом, Валя была старше меня на двадцать шесть лет, а с братом у нас была разница в возрасте двадцать лет. Я знаю только четырех своих сестер: Валю, Лизу, Ангелину, Марианилу и одного брата Аркадия. Вообще же Валя утверждала, что я у матери был пятнадцатым ребенком.
Кто и где были другие, я не знал. Догадываюсь, что вероятно не последнюю роль сыграли пережитые войны. Русская – японская война, германская, то есть первая мировая и, наконец, 1917 год не обошли наш дом.
И так. По воспоминаниям Валентины. Я родился в 1928 году, где-то примерно в конце ноября. Поэтому то меня назвали в честь зимнего Николы. Меня не беспокоили ни мои года, ни мой возраст. Для меня было куда важней знать, что я прихожусь Лёке дядей, и что я старше его, хотя считали нас одногодками. Вероятно потому, что ростом мы были одинаковы. Лёка был сыном Валентины и родился 30 марта 1929 года. Это достоверно, так как у Леки было свидетельство о рождении, и при нем была его родная мать. А я без метрик и без родителей. Жил то у брата, а то у сестры Вали. Брат учился в Харбинском политехническом институте ХПИ. Жил на зарабатываемые деньги, которые получал за доставку харбинских газет, он развозил их утром и вечером подписчикам. Валя была уже замужем и жила со своей семьей, с сыном Алексеем (его все звали Лёкой) и мужем Сергеем – донским казаком.
Мы росли мальчишками, и ни чем особенно не отличались от прочих мальчишек. Играли в свои любимые игры: «казаки-разбойники», в лапту, любили гонять мяч, футбол, волейбол. Ну, во что могут играть мальчишки? Только мне повезло меньше, чем моему племяннику. В четыре года я упал с качелей, и это ограничило мои возможности в подвижных играх, заставило чаще обращаться к врачам, что составляло моим родственникам не мало хлопот и массу материальных проблем.
Я не жаловался на свои беды. Добрые люди, позаботились о моем здоровье. Благодаря английским врачам братьям Дан, я обрел возможность принимать участия в мальчишеских играх. В казаки-разбойники я не играл, и футбол не гонял, но зато непременно участвовал в таких играх как лапта, волейбол. Мне нравилось играть в лапту. Удивляюсь, почему современные мальчишки не имеют даже понятия об этой старинной русской игре. Она чем-то напоминает американский бейсбол, национальную игру американцев. Играют командами. Игра достаточно азартна и подвижна. Развивает глазомер, ловкость. Как только выдается свободное время, мальчишки играли в лапту во дворе. Девочки принимали участие только за редким исключением. Им бы только куклы. Между прочим, Людмила (жена брата, девичья фамилия Баженова), мы ее называли тетей Михой, рассказывала, что я тоже играл в куклы. Глядя на то, как я укладывал куклу спать, стало ясно, как Лиза укладывает меня спать. Лизе было поручено следить за мной и нянчить меня, как младшего. В семье было заведено: старшие занимаются младшими. Вот Лиза должна была укладывать меня спать. Если при этом возникали «проблемы», то она шлепала меня. Точно также поступал и я, укладывая куклу спать.
После смерти родителей в 1932 году остался жить у старшей сестры Валентины. Жил вместе с ее сыном Лекой. Дяде Коле (т.е. мне) тогда было 4 года, а племяннику 3 года и 7 месяцев. Ростом были одинаковы, но все равно дядя был старше и это было для меня очень важно. Жили на «Route Vallon» (Валон терас). Сестра и ее муж работали, так что нас частенько оставляли хозяйничать самостоятельно. Нам очень хотелось заняться полезным делом. И вот предстал случай: есть краска, есть скамейка можно заняться полезным делом. Но в итоге взрослые не оценили наших благих намерений и решили, что хватит этой детской инициативы.
Мы хотели сделать как лучше, а получилось как всегда: а виновата во всем была банка с белой эмалью, которая стояла рядом с облезлой, старой скамейкой. Ну почему не сделать скамейку красивой? Подумали мы и сделали. Взяли и покрасили. Красили вдвоем, очень старались. Когда выкрасили то, увидели, что коричневый пол весь в крапинку стал. Что делать? Размазали белые крапинку по полу и накрыли газетой. Скамейку поставили на газетку, чтобы сразу обратили внимание на нашу красивую работу. И обратили…
Нас долго отмачивали в горячей воде, оттирали от следов доброго намерения.
Надо заметить, что взрослые часто не понимают благих намерений малышей и за их добрые дела часто наказывают не справедливо. К примеру, приведу случай с моим маленьким внуком Сашей. Ему тоже было четыре года. Родители вместе с ним пошли на праздничный концерт, который давали артисты на открытой площади города. Папа с мамой не обиженные ростом стояли поодаль от сцены, и все прекрасно видели и слышали, а Саша ростом не более метра из-за зрителей, стоявших впереди ничего не видел. Что надо было сделать? Подойти ближе к сцене. Что он и сделал. Кончился концерт. Родители потеряли свое дите и заволновались. Саша не найдя своих дорогих разревелся. Дядя милиционер объявил по радио: «Кто потерял ребенка» и тут же ребенок был найден, а я бы сказал, что найдены, были родители. Скажите, кто виноват и кого надо было наказывать?
Дома устроили разборки. Папа всегда прав и взялся за ремень с намерением воспитать своего сына. Я заступился за своего внука и избавил его от экзекуции. Счел, что, во-первых, ребенок достаточно переволновался из-за разгильдяйства родителей, следовательно, по справедливости. Выпороть надо было бы обоих и папу, и маму. Дяди и тети, папы и мамы, думайте, прежде чем…
В общем, после того как меня отмыли от краски, решили отправить в санаторий свежим воздухом дышать. Там я упал и повредил себе позвоночник. Отдали меня на лечение доктору Роботу во французский госпиталь «Santa Maria», что на улице «Route Pere Robert». Госпиталь в основном был рассчитан для малоимущих. Поэтому здесь лечение было бесплатное. Пролежал в госпитале год. В результате неудачного лечения выписали. Стал жить у брата Аркадия. У брата была своя семья. Росла дочь Галина. Пришла другая беда. Галинка заболела детским параличом. Стало не до меня. Обратились к Владыке Иоанну за помощью. Владыка поручил воспитателю приюта Виктору взять меня и устроить в приют.
Я позволю себе сделать маленькое отступление от своего повествования. Людмила – мать Галинки обратилась к врачам, врачи отказались лечить ребенка. Мотивировали, что лечение бесполезно, очень дорогое и надежды на положительный исход нет никакой. Один из врачей посоветовал ей: поможет только солнце, воздух и вода. При этом если хватит у матери упорства и настойчивости, то он со своей стороны будет оказывать ей всяческую поддержку. Так Людмила стала заниматься с дочерью и утром и вечером гимнастикой, массажем, делать ванны с морской солью, ездила ежедневно в больницу на сеанс «горного солнца» (кварцевания). И результат сказался, но не сразу. Девочке вернулась речь, и хотя она постоянно носила ортопедические сапожки, самостоятельно стала ходить и даже бегать. В 10 лет Галя поступила учиться в первый приго¬товительный класс Русской гимназии «Лиги русских женщин».
Для этого матери потребовалось шесть лет упорно самостоятельно лечить свою дочь.
Я говорю об этом, потому что не раз видел подобных ребятишек, которых родители возят в колясках или в инвалидных креслах, а то просто от них отказывались. Людмила Львовна получила медицинское образование, стала хирургической сестрой. Занимаясь лечебной гимнастикой со своей дочуркой, сохранила свою стройную фигуру спортсменки. Даже в старости, глядя на ее фигуру, никто не давал ей ее года.
А у меня, с 1935 года началась моя приютская жизнь. Мне повезло в том, что при детском приюте в качестве воспитательницы у девочек, была моя сестра Валентина. Здесь же был и ее сын Лека, мои сестрички Нила и Ангелина. О приюте Святого Тихона Задонского еще будет пространный разговор впереди, а потому хочу, поставит здесь точку.
ШАНХАЙ
За прошедшие пятьдесят лет, как я его покинул, он очень изменился. Сегодня он больше походит на Нью-Йорк, с огромными небоскребами. Разросся город и в длину, и вширь, и в высь, и даже врос глубоко в землю. Раньше его площадь составляла порядка 900 квадратных километров. А теперь? Его население приблизилось к 20 миллионам жителей. Это по официальным данным, но утверждают, что проживает в Шанхае сейчас значительно больше.
Город Шанхай это промышленный, транспортный, и торговый центр Китая. С трехъярусными транспортными магистралями. Один из крупнейших городов, и пятый по значимости порт мира.
История Шанхая началась в 3 веке до н.э. Его главная улица «Nanking road» пролегает с Запада на Восток, где Сучауский канал впадает в реку Вампу, и стыкуется с проспектом Сун Ян Сен (бывший Bund), расположенным вдоль берега реки Вампу.
Пешим по Бродвею,
Прошагал на Банд до Гарден Бридж.
И по Банду ехал, сидя в рикше,
Мимо банков и сверкающих афиш.
А трамвай с рю Консуля, с авеню Жоффра
Прикатил на авеню Альберт.
Там в «кукушке» ехал до Поль Хенри,
Чтоб до рю Лортон потом пройти пешком.
На углу том я остановился,
Кафедральный увидав собор.
Шляпу снял и низко поклонился.
Вот такой был с памятью интимный разговор.
По Нанькинскому договору 1842 года, навязанному англичанами китайскому правительству, Шанхай стал открытым городом и был разбит на территории. Так образовался в 1843 году английский сентлемент, а в конце 19 века была образована французская концессия. Город наводнили иностранцы со всего света.
ОККУПАЦИЯ
Если проследить историю Китая, то можно заметить, что Китай часто воевал. Революция сменяла другую революцию, восстание следовало за восстанием.
С 1937 по 1945 год Китай оккупировали японцы. Это уже на моей памяти. Помню, как рано утром, приблизительно в мае 1939 года меня разбудил треск пулеметной стрельбы. Гоминдановские войска Чжан Кай Ши отступали. Японцы, захватив северную часть страны – Манчжурию, теперь вступали в город.
Для обороны населения были созданы отряды дружинников, так называемые Пао-Ча. Иностранцев обороняли английские моряки, американские солдаты и русские волонтеры под французским флагом.
Помню, это был
Тридцать девятый …май…весна…
День на рассвете… пять утра.
А за окном гремит война.
Во всю стрекочет пулемет
И воет в небе самолет.
Б-29, не спеша, с эмблемой «белая звезда»
Летит и воет, смерть неся. …
Бомбит Путунг, Вейсайд, Лун-Хуа.
За ним разрывов череда,
Зениток частая стрельба.
Серены вой, китайцев строй.
Спешат в убежище толпой.
Дружинник, здешний Пао-Ча,
Тебя не пустит от себя.
Велит дождаться с ним отбой.
Помню мальчишеские забавы, которые не доводили до добра. Ребята считали большим шиком придти в школу опутанным расстрелянными пулеметными лентами или похвастаться найденными целыми снарядами, осколками бомб.
Мальчишек шумная гурьба
Не ждет отбоя никогда.
И в рассыпную кто куда,
Где бомбы ухают, стрельба,
Искать трофеи для себя.
Осколки бомб и пуль не в счет.
И даже целый пулемет.
Все тащит в школу детвора,
А сколько бед несет она.
Виновна в том опять война!
Был у меня приятель, Борька С. Он нашел револьвер с патронами, и мы решили проверить его убойную силу. Установили у него в комнате, на столе несколько толстых справочников, словарей и с двух – трех метров выстрелили в эти толстенные книги. Раздался оглушительный взрыв. Пуля застряла в последней книге. Нам показалось этого мало. Решили испробовать на кирпичном заборе. Борис взял длинный гвоздь в руку, а пулю заложил в щель между кирпичами. Удар, еще удар по капсюлю. Пуля взорвалась и полетела в сторону Бориса
поранив ему ладошку. Или еще другой случай, Коля М. решил добыть свинец из авиационного снаряда. Расплавить свинец надумал в печке школьной кухни. Кончилось тем, что снаряд взорвался и опрокинул огромную кастрюлю, разворотил часть плиты. В итоге: опалил свое лицо и оставил всех школьников без обеда.
А в городе тем временем свирепствовала новая власть, марионеточного правительства во главе с Ван Чин Веем. Жандармы велели всем, оставшимся в стране иностранцам, надеть красные нарукавные повязки: с буквой «А» американцам и с буквой «В» англичанам. Лиц еврейской национальности выселили на окраину города в «Вейсайд», заставили пришить шестиугольную эмблему.
Полицейские периодически блокировали кварталы города, проверяли у прохожих документы. Если у кого-либо не оказывалось справки о прививках, то тут же делали укол и от столбняка, и от тифа, и от холеры и все за один раз. Неважно, были ли вам сделаны прививки раньше или нет. Получай новую справку и иди с Богом
Граждан с советским подданством, увольняли с работы. При советском клубе организовали биржу труда, чтобы временными заработками материально поддержать семьи безработных граждан. Через кооперативный магазин им отпускали дешевые продукты.
Немало доставалось и местному, китайскому населению. В городе была введена карточная система, по которой выделяли продукты. Для китайцев это был один перечень продуктов, а для европейцев другой. Чтобы приобрести по карточке продукты, китайцы выстаивали длинные очереди на улице.
Китайцев ограничивали мукой, жирами и некоторыми другими продуктами, а европейцев рисом. Особого недостатка в пищевых продуктах европейцы не ощущали.
Прямо на одежде у китайца мелом помечали номер очереди, и не дай Бог выйти из очереди. Можно было получить удар резиновой палкой и оказаться последним в очереди. Это значит - вообще остаться без масла. Европейцам было проще. Во-первых, приобрести продукты можно было в магазине, согласно расписанию, и не выстаивать в длинных очередях. Каждый житель был закреплен за определенным продовольственным магазином, и таким образом завоз продуктов в магазин был с учетом потребителей.
Американские самолеты бомбили город в основном в светлое время суток. Бомбили аккуратно. Все больше окраины города, где были сосредоточены промышленные предприятия и жизненно важные, стратегические объекты. Так что центр города не пострадал. Больше всего население страдало от разрывов зенитных снарядов. Японцы размещали зенитные батареи на небоскребах в центре города. Разорвавшиеся снаряды, осколки, летели прохожим на голову, поэтому Пао-Ча заставляли прохожих прижиматься к стене здания.
1945 год Германия капитулировала. В России праздновали победу над фашистской Германией. Правительство СССР объявило войну Японии. В Манчжурию или как ее переименовали японцы, в государство Ман–Чжу–Ди-Го, вступили советские войска.
Жители Шанхая еще ничего об этом не знали, так как радиоприемники принимали сигналы только немецкой и японской радиостанций. Была и советская радиостанция «Голос
Родины», но ее к этому времени закрыли. И последние известия узнавали с большим опозданием. Администрация города держала в секрете то, что вторая Мировая Война, по сути дела, окончена.
Запомнился мне такой эпизод. Одна из японских фирм решила подарить коллективу советских граждан два грузовика антрацита. Уголь привезли в центральный клуб, который находился на avenue Foch. Но подарок не приняли под тем предлогом, что СССР находится в состоянии войны с Японией. Тогда уголь свалили на территории клуба. Обратились в посольство за разъяснением. И вскоре прибыли японские солдаты. Клуб опечатали, у входа поставили часового. Ни в клуб, ни из клуба никого не выпускали. Председатель советского общества Фетисов и председатель правления клуба Валин, и все, кто был в это время в клубе, подверглись, так сказать, домашнему аресту. Их держали там несколько дней, до выяснения личности. Некоторых потом выпустили.
Однако к вечеру 9-го мая 1945 года в городе прошел слух о капитуляции Германии, и возникла стихийно демонстрация в честь окончания войны и победы над фашистами. Городские власти усилили охрану города, а демонстрантов стали вылавливать, сажать в грузовики и увозить в жандармерию. Таким образом, демонстрация была разогнана. А участников, кого привезли в жандармерию, продержали всю ночь в тюремной камере. Некоторых избивали резиновыми дубинками. Об этом я услышал от Натальи Ильиной, советской журналистки, которая тоже оказалась вместе с другими в жандармерии. Там начальник тюрьмы, желая, видимо, попугать задержанных, демонстрировал, как они допрашивают пленных. Это были жестокие пытки: загоняли иглы под ногти пальцев кистей рук, прижигали раскуренную папиросу к телу допрашиваемого и т.д.
В то время под арестом оказались два американских летчика сбитого американского самолета над Шанхаем. И жандарм демонстрировал пытки над пленными летчиками. Жестокости им было не занимать.
Япония капитулировала, и все русские граждане праздновали победу в Великой Отечественной войне. Победу над фашисткой Германией и империалистической Японией. В клубе состоялся торжественный митинг. В этот день были распроданы все красные гвоздики. Каждый хотел обязательно иметь в петлице именно красную гвоздику. Каждый встречный поздравлял с днем великой победы. И в соборе Владыка совершил торжественный молебен в честь спасения России от фашизма.
Мы долго ждали, все ж пришла,
Та, сорок пятого весна.
За ней и осень подошла, когда
Фашистам головы снесли
И самураев извели…
Да будет мир теперь всегда.
Война лишь в шахматах нужна.
Трофеи в спорте добывать.
Детей так надо воспитать
Нельзя войну нам забывать.
Погибшим надо честь воздать.
Чтоб не вернуть войну нам вспять,
Мир надо зорко охранять.
В город вошли войска Соединенных Штатов. Марионе¬точное правительство сдало город американцам. На рейде стояли американские военные корабли. Прибыл и Чжан-Кай-Ши
Толпы китайцев торжественно встречали новое правительство. В городе налаживалась мирная жизнь с новыми порядками.
ЯНКИ В ГОРОДЕ
Шанхай заполонили Янки: моряки с военных кораблей, летчики и прочие военнослужащие США, На аэродромах и над городом летали американские самолеты. По городу курсировали военные «студибейкеры и джипы.
И вот что любопытно: стоило тебе поднять руку и показать, куда тебе надо ехать, грузовик с солдатами или порожний останавливался, усаживал тебя и двигался в нужном направлении, пока не попросишь, чтобы тебя высадили. Меня выручал английский язык, которым не плохо владел. Я часто использовал военный транспорт, чтобы не идти домой пешком.
Бывало и так: ребятам хотелось побывать на аэродроме, поглядеть на самолеты. Наша школа – Коммерческое училище находилось почти на окраине города. Мимо нас часто проезжали военные грузовики, направлявшиеся на военный аэродром. Ребята останавливали грузовик и просили подвести их в сторону «Лунхуа», где был расположен военный аэродром. Солдат – американец брал нас и подвозил до границы зоны. Подъехав к каналу «Зикавей» он предупреждал, что дальше везти нас не может. Я уговаривал его подвести к проходной и там нас высадить. У проходной он сказал постовому, что в грузовике сидят ребята школьники. Я просил офицера пропустить нас посмотреть самолеты. Дежурный поручил одному из подчиненных провести экскурсию для нас.
Нас подвезли к большому бомбардировщику типа «Douglas». Я все это время был рядом с летчиком, а ребята расползлись как тараканы. Экскурсовод – солдат показал и самолеты, и свою казарму. Жили летчики по двое в комнате в специально отстроенном помещении. Потом сводил в кантин (буфет), набрал там шоколаду, конфет, «chewing gum» для меня и отвез на проходную, там с попутной машиной меня отправили домой.
А однажды, мы также напросились подвезти нас парней к аэродрому. На сей раз, солдат оказался несговорчивым. Довез нас только до моста через канал и высадил. Здесь охрану обеспечивали китайские часовые. Китайца мы не смогли уговорить, чтобы пропустил нас к проходной. Стали его расспрашивать про эмблемы, значки, его пуговицы, которые были на его форме. Одним словом «заговаривали ему зубы». Тем временем вытащили у него из обоих патронажей четыре магазина к автомату и решили пробираться на аэродром самостоятельно. Под мостом подползли к насыпи, и по этой высокой насыпи поднялись до проволочного заграждения, окружавшего территорию аэродрома. Китайский часовой, в ста метрах от нас, заметил и поднял пальбу в воздух. Поднял тревогу. Мы успели перелезть через ограду и увидели, что в нашу сторону направляется американский джип. Рядом был како-то люк. Быстро залезли в этот люк, чтобы отсидеться. Когда пригляделись, то поняли, что это подземные ходы, ведущие в сторону аэродрома. Решили, что прошло порядочно времени, американцы нас потеряли. Прошли по подземному коридору до другого ближайшего люка. Послали на разведку одного из парней и ждем. Наш разведчик пропал. Послали следующего выяснить – в чем дело. Не дождались и второго разведчика. Тогда решили идти все вместе. Гуськом, друг за другом проследовали до другого соседнего люка, чтобы выбраться на волю. Поочередно стали выбираться из подземелья, рассчитывая на свою безнаказанность.
вылезаем наружу. И как только покажется голова парня из люка, американский солдат патруля тут же, за шиворот вытаскивает парня и в машину. Так всех нас десятерых переловили как сусликов, переписали наши адреса и всех развезли по домам, чтобы снова не могли появиться на территории аэродрома.
Однажды парни нашего двора играли в мяч, к нам подъехал капитан корабля. Обратился с просьбой показать ему достопримечательности города. Поскольку я лучше всех владел английским, с разрешения моей сестры, вызвался выполнить его просьбу. Мы познакомились, и я целый день ездил с ним по городу. Показывал ему памятники Шанхая и его достопримечательности. Он свозил меня в армейский клуб, там мы пообедали. Потом предложил мне посетить кинозал, где целый день демонстрировались кинофильмы. Распрощавшись, капитан дал мне свою визитную карточку и пригласил на предстоящий праздник военно-морского флота США. В назначенный день мне следовало придти на пристань, и меня доставят на корабль.
На пристани я ждал, что кто-нибудь подойдет ко мне, а по радио в это время приглашали всех гостей занять места на катере. Я не слушал радио, да и понять американскую речь мне было непривычно. Это как русскому разговаривать с украинцем, тоже с непривычки не все разберешь.
Вероятно, капитан, не дождавшись меня, объявил поиск моей персоны. Ко мне подошел морячек и спрашивает:
«Ты Ник?» «Да», - отвечаю.
И предложил мне сесть на катер. Меня доставили на корабль. Поскольку на катере я прибыл один, то все присутствующие с любопытством разглядывали, что за важную персону так долго дожидались.
В большой кают-компании был накрыт длинный стол, уставлены приборы по числу приглашенных гостей. На каждой тарелочке стояла табличка с именем гостя.
Распорядитель праздника рассаживал гостей и помог мне найти мою табличку. Все гости усаживались за стол, каждый на отведенном для него месте.
Честно говоря, я несколько растерялся в непривычной для меня обстановке. Представьте себе длинный стол, покрытый белоснежной скатертью с множеством приборов. Что делать с ними, с чего начинать? Перед тобой большая мелкая тарелка, возле тарелки ряд фужеров, бокалов, рюмок средней величины, маленькие. Мало того, справа у тарелки три разной величины ножа, слева три разных вилки, большая, средняя и маленькая. За тарелкой три ложки и тоже большая, средняя и маленькая. Решил делать то, что будет делать гость, сидящий напротив меня.
Стол с гостями обслуживали негры, одетые во все белое. Подносили каждому горячие блюда. Я выбрал кусочек отбивной с косточкой, гарнир каждый брал сам из блюд расположенных вдоль стола. Чтобы не попасть впросак, брал то, что клал на свою тарелку гость, сидящий напротив. Негр официант наполнил мой фужер соком, в бокал налил красного вина, в рюмку налили виски, а самую маленькую рюмочку наполнил коньяком. После нескольких торжественных тостов хозяева и гости, разговорились, перезнакомились. После каждого тоста, я поднимал бокал, наполненный вместо горячительных напитков лимонадом или соком. Мой шеф–официант следил за тем, чтобы бокалы не были пустыми, периодически их наполнял.
И надо же было соседу справа заговорить со мной. Я увлекся разговором, жестикулируя руками, положил вилку с ножом, на тарелку, где еще лежала не съеденная аппетитная отбивная. Мой шеф–официант незаметно убрал мою тарелку, заменил ее другой чистой, тарелкой и предложил мне другое блюдо. Ясно, что теперь мне отбивную больше уже не предложат.
Мой конфуз не был замечен. Но я извлек из этого урок для себя на будущее: держи приборы всегда в руке, не клади их на тарелку, пока не съел ее содержимое.
После обеда мой знакомый капитан корабля, понимая, что мне среди важных дядей и тетей будет скучно, предусмотрительно поручил меня одному из морячков с тем, чтобы он развлекал меня. С ним я побывал на концерте, который дали приглашенные артисты, посмотрели кинофильм. Он показал мне весь корабль. Меня удивила баня (wash room)
на корабле. Можно войти, сбросить всю одежду в стиральную машину, затем уложить в гладильное устройство, которое высушит одежду и выгладит ее.
Немалый восторг вызвала у меня мастерская, где при необходимости можно произвести все ремонтные операции. Для этого все инструменты: циркулярка, дрель и даже станки работали от сжатого воздуха. На полу, как змеи, извивались шланги под давлением воздуха, эти шланги были подведены к механизмам.
Потом мы пошли на радиоузел крутили там пластинки и слушали музыку. Музыку транслировалась на весь корабль. Настало время прощаться и отправляться домой. Гости усаживались на катер. Меня опять потеряли. Дежурный на вахте несколько раз приглашал меня на отплывающий катер. Я не обращал внимания на объявления. Мой сопровождающий, наконец, спрашивает: "По радио разыскивают "Ника", "это не тебя ли ищут?" Конечно меня! Так я опять задержал катер с гостями, но на этот раз катер без меня не ушел. Я распрощался с капитаном. Поблагодарил за чудесный праздник и отплыл вместе со всеми гостями домой на берег.
Позже я много раз бывал на корабле, и всякий раз, происходил со мной какой-нибудь конфуз.
Как-то после школьных уроков, решил побывать на корабле. Пришел на пристань, где причаливали военные катера, предъявил визитную карточку капитана, и меня доставили на корабль «RL-18». День был будний, на корабле проходили занятия. Капитан проводил занятия с моряками. Матросы сидели за столом, некоторые расположили ноги в здоровенных ботинках прямо на столе, капитан наблюдал за сборкой и
разборкой револьвера. Я присел в сторонке, чтобы никому не мешать. Вдруг открывается окно и кок предлагает испечь для меня яблочный пирог. Я вежливо отказался. Подумал, что будет нескромно с моей стороны, если кок специально испечет для меня пирог. После занятий окно снова открылось, и кок пригласил всех к чаю с яблочным пирогом. Мне уже пирога не предлагали. Я ведь отказался!
Капитан пригласил меня в свою каюту. Пришли два его помощника - офицера, чтобы пополдничать. Капитан нажал кнопку, и в открывшееся окно выглянул кок, которому заказали для всех яичницу, по чашке кофе и графин мандаринового сока. Меня спросили, что буду пить. Недолго думая, попросил чашку чая. Заказали чай. Уже все съели свой полдник, выпили кофе, запили соком, а мне так и не принесли чая. Капитан несколько раз справлялся насчет чая. Обещали: «Сейчас будет». Еще сидим, ждем, а чая все нет. Из вежливости помощники не уходили из-за стола. Наконец им надоело ждать, извинившись, ушли. В каюту постучали. Вошел рядовой матрос. Отдав честь старшему по званию, доложил: «В камбузе остался всего один ящик чая. Что прикажете с ним делать?». Капитан чуть не взорвался. На корабле никто не мог додуматься, что кому-то понабилось выпить чашку чая. Так и думали, что надо ящик чая куда-то отправить. А он то последний. Я сгорал от стыда. Уши мои горели огнем. Я готов был провалиться сквозь бронированное дно корабля.
ЧИФАН
Ходить в школу было очень далеко. Детский приют находился на улице «Victor Emanuel 3» а коммерческое училище находилось почти в самом конце улицы «Avenue Patain», это сорок пять минут пути пешком.
Транспорт, конечно, был. Но надо было платить за проезд. Такую роскошь мы, приютяне, себе позволить не могли. Автобусы, трамваи, «кукушки» (так назывались троллейбусы), «педикабы» (двух или одно местные сидения на трехколесном велосипеде), или «лампацо» (рикша), все это было не про нашу честь. Топали пешком, маршрут был примерно один и тот же: Victor Emmanuel 3, avenue Albert, Zikawei, Prosper Paris, avenue Petain. Проходили мимо небоскребов, роскошных коттеджей, магазинов и китайских фанз.
Бывало, разбогатеешь, обретешь несколько центов, можешь позволить себе проехаться на трамвае. Но! Был большой соблазн съесть рисовую пампушку с лепешкой.
Между прочим, рис готовить так, как его готовят китайцы, никто из русских не умеет. Тут надо знать
особенности каждого сорта риса, во-первых; во-вторых, его готовят только на пару. В Огромное сито насыпают промытый рис, сито устанавливают над большим котлом, в котором постоянно кипит вода. Порцию риса торговец достает рукой, кладет ее на полотенце, уминает и придает ей яйцеобразную форму. По вашему желанию посыпает тростниковым сахаром, или солью, а внутрь поместит лепешку.
Лепешка изготавливается в виде двух длинных растянутых лент из теста, их сплетают и жарят в кипящем растительном масле. Готовую лепешку достают бамбуковыми палочками. Горячую лепешку засовывает в рисовую пампушку. Пампушка руки обжигает, ешь ее на ходу, пока идешь в школу. В общем - лучше один раз попробовать, чем сто раз прочитать
Горячую пищу тоже можно было купить у китайца с «ходячей кухней». Он носил ее на коромысле через плечо. Конструкция кухни состояла из двух секций: на одной находился котел с кипящей водой или маслом, установленным над хибачем, и дровишки. Над его головой была полочка с некоторыми заготовленными блюдами: лапша, позы (манты), туфа (творожная масса из бобового молока). Другая секция имела много ящичков с полуфабрикатами. По вашему заказу, в вашем присутствии будет приготовлен обед. Подаст вам пиалу и бамбуковые палочки куйцзы. Ешьте на здоровье с аппетитом.
Нам, мальчишкам, запрещали покупать что-либо съестное у китайцев, под тем предлогом, что пища приготовлена в антисанитарных условиях. Боялись холеры и тифа. Но мы ели, и ничего не случалось с нами, зато очень было вкусно.
Китайскую пищу, чифан, не сравнить ни с какой другой. Есть ее надо бамбуковыми или костяными палочками куйцзы. Мне пришлось многое попробовать, но от некоторый блюд я все же отказывался. Например: гусиные яйца, вымазанные в навозе с соломой, пролежавшие не один месяц в плетеной корзинке. Расколешь яйцо пополам, ножом, а там крутой белок черного цвета, желток оранжево - желтый. У меня они не вызывали аппетита.
В основном китайцы едят рис с добавлением мяса, или рыбы, креветок, крабов, сушеных осьминогов. Много употребляют зелени, жареных бобов. Капуста у них не качанная, а длинной формы. Очень любил отварную кукурузу, кочаны сваривали в соленой воде. Соевые бобы в самых разных видах. Из них делают и молоко. В пищу добавляют сою. Много разных пампушек, лепешек, сладких, соленых, с маком или тмином. Хлеб ржаной или пшеничный «Мямбо». Я его на столе за обедом никогда не видел. Употребляют хлеб в исключительных случаях и очень мало.
МИРНАЯ ЖИЗНЬ
С установлением новой власти в Шанхае стали демонстрировать в кинотеатрах советские фильмы, которые проходили с аншлагом. Приобрести билет на сеанс советского кинофильма было непросто «Первый экран» всегда проходил в самом престижном театре "Majestic". В театре оперы и балета “Lyceum” можно было послушать русскую оперу, посмотреть русский балет. Ставили и Музыкальные спектакли, оперетты с участием замечательных артистов: Екатерины Орловой, В.Валина, Юры Савельева, Томского. Там я впервые посетил оперу «Князь Игорь» и балет «Лебединое озеро» П.И.Чайковского.
Однажды в театр «Lyceum» пришли советские офицеры при полной парадной форме. На груди ордена и медали. Когда они вошли в зал, вся публика в партере встала. Нашлись и такие зрители, которые не смогли побороть своего любопытства. Руками пощупали ткань, из которой была сшита форма. Ведь чего только не говорили о советской России. Немецкая пропаганда работала, распространяла всякую небылицу о Советской Армии и о жизни в СССР.
Мы, мальчишки, любили посещать американские и английские кинофильмы «G-Men» и ужастики «Дракулы», «Вампир», и конечно, мультипликационные фильмы, которые демонстрировались в кинотеатре «Cathay» что на углу улиц Cardinal Mersiea и Avenue Joffre. В театрах «Париж», «Лафайет», «Гранд» и в самом дешевом китайском кинотеатре «Кю-Синг». Чтобы раздобыть сорок центов, я приходил к Ангелине и она, как-то догадывалась, что мне нужно денег на кино и мороженное. Ходили в кино на дневные сеансы, в любую погоду. Помню, пошли мы с ребятами в кинотеатр «Париж» на мультипликационный, цветной кинофильм Walt Disney «Snow white», («Белоснежка и семь гномов»). Шел проливной дождь. Вымокли до ниточки. Пока смотрели фильм, высохли.
СОВЕТСКИЙ СПОРТИВНЫЙ КЛУБ
В городе силами советских граждан был выстроен спортивный стадион, клуб «ССК». Его спортзал при необходимости трансформировался в концертный или кинозал, где свободно могли разместиться порядка 500 зрителей. Здесь же было кафе. Граждане приходили сюда целыми семьями, иногда проводили здесь целый день. При клубе работали различные секции и кружки. Существовал и «Юнотдел», для ребят, в котором я принимал участие. С руководителем ребята ходили в походы, мастерили различные модели и выделывали чучел птиц, животных. Под руководством Перепелкина ребята работали в книжном киоске при Советском Спортивном Клубе. Работали безвозмездно, на полном доверии. Отчитывались ежедневно, сколько продали книг и сколько выручили денег. И не было случая недостачи в вырученных денег и проданных книгах.
В клубе играл джаз оркестр под руководством Олега Лундстрема. Иногда мне доверяли играть в оркестре на ударных инструментах, (я играл на ударных инструментах в оркестре детского приюта и занимался с Зямой, ударником оркестра Лундстрема).
Председателем совета клуба был Игорь Лундстрем, а секретарем Боцевич. Правление клуба устраивало праздники, спортивные соревнования. Мне запомнился праздник «День физкультурника», устроенный перед самым концом войны.
В этот день Володя Дешевых, фотограф, где-то раздобыл старинную кинокамеру и снимал парад физкультурников. Юра Харахоркин проявил пленку и смонтировал фильм. В назначенный день состоялся просмотр кинофильма. С самых первых кадров и до конца фильма зал громыхал от взрывов хохота зрителей. Кинопроекторы, как и положено им крутили пленку со скоростью 25 кадров, то есть быстрей, чем вращал ручку Володя при съемке фильма. Опыта, вероятно, не было и потому, он вращал ручку камеры несколько медленней, чем следовало. Поэтому все участники парада на экране двигались с неестественной скоростью. И все же судя по аплодисментам, все зрители, они же - действующие лица остались очень довольными кинофильмом.
Помню последние соревнования по боксу. Это было перед самым отъездом в Россию. Володя Чин – Яковлев, мой одноклассник, (учились в детском приюте Тихона Задонского), в этот день выступал на чемпионате по боксу и выиграл бой. Ему было присвоено звание чемпиона Китая по боксу в легкой категории.
В клубе было много выдающихся спортсменов. До пуска ССК, спортивная жизнь протекала на спортивной площадке Центрального клуба советских граждан. Клуб занимал два здания. Их условно называли «Новый клуб» и «Старый клуб». У «старого клуба был летний театр, где во время войны демонстрировали советские фильмы (тогда это был единственный киноэкран советского фильма в городе). Здесь же ставились спектакли для взрослых и детей. Помню тетю Котю (диктора радиостанции «Голос Родины»), которая занималась с детьми. Я участвовал в спектакле «Три апельсина» в роли звездочета. Она же использовала ребят в детских передачах на радио. Я выступал в эфире под псевдонимом «Капитан гранд», А артист В. Валин, он же и председатель совета центрального советского клуба, был и диктором, и в детских передачах выступал за своего пса «Полкана». В «Новом клубе» была волейбольная площадка. Там постоянно проводились соревнования по волейболу. Целых три спортивные команды постоянно были призерами, клубных и городских соревнований. В этих командах участвовали:
М. Гладченко А. Саин А. Кочан
О. Комлар Крнмчанский А. Сдобников
Г. Зверев В. Егоров П. Гордин
Г. Глухов И. Лундстрем В. Деринг
А. Кравис А. Александров Ю. Бородин
А. Миненков Н. Чузо В. Хмелесцов
Пользовались большим успехом, так сказать, «солисты» Зверев и Миненков, а также непобедимая пара волейболистов Рудченко и Володченко. Они выступали против волейбольных команд в полном составе, и я не помню ни одного поражения этих знаменитых пар.
Славилась и футбольная команда: вратарь Шнеерсон и Коля Захаров, Ваня Савин - защитник и нападающие, Тарас Капустин, Карро, Боцевич, а также и легкоатлеты спринтеры Виктор Миронов, гимнаст Павлик Кимстач и другие. Молодежь подражала своим кумирам и старалась от них не отставать. Мотя Гаврилкин, (он занимался легкой атлетикой и считал себя подающим надежды в качестве стайера), бегал на длинные дистанции. И надо же было ему поспорить со своим соперником - кто больше сделает кругов по стадиону. Это было шанхайское лето, солнце пекло, не щадя ни кого. Стадион пуст. Все сидят на ветерке в кафе и прохлаждаются холодными напитками. А Мотя преодолевает круг за кругом по беговой дорожке. Кончилось тем, что его соперника пришлось отхаживать. Он потерял сознание, а Мотя медленно, но верно ползком достиг финишной черты. В общем, выиграл пари - ящик пива.
В последствии ничего не было слышно о его спортивной карьере. По прибытии в СССР его жизнь резко изменилась. Спорт он оставил. Был учеником токаря, а потом волею судьбы поступил учиться в консерваторию.
Однажды, когда я жил в Ревде, в наш город приехали с гастролями артисты Свердловской филармонии. Я был на этом концерте. Бархатистый баритон исполняет русские народные песни. Всматриваюсь - ведь это же Мотя! Мотя, который всеми правдами и неправдами избегал школьные уроки пения. Закрою глаза и вслушиваюсь: нет, это не Мотя. Открою глаза: и все-таки, это Мотька. Решил пойти за кулисы и встретиться с артистом. Убедиться, что это все же, тот самый Мотя Гаврилкин. Если это он, то обязательно отзовется. Крикнул.
В ответ слышу «Цыпленок», (это было мое прозвище в школе). Встретились, разговорились. И вот что он мне рассказал. Приехал в Свердловск. Устроился на завод учеником токаря. Парни, девчонки ходят в заводской дом культуры на все мероприятия по своим пропускам, бесплатно. А ему надо покупать входной билет. Не справедливо. И надумал тоже записаться в кружок самодеятельности. В какой? Решил пойти в хоровой, буду разевать рот и за это получу членский билет со всеми правами участника самодеятельности. Однажды приехала представительница консерватории. В поисках талантов, решила прослушать всех участников хора. Мотя оказался в группе, и его вызвали воспроизвести несколько звуков под рояль. Прослушав Мотю, представительница сказала, что молодой человек обладает редким голосом, что ему непременно надо заниматься развитием голосовых данных. Пообещала его устроить в консерваторию учиться. Этим приключения не кончились.
Учиться надо было очно. Значит, бросай работу. Живи на стипендию. Понятно, что надо было, как-то устраиваться и искать источники пропитания. Подсказали, что можно подрабатывать статистом в оперном театре. В оперном его прослушали, предложили стать статистом и пообещали маленькую зарплату. Тут Мотя сообразил, что есть еще в городе филармония. Предложил свои услуги филармонии. Его там прослушали, согласились его взять статистом и назначили стипендию. Тут Мотя возмутился, почему так мало. Оперный, мол, обещает дать больше. Тогда ему назначили зарплату с обоюдного согласия. Так Мотя Гаврилкин стал штатным артистом Свердловской филармонии, позднее я слышал о его успехах в Москве и затем его популярность росла и среди ленинградских любителей вокала.
В РЕСТОРАНЕ
Одна из моих четырех сестер, Ангелина была балериной. Исполняла характерные танцы то в цирке, то в ресторанах и частенько водила меня с собой. Однажды, привела меня в ресторан «Ренессанс», что на Avenue Joffre». В этот день она танцевала здесь, и в этот же вечер, давал свой концерт
А.Н. Вертинский.
Мне довелось послушать его исполнение. Я не берусь судить искусство (какие мои годы). Но в шестнадцать лет я уже имел свое личное мнение. Почитатели таланта
А.Н. Вертинского утверждали: «Ах, какой актер. Какие серебряные руки, Каждая его песня, это целая пьеса». Другие же считали: «Нет, это не певец. Ни голоса, ни содержания в его песнях. Одна пошлятина».
Послушав песни, такие как, например: «У маленького Джони горячие ладони, а зубы как миндаль» или «В бананово–лимонном Сингапуре, в бури». Я соглашался с его неблагожелателями. А моя сестра - Лиза, души в нем не чаяла. Исполняла почти весь его репертуар и подражала манере его исполнения.
Люди по-разному воспринимали А.Н. Вертинского. Одни были влюблены в его сентиментальные песенки, другие были покорены его необычным исполнением своих песен, третьих привлекало содержание его стихов.
Я воспринимал его песни, как мелодекламацию, как сентиментальные стишки пессимистического содержания. Позже, познакомившись с его биографией, много раз прочитанную мною его книгу «За кулисами», я стал вслушиваться в содержание его песен. В его печальные и трогательные рассказы в стихах, например: «Безноженька», где «Крошке, малютке безноженьке, добрый и ласковый Боженька, ноги большие и новые ей подарить обещал». Чувствуешь его безмерную любовь к покинутой когда-то Родине, многократно воспетой в своих стихах:
«Мне в этой жизни очень мало надо,
И те годы, что мне осталось жить,
Я бы хотел задумчивой лампадой
Пред ликом Родины торжественно светить.
Я пришел к выводу: не понимать его песен может человек или необразованный, или никогда ничего не переживший в своей жизни, не знающий ни что такое боль, ни что такое страдания, ни что такое печаль, душевные муки, не знающий, что такое тоска по Родине.
Александр Николаевич мог бы смело повторить слова И.С. Тургенева: «Россия без каждого из нас обойтись может, но никто из нас без нее не может обойтись».
Кто-то хорошо сказал: «Он проповедовал несбыточное, очаровательную ложь, эту великую силу человеческого взаимопритяжения, исповедничества. Он короновал искусство, которое знает цветы, каких нет в лесах, птиц, каких нет ни в одной роще, творит великолепные чудеса, когда хочет, и по одному своему велению заставляет цвести зимой миндальные деревья».
Вероятно, поэтому поклонники аплодируют ему, не отпускают его со сцены и заставляют еще и еще раз исполнить запоминающиеся, простые песни. Наверно поэтому песни Вертинского общественно важны и нужны.
Частенько бывал я и в ресторане «DD’S».Его владелец был француз Ланузель. Здесь, в качестве бухгалтера работал мой старший брат Аркадий. Пищу, ресторанные блюда готовили повара итальянцы океанского теплохода «Conta Verde», затонувшего в реке Вампу. Здесь мне довелось попробовать разные блюда: «Биф аля Строганов» с картофелем фри (не с жареной картошкой, а с хрустящим «potatoes free»). Или «Гурвицкую кашу». В сущности, это та же манная каша, но обязательно с клубничным вареньем. А шашлык? А как его подавали! На блестящих шампурах нанизаны кусочки мяса, которое на специальных подставках, располагалось над горящим огнем. Официант ловко сбросит мясо вам на тарелку. А в качестве гарнира подаст на высокой вазе «винегрет», состоящий из самых различных фруктов: тут и настроганный банан, и дольки апельсина, и виноград и маленькие кусочки нарезанного арбуза, дыни. Всего не перечтешь. Одним словом фруктовый винегрет.
ГОСПИТАЛЬ
Не могу ни вспомнить и про больницу. Там ее называли госпиталем. В детстве я упал с качелей и повредил себе позвоночник. И тут, как говорится, «нет худа без добра». Благодаря вниманию и заботе добрых людей, меня устроили лечиться во французский госпиталь «Santa Maria», на улице «Pere Robert». Не знаю, за какие такие заслуги, но я был окружен особым вниманием медицинского персонала. Я это понимал, хотя было мне, всего пять лет. Я видел и сравнивал внимание, уделяемое мне, как заботились и баловали меня медсестры.
Когда врач позволил мне вставать и ходить, то старшая медсестра, француженка, водила меня в католическую церковь, которая была при госпитале. При входе в церковь надо было окунуть правую руку в чашу со святой водой и перекреститься, затем сесть за «парту». В ее нише всегда находился молитвенник. Надо было достать его и читать молитвы. Но я еще и по-русски не умел читать не то что бы по-французски. Просто сидел и глядел по сторонам. Меня привлекали больше головной убор монашки, ее громадные крылья на голове. Ксендз причащал, кругленькими белыми лепешками (таблетки).
Пробыл в госпитале год. За это время научился говорить по-французски. Вскоре меня выписали. Лечение не удалось. Позднее, мое лечение пришлось продолжить. И осенью в 1937 году, меня устроили в английский госпиталь «Country hospital». И здесь меня не обошли особым вниманием. Надо сказать, что в госпиталь меня взяли с одним обязательным условием: полнейшей изоляции от внешнего мира. Ни каких посетителей, ни родных, ни знакомых. И так до моего полного излечения. Моим основным лечащим врачом был доктор Дан врач травматолог. Не оставляли меня без внимания и два его брата, тоже врачи. Старший был невропатологом, а младший брат был терапевтом. Мой доктор приложил все свое старание и умение, опыт, находчивость, я бы сказал, изобретательность в процессе моего лечения. Конечно, пришлось много перетерпеть. Но я буду вечно помнить, доктора Дан. Он сделал все, что мог, однако, помешала война. В 1939 году, как и многим иностранцам, ему пришлось вернуться в Англию.
Он познакомил меня со своей семьей, которая, почти ежедневно посещала меня: с сыном, моего возраста, дочкой, которой было примерно 14 лет. Доктор Дан, намеревался усыновить меня и продолжить лечение в Англии.
Он был уверен, что лечение можно и нужно довести до конца. Но мой старший брат Аркадий не дал ему согласия на усыновление.
В госпитале были особые порядки, о которых мне хочется рассказать подробней. Как только я поступил в госпиталь, меня определили в отдельную, совершенно прозрачную стеклянную палату с огромной буквой «В» на дверях. Это меня несколько шокировало. Мне показалось, что это значит по-английски «бэйби», (т.е. ребенок) с чем я не мог согласиться. Ну, какой же я ребенок, если мне уже восемь лет!
Вместе с лечением, начали меня обучать английскому языку. Так во время завтрака, который подавали прямо в постель, ставили специальный столик на кровать, чтобы было удобно принимать пищу. Медсестра садилась рядом и следила за моими действиями. Накалываю вилкой картошку и слышу непонятные мне звуки: «potatoes». Я снова взял вилкой картошку, и опять услышал тот же звук. Тогда я взял хлеб с маслом и услышал новые звуки: «bread and butter». И так каждый раз, во время приема пищи медсестра приходила, садилась рядом и сопровождала мой обед или ужин новыми английскими словами. Прошло не более четырех или шести месяцев, я заговорил по-английски.
Питание в госпитале тоже было на английский манер, т.е. всего понемногу, но часто. В шесть утра приносили стакан апельсинового сока, в девять часов, «Breakfast» (завтрак), в двенадцать часов подавали «lunch» (второй завтрак), в два часа «dinner» (обед). В пять часов «five o’clock tee» (полдник) в девятнадцать часов «supper» (ужин).
До обеда обязательный ежедневный обход больных лечащим врачом в сопровождении эскорта медсестер. И что еще интересно – после обхода врач спрашивал: «Что бы вы хотели поесть сегодня?» И при этом порекомендует, что лучше заказать. А заказать можно было все что угодно. Дежурная сестра все записывала в журнал.
На пятом этаже госпиталя располагалась фабрика, где делали шоколадные конфеты, мороженное и все остальное. В том числе готовят и ваш заказ. Все будет исполнено. Когда мне позволили ходить, я ездил на лифте по всем этажам и не раз бывал на этом вкусном этаже. Возвращался к себе в палату обязательно со сладкими гостинцами.
День в госпитале начинался с семи утра. Каждый должен был принять душ и проделать прочие процедуры личного туалета. Меня же, лежачего, ежедневно обмывала нянечка. И тут иногда возникал между мной и нянечкой конфликт. Я настойчиво требовал, чтобы огораживали меня ширмой. Ведь в палате был не только мужской персонал, но были и девочки. Я же мужчина, и к тому же мне было уже девять лет!
Несколько слов о медицинских работниках. Во главе обслуживающего персонала, на весь госпиталь была одна главная медицинская сестра. В отличие от всех других, она могла иметь солидный возраст и быть замужем. Жила она вместе со своей семьей при госпитале. Прочий персонал состоял из старшей сестры отделения, которой подчинялись дежурные по отделению медсестры и «Nurse», санитарки или нянечки. Различали их по головному убору. Старшая сестра отделения имела косынку длиннее, чем у других, сестры дежурные имели косынки короче. В их обязанность входило выполнение всех процедур, предписанных врачом.
Младший персонал «nurse», выполняли всякую работу по указанию дежурной сестры, носили не косынки, а шапочки на голове. На фотографии это хорошо видно. Медсестры «sister» обязательно должны были быть англичанками, а младший персонал «nurse» были и англичанками, и китаяночками. Возраст их тоже был ограничен не старше двадцати пяти лет и не замужними. Это было обязательное условие для всех работником медперсонала. Все они жили в отдельном многоэтажном корпусе. В хорошо обставленных комнатах. Это было нужно для того, чтобы медперсонал не отвлекался семейными заботами, а всецело уделял внимание работе.
Дежурная сестра всегда сопровождала врача при обходе больных. Следила за поведением каждого пациента, заносила в журнал записи своих наблюдений. Делала выводы и докладывала следующей смене. Передавала по смене различные предписания и рекомендации лечащего врача. И все это делалось очень тщательно и скрупулезно. Я ничего не могу сказать про отделение взрослых, но в детском отделении это было именно так.
Чтобы наблюдать за палатой. Перед дежурной было огромное окно в стене. Моя койка находилась прямо у этого окна, и мне иногда удавалось услышать, что говорилось обо мне и о других. Как вел себя больной, о его аппетите, самочувствии. Перед отходом ко сну, дежурная сестра и нянечка осматривали и опрашивали каждого о самочувствии.
1939 год все иностранцы торопились, покинут Шанхай. В просторной палате детского отделения, я остался один. В палату ко мне подселили американских солдат, которые охраняли порядок в городе, охраняли иностранцев. В свободное время они занимались со мной. Это было интересно и мне и им.
Посещал я и другие этажи госпиталя, где находились раненные моряки. Они с усердием занимались со мной и арифметикой, и правописанием английского языка. Так что в учебе, я почти не отстал от своих сверстников детского приюта. Вот только с русским языком были проблемы.
Несмотря на запрет посещения посторонними лицами, ко мне не раз приходил Владыка Иоанн и в самое неурочное время. Он появлялся и утром и вечером. А для посетителей было отведено время с трех часов дня и до шести вечера. Пришел, он ко мне как-то днем, а меня только- только привезли из операционной. Постоял, рядом молча, благословил меня и ушел. Был случай, когда пришел ко мне мой брат, видимо, его пригласила администрация госпиталя. И как исключение, разрешили придти ко мне поздно вечером моей сестре Ангелине. У меня было множество игрушек, сладостей. Miss Pitry забирала все гостинцы к себе, с моего разрешения, а после обеда, спрашивала: не угостить ли ребят моими сладостями? Я не возражал, и всех угощали конфетами, которые мне приносили папы и мамы этих ребят. (Я считаю, что она поступала очень разумно и педагогично).
Было очень много цветов, особенно много было гиацинтов: и в вазах, и в цветочных горшочках. Они издавали душистый аромат. Персоналу цветы доставляли немало хлопоты, на ночь их выносили на веранду, а утром их снова заносили в палату. Все это приносили мне посетители, которые приходили к ребятам.
Врачи разъехались. Лечение мое пришлось оставить и меня выписали из госпиталя. Моряки сшили мне английскую морскую форму, точно строго по военно-морскому уставу, и даже с бескозыркой, на которой значилось наименование корабля: «Lady bird». Это был замечательный подарок мне на память. И я возвратился в детский приют.
В городе кроме иностранных и китайских госпиталей, был и русский госпиталь, который называли «Русским православным братством». Содержался за счет фонда эмигрантского общества. Лечили здесь в основной русских, бесплатно и по мере возможности. Меня несколько раз отправляли туда с целью подкрепить мое здоровье, так сказать, в место курортного лечения. В госпитале «Православного братства» были различные отделения: травматологическое и психотерапевтическое, хирургическое и терапевтическое. Когда, в очередном соревнований по боксу знаменитому боксеру Георгию Левченко раздробили переносицу, его привезли именно сюда. Узнав об этом, больные спешили посетить знаменитого русского боксера.
Меня поместили в детское отделение. Здесь были свои порядки. Врачи, медсестры были все русские. Мне запомнилась санитарка, она же нянечка. Мы ее называли тетей Ниной. Мощная, высокая и громогласная. Она видела все и всех, даже и тогда, когда не была в палате у нас. Мне казалось, что она сутками дежурила в больнице. Стоило ей появится в палате и скомандовать: спать, все ребята сразу засыпали. Было просто страшно не послушаться ее. Обедала она всегда в нашей палате, у мальчишек (хотя была еще палата для девочек), а не в столовой. Обязательно к основному обеду она натирала на терке зеленую большую редьку. Любила съесть целую головку чеснока и все запивать хлебным квасом. Наверное, поэтому она была полной и очень здоровой.
Мне не пришлось воспользоваться услугами китайской медицины, но и желания особого не было. Некоторые медицинские процедуры выполнялись прямо на улице. Я все это сам видел. У прохожих на виду пациенту ставили банки на спину или на грудь. Для этого пациент ложился на длинную деревянную скамью, а «лекарь» брал глиняную посудину, размером с пол-литровую стеклянную банку, вводил быстро в нее горящий факел и опрокидывал банку на тело человека. Затем, по прошествии некоторого времени, отдирал эту посудину. На спине у пациента оставался фиолетово-красный круглый след. При желании вам могли осуществить и иглоукалывание.
Жуткую процедуру представляло собой лечение от простуды, насморка и боли в горле. Для этого, двумя медными коперами, (разменная монета. - Треть цента) щипали переносицу или шею. Смотря, что болит. На месте ущемления оставались сине-красные полосы. Взрослые переносили эту процедуру молча, а дети визжали, как поросята, и вырывались от такой пытки.
ФАНЗА
В городе было много высотных зданий, роскошных особняков с садами. И между богатых зданий можно было увидеть фанзу (жилище китайцев). Строили фанзу из сплетенного бамбука. Обмазывали плетеную стенку со всех сторон глиной. Крышу устилали толстым слоем войлока (из коры пальмовых деревьев). Он хорошо защищал от дождя. Между прочим, рикши-кули тоже шили себе что-то вроде дождевика из такого войлока.
Как правило, передняя стенка была разборной. На день такая стенка убиралась. Многие такие фанзы на день превращались в мастерские мелкого ремонта велосипедов: накачать шины, заклеить камеру и тому подобное. Домашний скарб состоял из циновок, легких покрывал, табуреток, стола, деревянного корыта, довольно большого, в котором и умывались, и купались. Туалет состоял из большой деревянной бочки. Каждое утро в шесть часов утра приезжал с огромной цистерной китаец и забирал содержимое бочки. Ежедневно можно было услышать его «позывные»: «Мудун лела!». Сборщик, так называемый «мудунщик», отвозил на зикавейский канал, где его дожидалась баржа.
Китаянка удобряет поля сразу из двух леек.
Содержимое цистерны «мудунщик» сливал в баржу, а затем продавал это все крестьянам для удобрения полей.
Пищу готовили на маленьких печках, назывались они хибачами. В качестве топлива служили маленькая горсточка хвороста для разжигания огня и брикеты, приготовленные из угольной пыли. Брикеты изготавливали сами. Использовали угольную пыль, крошки угля, смешивали с глиной. Сушили на солнце и затем использовали для топки в хибачах. Надо было
обязательно переждать, пока не исчезнет синенький огонек, иначе говоря, пока не улетучится угарный газ, чтобы не угореть. Только тогда можно было хибач заносить в помещение и готовить на нем пищу. Довольно часто были случай, когда люди угорали. Хибачи изготавливали сами. Они не сложной конструкции. Основой служила большая железная банка из-под печения (Soda crackers). Состояла из топки, колосника и поддувала.
Жить в фанзах можно было круглый год. Температура на улице была зимой не ниже минус пяти по Цельсию и то только в конце декабря, а летом, в полдень, солнышко прогревало и до пятидесяти градусов. Дожди были редкими. Но в марте или апреле почти каждый год налетал Тайфун с ливнями, которые могли продолжаться неделями и круглосуточно. Бывало - затапливали город. Реки Вампу, Яндзы и каналы Сучау и Зикавей не справлялись.
Затопление улиц рю Буржуа, авеню Альберт и Кардинал Мерсие
Были в городе утильщики. Мы их называли «старьевщиками». Ходили они по городу и громко распевали: «Э – хо – е». Как услышишь его, так скорей несешь ему старые газеты, бутылки, тряпки, ненужные вещи. Он все скупал, предварительно поторговавшись. Мы, ребята, обменивали все на сладкую липучку или на конфеты.
Некоторые китайчата лазили по помойкам и длинными щипцами доставали бумажки, тряпки, консервные банки. Все, что найдут в мусорном ящике, все рассортируют, разложат по корзинкам, которые носили за плечами.
С удовольствием слушали бродячих музыкантов, которым аккомпанировали на аккордеоне их напарники. Исполнение было действительно очень хорошее. Это были вальсы Штрауса, романсы или шуточные песенки, например:
Ай эм Попай ды сейлормен,
Ай эм Попай ды сейлормен.
Ай дринк тумач уодка, чтоб
Прочистить май глодка,
Ай эм Попай ды сейлормен.
Эта шуточная песенка с помесью русских и английских слов исполнялась под аккордеон бродячими музыкантами. В награду из окон квартир им бросали монеты, деньги.
Я уже рассказывал о том, что пищу готовили на хибачах. Точно так же поступали и некоторые русские, которые снимали комнатушку для семьи. Разжигать хибачь было дело непростое и неэкономичное. Да и сохранять кипяток приходилось в большом термосе. Утром, если торопишься, то тем более не до хибача. Бежали в китайскую харчевню и покупали кипяток. Кипяток наливали в термос и расплачивались бамбуковыми палочками, на которых были выжжены иероглифы, название «фирмы» и номинал палочки. Такие палочки – монеты изготавливали сами владельцы харчевни. И покупали их клиенты десятками на государственную валюту. Для мелкой разменной монеты использовали и металлически деньги и почтовые марки с изображение Сун –Ят- Сена, Джан-Дзо-Лина.
Почтовые марки использовали как разменная монета.
Чтобы они не пачкались, их обворачивали в целлофан.
В МАГАЗИНАХ
Магазины, лавчонки располагались в нижних этажах домов. В основном они были специализированными: кондитерские, колбасные, булочные. На одной улице могли расположиться сразу несколько к ряду одинаковых лавок, например, лавка радиотоваров, или лавка запчастей к велосипеду.
Улицы города пестрят витринами магазинов. Бесчисленные, всевозможные рекламы, украшенные разноцветными огнями, зазывают покупателей посетить магазин. А уж если вы зашли в магазин, то без покупки вас не отпустят.
Помнится такой случай: в кондитерскую зашел молодой человек. Оглядел все витрины и пошел к выходу. Тут его остановил «manager» (управляющий), спросил, что он ищет. Покупатель сказал, что ищет помадку, а ее здесь нет. Его уговорили купить другие конфеты. Покупателю было просто неудобно и пришлось, ему купит, предложенные ему конфеты.
Мне нравилось посещать японский многоэтажный универмаг «Гоу-до». В магазине совершенно невидно продавцов. Кажется, что в магазине только одни покупатели. Но стоит подойти к прилавку и взять что-либо в руки, как тотчас перед вами вырастал продавец. Спросит, что вас интересует, поможет выбрать товар, даст совет, упакует покупку. Вам остается только подойти к кассе и уплатить за покупку. При выходе вам вручат ее с благодарностью и пригласят заходить еще.
Мы пользовались всегда одним и тем же продовольственным магазином. В этом были свои особенности: можно было придти в магазин или лавку, набрать все, что вам угодно и сколько угодно и не заплатить ни единой копейки. Продавец все запишет в свою толстую тетрадь, подсчитает и скажет, на сколько вы набрали продуктов. По истечении месяца желательно расплатиться за весь товар, который вы набрали у него в долг. Более того, можно просто было позвонить по телефону и заказать товар: мясо, овощи и прочее. Если заказываете мясо, то уточните, для какой цели (для котлет, или пельменей, или для рагу, для супа). Ваш заказ будет исполнен в точности и до грамма. Можно не проверять. Если вдруг хозяйке не понравилось мясо, оно будет заменено по вашей просьбе. Только надо помнить одно: под новый год не оставлять долгов. Надо полностью расплатиться с лавочником. Аккуратным покупателям, владелец лавки обязательно привезет к «китайскому новому году» большую корзину с продуктами в подарок. Это может быть набор овощей, фруктов, в общем, всеми товарами, которыми располагает лавочник. У китайцев есть поверье: если он полностью рассчитается со своим клиентом, и не останется ни каких долгов, то следующий год будет для него удачным.
Я и сейчас «слышу», чувствую чесночный запах колбасы, которую ежедневно завозили в колбасный магазин на avenue Joffre, ее всегда привозили в три часа дня. Запах свежей колбасы был «слышен» еще издалека. Этот аппетитный запах манил зайти и купить вкусную «чайную» колбасу.
Деньги были разные. Менялась власть, менялись и деньги. При Чжан-Кай-Ши деньги назывались «Фа-пи» При Ван-Чин-Вей были в ходу купюры «CNC», доллары «китайского национального банка. В 1945 году снова вернулись «Фа-пи».
Мне пришлось полгода поработать в радио салоне «Radio sales and service». Зарплату получал китайскими долларами полтора миллиона, бумажными купюрами, которые были связаны вместе в виде пачки размером в хлебную килограммовую булку. В карман ее не положишь, приходилось носить в авоське. В ходу были и американские доллары. Можно было обменять китайские доллары на американские. В обращении это даже было удобней. Курс доллара менялся ежечасно: то увеличивался, то падал. Чтобы узнать курс доллара, достаточно было набрать номер телефона и автомат сообщит курс с учетом его изменений.
НА УЛИЦАХ ШАНХАЯ
Улицы и проспекты Шанхая тянулись на десятки километров. Так главная улица Nanking road продолжалась улицей Bubbling Well road, далее следовала улица Great Western road. Чтобы пройтись пешком от начала до конца эти улицы, понадобится не менее трех часов. Переведите это в километры, насчитаете чуть меньше двадцати километров. И на протяжении всех этих улиц была масса всевозможных магазинов и лавчонок. Обойти пешком эти многочисленные магазины и лавочки было немыслимо. Так что без велосипеда или автомобиля не обойтись.
Движение транспорта на улицах было очень интенсивным. Особенно было много велосипедистов. Они шныряли между трамваями, троллейбусами. Последнее время я тоже постоянно пользовался подростковым велосипедом. Даже в кино ездил на
велосипеде. У кинотеатра была охранная стоянка. Можно было сдать велосипед и получить жетончик, точно так же, как мы сдаем верхнюю одежду в гардероб театра. Так что велосипед был самым удобным и распространенным видом транспорта.
Трудней всего было рикшам в летнее время. При страшной жаре надо бежать по раскаленному асфальту. Обувью служили плетеные стельки из соломы, которые подвязывались к ступням ног. Обычно рикша бежал босиком. Бывало устанет, перейдет на шаг, а потом опять бегом. Надо было заработать дневную выручку. Привезет рикша седока, сам сядет на коляску, съест пиалу риса, и это весь его обед. Отдохнет, пустит кровь из вены ноги. Очевидно, таким образом снизит артериальное давление. И опять ищет клиента. Так целый день. А были и элитные рикши. Некоторые богатые китайцы содержали своих рикш: с блестящими лакированными колясками. И сам рикша был опрятно одет.
Как в каждом крупном городе, были и автобусы, и троллейбусы. Мы их называли «кукушками». С шумом двигались трамваи. Стоимость проезда на городском транспорте зависела от дальности маршрута. Чем дальше, тем дороже. И билеты отличались и по цене и цветом.
Летом стояла невыносимая жара. В полдень улицы замирали. Только редкие прохожие появлялись на теневой стороне улиц. Нам мальчишкам было все равно. Валя ругалась, если увидит меня на солнечной стороне в полдень. Зато вечером надо быть осторожней. Можно было наступить на спящего китайца. Хотя к вечеру жара спадала, все же в фанзах спать было душно, и некоторые обитатели фанз расстилали циновки прямо на асфальте у фанзы и располагались спать на всю ночь прямо на тротуаре. Если летом мучила невыносимая жара, то зима была, не то чтобы холодной, но жители мерзли, даже случалось, что некоторые китайцы замерзали насмерть.
Климат в Шанхае очень влажный. Город расположен на уровне моря. С океана доходил влажный воздух. Сколько бы вы не кутались в теплую одежду, сырость проникала насквозь. От этого становилось холодно.
Весна наступала в марте. Частенько приносила сюрпризы. Тайфун (что значит большой ветер) срывал крыши фанз, и даже домов, с корнем вырывал деревья. Обязательно сопровождался ливневыми дождями. Город затапливало. Затем наступало тепло, дожди прекращались. Наступала самая интересная пора. Больше всех погоде радовались мальчишки: в школу идти невозможно, так как улицы затоплены. Можно было барахтаться в воде, что доставляло им большое удовольствие.
Осень пасмурная, сырая. В октябре утрами лужи подернуты тонкой корочкой льда, но уже к девяти часам утра оттаивали. Одним словом климат в Шанхае муссонный. Летом ветер преобладает со стороны моря, а зимой дует с суши.
РУССКАЯ ДИАСПОРА В КИТАЕ
Согласно энциклопедическому словарю слово диаспора означает: группу людей, живущих вне своей национальной Родины, граждан выбывших за пределы своей страны по политическим или экономическим соображениям, либо группу людей одной национальности (происхождения), выбывших из страны по социальным причинам.
Миграция общества наблюдалась во все времена, и в 19 и в прошлом 20 веке во всех странах мира, вероятно, будет и в будущем. В зависимости от причин послуживших миграции целых общин ее называют эмиграцией, если первопричиной послужили политические соображения, или иммиграцией, если она возникла по экономическим или социальным причинам. Нас же интересует судьба и причины миграции русских людей из своей страны в 20 веке. Они вызваны в основном политическими мотивами, хотя некоторая часть общества выбыла за пределы своей страны по социальным и экономическим обстоятельствам.
Статистика отмечает массовое перемещение русских людей из страны и возвращение их на свою исконную Родину тремя потоками или тремя волнами.
Кандидат исторических наук Е.Н. Чернолуцкая пишет: «Потеря русского населения в результате Великого Исхода на востоке (конец 10-х – начала 20-х годов прошлого века) приблизительно определяется в 145-500 тыс. человек».
Первая волна эмиграции приходится на 1910 по 1920 годы и даже несколькими годами раньше, которая связана со строительством Китайской Восточной Железной Дороги (КВЖД), а так же военными событиями на Востоке: Русская – японская война, затем 1914 год на Западе Германская война (Первая мировая война). Наконец, исторические события и экономические изменения в самой стране, Буржуазная революция 1905 года, преобразование государственного строя в России 1917 г. и т.д.
России лучшие сыны,
Их Декабристами прозвали.
Смущать покой, чтоб не могли,
Их в глушь сибирскую сослали.
Но не сломилась их душа,
И воля стала, крепче стали.
И цель их как всегда ясна.
Свободу, просвещение отстояли.
Прошло сто лет и в новый век.
Вновь новый рок свершился.
В какой то год, с каких то мест,
Лишили люд Отчизны.
Заброшенный в соседнюю страну,
Там на китайской стороне,
Теперь уж на чужбине,
Явился русский человек,
Несущий людям знания свет,
Культуру русской жизни.
И поражаюсь я всегда
Натурою российской.
Ведь, где бы ни был человек,
Каких судьба не шлет лишений,
Он вечно горд, умен и добр.
Последнее разделит с другом.
Вторая волна эмиграции приходится на период 1917 по 1925 годы. Причиной послужила, главным образом, большевистская революция, затем гражданская война, полнейшая неразбериха в стране.
По Декрету от 22 августа 1921 года в советскую Россию вернулось не менее 40 тыс. эмигрантов дореволюционной волны. Более того, по Декрету ВЦИК от 3 ноября 1921 г. вернулось на Родину еще порядка 20 тысяч бывших белогвардейцев. Действительный учет эмиграции не поддается учету по причине утечки народа через восточные ворота страны железной дорогой и морским путем, а также через открытые границы на западе. В то время как в самой стране была полная неразбериха и гражданская война.
Третий этап эмиграционной волны приходится на 1930 по 1955 годы. Этот период эмиграции и реэмиграции вызван политическими переустройствами в стране, голодные годы, образование колхозов, наконец, массовые аресты и расправа с репатриантами.
Не малое значение имели события, связанные с японской агрессией, завершившиеся захватом Манчжурии и образованием марионеточного государства Манчжуди - Го. Проживавшие в это время выходцы из России и советские граждане и прочие русские (люди без подданства, и китайские подданные) оказались в тяжелейших условиях японского режима. В итоге многие граждане СССР и из тех, что никогда не видевшие своей национальной Родины, потянулись к советскому генеральному консульству с намерением уехать в СССР.
19 мая 1935 года из Харбина отправился первый поезд. Так в 1935 году по некоторым данным вернулось в СССР 30 тыс. семейств или порядка 100 тыс. человек. Судьба многих оказалась трагической: в 1937 – 38 гг. Их ожидали аресты, мучительные следствия, лагеря, расстрелы. Этот период эмиграции и реэмиграции включает в себя и послевоенные годы. Основанием послужила Великая победа России над фашисткой Германией и разгром квантунской армии на Востоке. Однако этот период миграции русских отличался от прежних этапов тем, что осуществлялся и на добровольных и принудительных началах.
Мой друг, своей ты Родиной гордись!
Не забывай про честь России.
Гордись историей страны.
От иностранных сорных слов,
Ты береги язык Российский.
Шанхай, Харбин, КВЖД,
Париж, тот европейский…
Ну, нету лучшей стороны,
Которую зовут Российской!
Принудительная репатриация производилась в Манчжурии сотрудниками «Смерш», которые должны были изъять всех выходцев из России, принимавших участие в антисоветских политических организациях. На основании разведданных, и осуществлялись аресты. Так по некоторым данным были арестованы и сосланы в лагеря многие из репатриантов, не имевшие никакого отношения к политическим организациям. Как говорится в старой поговорке: лес рубят, щепки летят.
В качестве примера принудительной репатриации хочу привести рассказ моего бывшего воспитателя детского приюта Тихона Задонского Бориса Григорьевича Уварова.
Со слов Бориса Григорьевича, он был царским офицером Белой армии, адъютантом атамана Семенова, и имел воинское звание - штаб-с капитана. По происхождению был дворянского сословия и имел титул графа. Для меня он был всего-навсего старшим воспитателем у мальчиков детского приюта имени Тихона Задонского и не мало сделал для нас мальчишек. Научил дисциплине, привил любовь к Родине России.
Помню, в воскресение 1941 года мы пришли со всенощной и вместо обычной команды «разойдись» скомандовали: «смирно. Равнение на середину». На крыльцо вышел Борис Григорьевич и обратился к нам со словами, которые я запомнил на всю жизнь: «На нашу Родину, Матушку Россию напал враг. Нам же следует молиться за спасение России! Какой бы она не была». Мне было тогда одиннадцать лет, и эта не многословное обращение к нам мальчишкам, слова Россия, Родина, для меня имели особый смысл. Поэтому обращение моего воспитателя запомнилось мной на всю жизнь. А однажды, будучи в гостях у сестры в Днепропетровске, спустя 32 года Нила устроила мне встречу с Борисом Григорьевичем Уваровым, который в это время проживал в Ялте. И вот, что он мне рассказа о себе:
«После капитуляции Японии, которая властвовала тогда в Китае. Мне пришлось быть одним из представителей эмигрантского общества в Китае. В город вступала советская армия. Я встретил победителей над японскими оккупантами, представителей советских вооруженных сил с хлебом и с солью. Как и полагается по старинному русскому обычаю. А потом начались обычные будние дни при новой власти. Начались разборки – кто есть кто! И меня арестовали, увезли в СССР. Долго возили по железной дороге. Поскольку вагон был наглухо закрыт, я потерял всякую ориентировку, где я нахожусь, и куда меня везут. Наконец прибыли на место и начались долгие допросы. На предложение подписать обвинительный акт, в том, что я являюсь врагом народа, и предателем Родины, я упорно отказывался. Последовали пытки, избиения. И меня осудили по предъявленному обвинению на 15 лет колонии, где я просидел, как говорится «от звонка до звонка». После допроса меня бросили в общую камеру с рецидивистами. Моим соседом оказался молодой парень. Он сочувственно обратился ко мне с советом, мол, дед тебе много лет, здоровье твое не важное. Не упорствуй и подпиши все бумаги, если хочешь остаться жить. Из тюрьмы ты выйдешь раньше меня. А потому дам тебе адрес моей матери. Она живет в Ялте. Приедешь к ней. Расскажешь про меня. Она тебя устроит жить в своем доме. Он двухэтажный. Места тебе хватит, а там видно будет.
Отбыв срок заключения в лагере, получил документы и отправился искать, где живет мать моего нового знакомого по камере. Его мать встретила меня любезно, выслушала внимательно и оставила жить в своем двухэтажном доме. По истечении недели, решил явиться в отделение милиции, с намерением оформить прописку. Но мне предложили оставить город в 24 часа. Так как мне было запрещено жить в крупных городах страны. Не долго думая, решил послать телеграмму Председателю Верховного Совета Н.С. Хрущеву с просьбой отправить меня туда, откуда меня взяли не по своей воле.
Ответ в адрес местной администрации последовал незамедлительно примерно следующего содержания: «оформить прописку, трудоустроить, назначить пенсию по старости». Так я остался жить в доме, теперь уже моей жены, работать художником в «Службе быта».
Б.Г. Уваров не единственный, подвергнувшийся репрес¬сии. Их было много. Теперь представилась возможность документально познакомиться с судьбами, со всеми подробностями многих репатриированных и подвергшихся репрессиям со стороны правительства только за то, что они зарабатывали себе на пропитания тем, что служили в иностранных ведомствах.
Репрессированных арестовывали. Без лишних объяснений отправляли в пересылочные лагеря, в следственные тюрьмы, которые были рассредоточены по всей стране. При этом родственники долго пытались что-либо узнать о судьбах своих родных и их места пребывания.
Заслуживает особое внимание и изучение русская диаспора городов Харбина и Шанхая, состоявшая из советских граждан, направленных на строительство КВЖД, русских эмигрантов без подданства, русских китайских поданных. Наконец, людей эмигрировавших с белой армией, Колчака, Семенова, а также, детей уже родившихся на чужбине, детей вывезенных из советской России.
Все эти слои русской эмиграции представляют собой огромное количество Россиян живших в Харбине, Тинзине, Шанхае и других китайских городах.
В связи с репрессиями со стороны японского правительства и марионеточного правительства Ван-Чин-Вея, часть русских людей возвратились в СССР. Другая группа уехала в Шанхай, на Юг Китая, часть в Австралию, Бразилию и в Соединенные Штаты.
Несколько слов о русской диаспоре, проживавшей в городе Шанхае. Конечно, Русские – Шанхайцы, прежде всего, обязаны той части русского населения, которое рассеялось на Севере Китая в Манчжурии. Наверное, не было бы Шанхайцев, если бы не образовалась КВЖД с центром в городе Харбине.
Как и многие эмигранты, мои родители были вынуждены покинуть Харбин, оставить работу на железной дороге и выехать в Шанхай. Я приехал в Шанхай с родителями в 1930 году. Мне было всего два года. К тому времени в городе осело более 10 тыс. граждан. В том числе часть граждан СССР, китайских подданных и русских без подданства. Единого объединения русских не существовало. Только незна¬чительными группами эмигранты объединялись в коллективы прихожан при храмах.
Позднее по прибытии Епископа Иоанна в 1934 году возник вопрос о создании Русского Национального Комитета. В течение зимы 1934 –1935 года, с участием многих организаций обсуждался проект объединения русских людей в единое общество. Вот таким образом, участники собрания единогласно приняли две резолюции: первой утвердили К.Э. Мецлера представителем Русской Колонии с полномочиями консула. Второй резолюцией собрание признало Национальный Комитет центральным органом, ведающим всеми внутренними нуждами русских эмигрантов – Российской колонией.
Это же собрание избрало состав комитета в количестве
28 человек, и почетным председателем комитета был избран Епископ Иоанн. Было также постановлено основать общественный фонд. Этот фонд послужил городской казной Русской Колонии, и все средства шли на нужды общественной благотворительности и просвещения.
Главными задачами Национального Комитета были: забота о сохранении национального единства колонии, поддержания в среде эмигрантов основ русской культуры и улучшения условий существования русских людей.
Начало Второй Мировой войны сказалось и на русских эмигрантах. В 1939 году в Шанхай вступили японские войска, установили новое марионеточное правительство. Возникли проблемы. Японцы склоняли Русское эмигрантское общество к участию на стороне местных властей. Пытались организовать молодежные военные отряды из числа русских эмигрантов. На противостояние и упорство эмигрантского комитета последовало два убийства: один за другим были убиты два Консула Национального Комитета.
Епископ Иоанн, несмотря на опасность, взял временное управление колонией на себя. Благодаря авторитету, огромной настойчивости Владыке удалось сохранить самостоятельность общества.
Многие потянулись к Советскому послу с просьбой стать гражданином СССР, вернуться на Родину и участвовать добровольцами в войне против фашисткой Германии. Защитить Родину от порабощения немецкими оккупантами.
В порядке исключения, в 1943 году, известный и очень популярный певец А.Н. Вертинский, выдающийся музыкант – скрипач М. Бершадский и некоторые другие получили возможность вернуться в СССР. Помню прощальный концерт Бершадского, который так и назывался «На пуговицу к шубе Бершадского»
В Шанхае было создано советское консульство. Образовалось общество советских граждан с центром при «Советском Центральном Клубе» и «Ассоциация советских женщин» АСЖ. Благодаря Ассоциации в 1946 году на теплоходе «Смольный» были отправлены в СССР пять партий ребятишек в возрасте от восьми лет и старше. Но мне так и не удалось выехать вместе с ними, несмотря на мои настоятельные просьбы.
До чего ж завидно было
Мне смотреть на пареньков,
Отъезжающих в Россию,
В свой далекий отчий кров.
Силой сдерживались слезы.
Волю им я не давал.
Верил, что настанет вскоре
Мой черед. И я все ждал.
По сведениям советского консульства в 1947 году около 8 тысяч эмигрантов получили советское гражданство. На основании постановления Сов Мина СССР №2077 – 544 «С» от 17 июля 1947 года началась массовая репатриация русских людей из Шанхая. Партия за партией реэмигрантов следовала морем в порт Находка. По данным П. Балашкина в 1947 году вывезено пять партий репатриантов.
С первой партией 10 августа в 18.00 местного времени, на теплоходе «Ильич» покинуло Шанхай более 1000 человек.
И с ними выехал и я.
День настал! И вот мы в море!
С крестным знаменем Владыки,
Океанский теплоход,
Курс направил на Восход.
И Шанхай глядится в дымке,
Свой привет с волною шлет.
На душе чуток тревожно,
Что-то в ней оборвалось.
Второй партией, на «Ильиче», в сентябре месяце отплыли в порт Находку 1100 человек. Третьей партией этим же сентябрем в количестве 1040 россиян отплыли теплоходом «Гоголь». 13 ноября на теплоходе «Гоголь» 1130 человек покинули Шанхай. И последняя пятая партия 1130 человек убыла из Шанхая 10 декабря.
Приведенные данные несколько расходятся с данными ГАПК. Предполагают, что это связанно с некоторыми неточностями протокольных документов.
Теплоход проплыл три моря.
И под вечер, наконец,
За чертою горизонта
Показался незнакомый,
Милый сердцу силуэт.
В предвкушении скорой встречи…
Скоро будем на земле,
Сердце бьется в треволнении…
И какой она там будет?
Мы в неведении все.
В Китае оставалось еще порядка 5000 человек советских граждан. Они выехали в СССР в 50-х годах. Их направили на целинные земли в Казахстан, потом все разъехались по всей стране. С приходом в Китай коммунистического правительства во главе с Мао-Цзедуном, оставшиеся иностранцы и в том числе русские эмигранты были вынуждены покинуть страну, разъехаться по разным странам мира. В Китае русская диаспора распалась.
Разбросала судьба по чужим городам
Тех, кто жил и родился в Китае.
И прибило волной нас к чужим берегам.
Чужестранцами стали в России.
Это было давно. Уж пол века прошло.
Встречи наши нас вновь породнили.
Стало счастьем большим встреча с другом своим
Встречи в праздник для нас превратились.
Вроде я наяву, а как будто бы сплю,
И не верится мне, что в России
Руки жму я гостям, нашим милым друзьям,
Что из Штатов, из Сиднея к нам прилетели.
ВЛАДЫКА ИОАНН
Родился 4 июня 1896 году в имении своих родителей, Максимовичей, в Харьковской губернии, местечке Адамовке.
При крещении был назван Михаилом. Образование получил в Харьковском университета, на юридическом факультете, а в 1925 году в Белграде
окончил духовную семинарию. В Сербии, в монастыре Милково был пострижен в монашество с именем Иоанна в честь своего предка Митрополита Тобольского Иоанна Максимовича, жившего в 18 веке. В сербской гимназии города Битола Владыка преподавал Закон Божий.
Архиерейский Синод Русской Православной Церкви заграницей постановил в 1934г. возвести Иоанна Максимовича в сан епископа, и направил его в Китайскую Епархию.
В сане епископа Владыка прибыл в город Шанхай в 1934 году и сразу же приступил к осуществлению трех важнейших проблем: объединению разрозненной епархии в Китае, строительству кафедрального собора «Споручницы грешных» и детского приюта имени Святого Тихона Задонского.
Для решения этих глобальных проблем Владыка привлек авторитетных и состоятельных граждан уже существовавшей в Шанхае русской диаспоры. Надо было приложить непомерные усилия, организаторские способности, чтобы осуществить все задуманное. И Владыка проявил свою настойчивость, обладая дальновидностью, он осуществил свои планы, свои намерения.
Объединил всех русских людей в единое «Русское общество эмигрантов». Построил кафедральный собор «Споручницы грешных». Объединил православную епархию воедино. Создал детский приют имени Святого Тихона Задонского.
Японская агрессия в Китае после захвата северной его части – Манчжурии, и установления нового правительства Ман-чжу-ди-го сильно сказалась на русских выходцах из Советской России и проживавших в Харбине. Многие эмигранты и граждане СССР, сотрудники КВЖД пожелали уехать в город Шанхай. Таким образом, в 1930 году в Шанхае образовалась русская диаспора численностью более десятка тысяч человек в том числе: советских граждан, русских граждан без подданства, русских китайских подданных и русских с советским подданством. Все эти русские люди не были еще организованы в общества. Владыке предстояло организовать русское общество единомышленников.
К тому времени в Шанхае было несколько церквей и духовенство каждого прихода объединяло своих прихожан при своем храме. Были приверженцы Свято Николаевской Церкви, приверженцы Ольгинского монастыря, церкви святого Архангела Гавриила. Всех православных русских прихожан Владыка подчинил Пекинской иерархии, которую (несколько позже) возглавил архиепископ Виктор.
Была и еще очень насущная задача. Не все русские проживали в материальном достатке, были и такие, которые влачили нищенскую жизнь. Среди нищенствующих были и беспризорные дети. Владыка, несмотря на упорное возражение многих из привлеченных к работе людей, которые считали идеи не своевременными и физически неосуществимым делом, решил создать детский приют.
Фото мне прислал Володя,
Фото детских дней.
Сотню пар очей ребячьих
Вижу я на ней.
В окружении Владыки
Множество ребят,
Эти сотни глаз сиротских
На меня глядят.
Он, Владыка, всем ребятам
И отец и брат.
Добротой своей безмерной
Породнил ребят.
Обучил, обул, насытил
Каждого из нас.
В путь на жизненный наставил
В благодатный час.
Владыка созвал женский совет и с его помощью создал детский приют для малоимущих семейств, детей сирот. Но их надо было не только приютить и обласкать, надо было и одеть, накормить и обогреть, наконец, выучить. На первых прах не было средств. И только благодаря отзывчивости людей, (а Владыка очень на них рассчитывал и не ошибся). С Божьей помощью он обратился к русским людям, (да и не только к русским, но и к иностранцами). Стали поступать пожертвования. Люди делились своими вещами. Но и этого оказалось недостаточно. Обратившись к владельцам иностранных фирм и различных предпринимателям города, Владыка получил поддержку с их стороны. Так например: владелец крупной кондитерской фабрики Ткаченко и Ко, владелец колбасной фабрики Шляпников, молочный комбинат «Colty dairy» регулярно стали снабжать приют продовольствием.
Ведущие медики города, такие как д-р Гласс и д-р Левин взяли на себя заботу о здоровье ребят. Регулярными медицинскими осмотрами и санаторным лечением способствовали оздоровлению ослабленных ребятишек. Много сделало в этом и больница «Православное Братство», которое находилось на «Rue Maresca».
Владыка Иоанн, как истинный пастырь заботился о своей пастве. Ему далеко не безразличны были судьбы всех русских проживавших в Китае. Он заботился не только о материальном обеспечении русских людей, но и небезразлично было и их душевное состояние.
Строительство кафедрального собора, образование единого общества русских эмигрантов, наконец, создание детского приюта, это была не самоцель. Таким образом, он обеспечил возможность проявлять всяческую заботу о каждом. Он знал мечты, стремление, нужды и беды каждого, знал всех в своем окружении. Его проницательность, умение познать человека позволяла без лишних слов понять каждого. Вот почему Владыка всегда был в окружении молодежи, нас детей. В церкви мы прислужничали, приобщались к православию, в школе мы изучали «Закон Божий» и Владыка сам непосредственно принимал экзамен у всех учеников.
Его присутствие на всех наших праздниках было обязательным. С благословения Владыки, по его инициативе проводились конкурсы, чтецов, вокалистов, хорового пения.
Я не раз участвовал в конкурсе чтецов и был в числе лауреатов. Такие конкурсы ежегодно устраивались в день Кирилла и Мефодия, а также устраивались различные детские спектакли по праздничным дням» в день основания приюта, в День Рождества Христова и т.д. И во всех этих мероприятиях Владыка принимал самое активное участие. Таким образом, он воспитывал в нас православных людей, любящих свою русскую историю, русскую литературу, любовь к своей Родине; помогал сберечь свой родной язык, не засорять его иностранными словами.
Епископ Иоанн и О. Вениамин Гаршин.
Мне, вместе со многими воспитанниками приюта приходилось почти ежедневно встречаться с Владыкой. Когда он совершал литургию или всенощную в праздничные или в будние дни мы прислужничали Владыке во время Богослужения. Я в качестве «свечника» или «посочника» был рядом с Владыкой. Подавал или принимал от него посох. Очень было обидно, когда тебя, по каким-то соображение, не брали участвовать в праздничной литургии. А распоряжались всем этим два друга Игорь Вржосек и Борис Крамер. (Игорь умер, а Борис стал епископом в Грузии).
Будет уместным сказать несколько слов о посохе Владыки. Их было два: один был всегда при нем, а другой посох сопровождал Владыку во время Богослужения. Каждый из этих посохов имел свои особенности.
Посох с украшением в виде «навершия с сулком» (двойной платок у верхней части посоха) использовался в Богослужении. Так по окончании литургии Владыка, опираясь на посох, читал проповеди прихожанам, я был «посочником», а потому, непременно стоял рядом и слушал все, что говорил Владыка. В своих проповедях он умело сочетал события, которым была посвящена церковная служба, приводил примеры из жизни святых, наконец, делал выводы из всего сказанного. И все это обязательно было составными частями его проповедей. Он никогда не поручал вести их священникам и проводил их сам.
А вот другой посох, который всегда был при нем, был особым. Это деревянный посох примерной 1600 мм длиной, сужался к низу, а на его широком верхнем конце был укреплен серебряный наконечник с гравировкой, свидетельствующей о церковной власти, его отношении к шанхайской епархии, как епископа шанхайского.
Владыка прикладывал обычно свой посох ко лбу провинившегося, не то, чтобы ударял виновного по голове, но ощутить силу руки Владыки через посох не вызывало особого желания. Согрешивший не мог ни оправдаться, ни объясниться в содеянном и был вынужден терпеливо выслушать нравоучение и совет Владыки. А еще Владыка любил пошутить со встречным мальчишкой, Шутки Владыки я испытывал много раз. Суть их состояла в том, что Владыка, как бы желая ударить по лбу попавшегося паренька, который в этом случае старался увильнуть от удара. Такая игра про¬должалась несколько минут. Затем Владыка, благословит и расспросит тебя о жизни, о заботах и т. д.
Но заслужить прикосновение посоха Владыки виноватому или просто с шуткой доводилось далеко не каждому. Внимание Владыки надо было заслужить.
Запоминающимися были Богослужения, литургии, которые Владыка совершал в праздничные дни и Великим постом, перед Святой Пасхой. Например: Литургия, в которой Владыка совершал омовение ног всем участвующим в богослужении священникам. Этот
обряд посвящен воспоминаниям о том, как Иисус Христос прощаясь со своими апостолами, совершил омовение ног своим ученикам после проведения «тайной вечерни»».
В другой литургии читались Евангелия на различных языках. Владыка читал сам на древне русском, еврейском и греческом языках, О. Иннокентий читал на испанском, итальянском, китайском. Читались в этот день Евангелия и на французском, английском и других языках. Запомнился мне и вынос Плащаницы в страстную пятницу. Прислужники, различные члены молодежных организаций, поочередно сменяя друг друга, стояли в почетном карауле у плащаницы день и ночь. Целые сутки мы прислужники, не спали в Великую субботу и пасхальное Воскресение. В страстную субботу Богослужение начиналось с вечера. Все священники и прислужники были облачены в черные стихари, а к полуночи быстро переодевались в белое облачение. В Соборе вспыхивали люстры. Хор торжественно пел пасхальные тропари. Мурашки пробегали по всему телу от всего виденного и переживаемого в этот торжественный момент, а потом О.Матвей обычно брал меня и кого ни будь из мальчишек, и мы обходили дома верующих, прославляли день Святой Пасхи и поздравляли всех с праздником.
Мы русские эмигранты жили все под опекой Дорогого Владыки Иоанна, епископа Шанхайского и не важно был ли кто знаком или не знаком лично с Владыкой, каждый мог обратиться к нему с просьбой или поделиться своей бедой. Он оказывал всем свое внимание и решал порой не разрешаемые проблемы. Само собой разумеется, что многие вопросы надо было решать с участием и согласия местных властей китайского правительства, руководства английского сентлемента, с администрацией французской концессии. Владыка за кротчайший срок пребывания в Китае сумел обрести огромный авторитет и уважение среди иностранцев, живших в Шанхае,что способствовало разрешению всех проблемы. Неудивительно, что Владыка брал на себя всю ответственность за судьбу русских эмигрантов, даже если опасность грозила его личной жизни.
С приходом к власти коммунистов в Китай, во главе с Мао Цзе-дуном возникли серьезные проблемы для всех оставшихся в Китае иностранцам, в том числе и всей эмигрантской колонии. Владыка, как и прежде, взял на себя все хлопоты о спасении детского приюта и более пяти тысяч русских беженцев. Он обратился к правительству Филиппин и Соединенных Штатов. Добился разрешения перевезти детей и часть эмигрантов на остров Тубабао.
Жить на острове было практически невозможно. Постоянно угрожали жизни людей всевозможные насекомые, змеи. Над островом постоянно свирепствовали тайфуны. Рассказывали местные жители, что Владыка ежедневно обходил лагерь поселившихся русских и крестным знамением благословлял со всех сторон этот остров. Полагают, что его молитвы спасли, облегчили жизнь островитян. Тайфун обходил остров Тубабао. Но как только Владыка со всеми его подопечными покинули остров, страшнейший ураган пронесся над островом и разрушил все постройки, все здания и бараки.
Позднее Владыка вывез детей приюта в США в город Сан-Франциско. Там и по сей день, есть детский приют имени Тихона Задонского. Я рад, что некоторые приютяне: Володя Медленнов – Сюй, Павел Шабалин, Мася Вень–Тамара Захарюк переписываются со мной. Поддерживают таким образом давнишнюю дружбу по детскому приюту.
Будучи аскетом, Владыка отказывал себе в самом необходимом. И чтобы уберечь его, женский попечительский совет организовал заботу о Владыке. Ольга Семенюк, М.Шахматова и другие опекали владыку. Обихаживали, готовили ему пищу.
Владыка неустанно проявлял заботу обо всех больных и нуждающихся в его помощи людях. В любое время дня и даже ночью, он посещал больных в госпитале или на дому. Ни полуденная жара, ни проливной дождь, не были помехой для Владыки. Это я ощутил на себе, когда лежал в госпитале. Даже большие расстояния не смущали его, он всегда следовал пешком. Он не отказывал никому в помощи, в самых различных жизненных проблемах
И теперь всю жизнь я помню:
Будто вот сейчас
Он стоял передо мною,
Все, молясь за нас.
Благодарен я Владыке
За судьбу свою,
И за то, что в день мой мрачный
Руку протянул.
Сопровождая Чудотворную Икону Пресвятой Богородицы в Сеаттль 19 июня (ст.ст.) 1966 году Владыка почил. Так после сорокалетнего воздержания Владыка обрел покой. Нас всех знавших его, прибегавших к нему с просьбами, постигло несчастье, невосполнима утрата. Люди осиротели. Я не поверил, когда сестра Марианила сообщила мне о кончине Владыки. Нет. Не могу, не хочу верить, что Владыки нет. Нет, он есть и всегда будет. Пусть не в Америке или в Австралии, а где-то рядом со мной.
По свидетельству Сан-францисской газеты «Русская жизнь», второго июля 1994 года состоялось перенесение честных останков Владыки. В день его тезоименитства была отслужена литургия в усыпальнице под собором, а в 11 часов вечера была совершена панихида в церкви Св. Тихона Задонского, при доме, где жил Владыка. В тот же день, после панихиды в присутствии многочисленного духовенства был вскрыт саркофаг и деревянный гроб, в котором покоилось тело Владыки. Владыка Антоний снял воздух, закрывавший лик Святителя и удостоверился, что облачение мощей и сами мощи с 1993 года оказалось без изменений и в полной сохранности.
Был созван съезд православной общественности, посвященный процессу канонизации и житию приснопамятного архипастыря. Занятия съезда проходили на русском и английском языках и длились три дня. Было принято решение считать Владыку Иоанна Святым Блаженным Чудотворцем. Было принято решение о перенесении раки со св. мощами во вместилище, которое расположено в Соборе Пресвятой Богородицы «Всех Скорбящих Радости». К участию в перенесении мощей Владыки съехались представители православной церкви со всего мира. В том числе Америки, Австралии, Европы, России, даже из Африки. Тысячи верующих прибыли для участия в перенесении мощей, в крестном ходе вокруг собора. Все близлежащие улицы были заполнены толпами людей.
Я бесконечно сожалею, что потерял всякую связь с Владыкой. С 1947 года, того самого дня, как стоя на высоком постаменте, он благословлял, отплывающий теплоход в СССР. Что не связался с ним, когда он был во Франции.
Владыка Иоанн прославился своими чудесами. О нем написаны десятки разных книг. Собраны многочисленные воспоминания живых свидетелей Я готов засвидетельствовать достоверность тех описаний его чудес, его добрых дел, совершенных при жизни. Он действительно был святым человеком еще даже при жизни.
Он всем, для всех примером был.
Приверженцем был Богу.
За всех людей Его молил:
Десницей, чтоб благословил.
Ненастной ночью, в жаркий день,
Спешил придти к больному.
Он оступившему окажет сень.
Наставит грешника к благому.
Себе откажет он во всем,
Чтоб помощь оказать другому.
Не посчитается ни с чем,
Приют окажет он иному.
Скольких сирот он приютил.
Творить добро их научил.
Святым Владыка в жизни был.
Я очевидец, рядом жил.
И сам все это видел.
ДЕТСКИЙ ПРИЮТ
ИМЕНИ ТИХОНА ЗАДОНСКОГО
В 1934 году в Шанхай приехал Епископ Иоанн. Он сразу занялся устройством детского приюта. Несмотря на протест актива эмигрантского Комитета, который убеждал Владыку о несвоевременном создании приюта, отсутствии средств на его содержание, Владыка настоял на своем предложении. Создали инициативную группу в составе: Е.С. Астафьевой, потом подключились М.А. Шахматова, С.Л Грановская. (это те, которых я лично знал и помню) и другие. Содержать прислугу не было возможным. Для первых ребятишек (их было всего восемь) сняли помещение из трех комнат. Всю заботу об организации и уходу за детьми взяли на себя дамы патронессы. Они исполняли роль и поварих, и воспитательниц. Одним словом, окружили сирот материнской заботой.
Долгое время никто больше не обращался с просьбой приютить детей. Зародилась мысль, что ничего из затеи не получится. Однако в день официального открытия детского приюта, 24 февраля 1935 года обратилось с заявлениями сразу 25 сирот. Зачислить ребят сразу не было возможным, не позволяло помещение. Но всем им дали теплую одежду, их ежедневно кормили. Так было до поры пока не нашли другое помещение на рут Поль Хенри, 84 напротив строящегося кафедрального собора. Это было трехэтажное здание с шестью комнатами и прочими удобствами.
Рано утром к Аркадию на квартиру, за мной пришел воспитатель Виктор и по распоряжению Владыки Иоанна повел меня в приют. В приюте объявил: «Привел Цыпленка». Вероятно, он так назвал меня, потому что был меньше всех ребят. Это прозвище так и прилипло ко мне. На все последующие годы. Так я и остался в детском приюте на полное попечение.
Определили меня в группу дошкольного возраста. Занятия проходили на первом этаже. На втором была спальня для мальчиков. Это была огромная комната, и по периметру ее, были расположены детские койки. На третьем этаже, в такой же комнате разместили девочек. Между этажами были маленькие комнаты. В них жили воспитатели.
Прожили в этом помещении мы не более года: во-первых, ребят стало почти вчетверо больше, во-вторых, случился пожар. Ребят вывезли всех в другое здание, а имущество все сгорело. Казалось, весь труд комитета по организации приюта пропал даром. Надо было все начинать заново. Комитет обратился к людям русской колонии. Люди не остались безучастными. Принесли, кто что мог: одежду, постельное белье, приносили и деньги. Эти денежные пожертвования позволили приюту вновь стать на ноги. Архитектор А.И. Ярон отдал ребятам свой особняк на рю Буржуа 770. Это было двухэтажное здание с аттиковым этажом, где жили старшие воспитанники. На просторном втором этаже жили в разных комнатах мальчики, распределенные по возрастным группам. В общем, приют разместился в просторном здании с большим двором и садом. В нижнем этаже было два класса. В одном занимались все вместе ученики младшего и среднего приготовительного класса. Он же служил и столовой.
В другом просторном помещении разместили старший приготовительный класс тут была устроена и домовая церковь. В здании мальчиков была кухня, лазарет, кабинет врача, и карцер. Воспитателями у мальчиков были Владимир Иванович Костерин и Николай Александрович.
Николай Александрович занимался одновременно с ребятами младшего и среднего приготовительного класса, а Владимир Иванович вел занятия в старшем приготовительном. У малышей была няня тетя Таня Махровская. Здесь же были и ее дети Лиза, Володя и младший сын Борис.
Девочки жили точно в таком же здании, рядом. Воспитателями у девочек были Вржосек Валентина Апполинарьевна и Валентина Федоровна Захарова (моя старшая сестра). Жила она в аттике. Я очень любил прибегать к ней наверх, в ее маленькую, уютную комнатку.
В помещении девочек была размещена дошкольная группа. Сюда мы малыши, в том числе и я, ходили на занятия. Остальные занятия в приготовительных классах велись раздельно, девочки в своем помещении, а мальчики в другом.
Для пополнения приютского бюджета, с разрешения местных властей организовывали кружечный сбор денег. Для этого изготовили из бумаги ромашки и булавкой накалывали их на одежду каждому, кто жертвовал деньги. Ходили собирать пожертвования по двое: старший воспитанник с младшим, девочка и мальчик. Я участвовал в сборе денег с Тамарой Овчинниковой, она была намного старше меня, высокая, стройная. Запомнилась ее толстая длинная, чуть ли не до пят коса. Мы обходили своих знакомых, обращались к прохожим, и никто не отказывался пожертвовать в пользу сирот детей детского приюта.
заходили в магазины. Давали и крупные пожертвования и мелочь. Деньги складывали в опечатанную кружку. Наполненную до верху кружку мы сдавали комиссии, которая оприходовала деньги и отмечала в протоколе. В этот день всего было собрано 2090 долларов 65 центов. Этого хватило на годовое содержание приюта. Нас сборщиков люди не забывали накормить, снабдить нас сладостями, мороженым.
В штате приюта появился свой повар. Он был китаец, и мы звали его Мишей. Миша замечательно готовил пищу. Ему помогали дежурные по кухне старшие ребята
Я рос слабым мальчиком. Наверно, поэтому мне очень много уделяла внимания Валентина Апполинарьевна. По ее распоряжению меня принудительно кормили сырой печенкой. Я не мог ее есть. Миша сочувствовал мне и предложил кусочки
печени чуть-чуть поджаривать, но без масла. Я ему за это благодарен, хотя легче мне от этого не стала. И при неусыпном наблюдении, прямо на кухне заставляли эту печенку глотать. Но стоило только Мише или кому другому из наблюдателей отвернуться, я успевал выбросить эту печенку за стол. За меня съедали мышки. Мне кажется, что они меня всегда дожидались, когда я выдам порцию сырой печенки. Еще одна забота проявлялась в том, что дежурный из старших воспитанников ежедневно должен был заставлять меня выпить столовую ложку рыбьего жира перед обедом. Приготовляли рыбий жир на шоколаде, или на сгущенном молоке. Но запах рыбьего жира и его вкус оставались. И пить его было противно. Об этом вспомнить жутко, а каково было мне его пить? Мне сочувствовали ребята. Советовали закусывать его кусочком хлеба с солью. Предлагали и свои услуги: пить рыбьи жир за меня.
Я бесконечно благодарен за опеку Валентине Апполинарьевне. Надо сказать, что заботу проявляли не только обо мне. Старались оздоровит всех ребят. Для этого фирма «Colty Dairy» ежедневно привозила свежее молоко. Каждому воспитаннику за ужином давали по кружке молока. Помню случай, когда у большинства ребят стали появляться фурункулы. Врачи посоветовали добавлять в пищу дрожжи, а пивной завод предложил свое пиво. Это пиво пополам с молоком должен был выпивать за ужином каждый воспитанник. Кому-то нравился такой «коктейль», но я предпочитал менять его с любителями на компот, даже в кредит…
Каждое воскресение старшие ребята ездили на грузовике на кондитерскую фабрику «Ткаченко и КО» за бракованным печением. Сломанное печенье в продажу не шло, и его отдавали нам. Ребята брали с собой два, наматрасника и две наволочки. Полностью их наполняли этим печеньем. Мешки с печением сдавали на кухню, а припасенные две наволочки, набитых печеньем, уносили в спальню и там устраивали дележ между собой. По воскресным дням за завтраком печенье раздавали всем ребятам.
Кто в детстве не баловался? Кого за проказы не наказывали. Таких, наверное, не найти. Ну и мы не исключение. Когда давали чай или молоко за ужином, то ребята баловались этим чаем. Столы всегда покрывали клеенкой. Баловник загибал нижний край у себя, образовывался желоб. Сосед поддерживал его и тоже загибал край клеенки. И в образовавшийся длинный желоб наливали чай. Струйка чая бежала по желобу и стекала на колени зеваке.
В здании у мальчиков был кабинет врача, зубной кабинет и здесь же хранились медикаменты. Как-то ребята узнали, что в шкафу, у врача есть много «жвачек» (chewing gum, bubble gum). Ребята проникли в кабинет врача, утащил коробку этих «жвачек». Раздали ребятам. Врач обнаружила пропажу и сказала воспитателю. Хотели выявить виновника, а врач предупредила, что все кто успел полакомиться ими, обнаружится сам собой. Нужно только чуть подождать. Дело в том, что «жвачки» обладали слабительным свойством. Так что последствий действия лекарства долго ждать не пришлось. Вскоре в туалете собрались все виновники пропажи, которые выстроились в очередь, и не надо было им ни отпираться, ни сознаваться в своей вине.
Пожалуй, не проходило ни одного дня без проказ. Естественно за шалости ребят наказывали. Наказания были самые различные. Это зависело от выдумки воспитателя. Ребят пороли, но только младших, не старше двенадцати лет.
Старших, мне кажется, наказывали суровей и обидней. Использовали и нравоучительные беседы, нотации запирали на длительные сроки в карцер. Применяли и медицинские средства. За двойку по предмету полагалась порка под барабанный бой. Если кто из отделения провинится, то наказывали все отделение лишали увольнительной. Прощай свобода, кино и прочие развлечения.
Наказывали за разные провинности и даже иногда по мелочам. Например, за игру «Жоской», особенно следили за курильщиками.
«Жоска». Такого термина или слова не сыщите ни в одном толковом или техническом словаре, а потому постараюсь разъяснить, что это такое. «Жоску» ребята изготавливали сами. Для этого нужна была большая пуговица (лучше от пальто), кусочки цветной кожи и птичьи перья. Годились перья петуха, гуся, можно использовать и перья индюка, бегавшего по двору приюта. Пуговицу обшивали кожей в виде кружка или многогранной звездочки и к ней прикрепляли перья. Суть игры заключался в следующем: кто больше и дольше будет пинать, ударять ступней «жоску». «Жоска» должна лететь вверх и плавно вертикально падать вниз, для следующего пинка.
Если воспитатель увидит «жоску», то обязательно отберет ее. Николай Александрович обычно уничтожал их, а если «жоска» выделана была красиво, то оставлял ее для своей коллекции. Владимир Иванович бросал их в свой нижний ящик письменного стола, где хранились конфискованные свистки, гайки, шайбы, перочинные ножички, марбулы, и прочие драгоценности и очень нужные вещи. Словом все, что можно было найти в карманах мальчишек.
Кстати, о марбулах (от английского слова marble), цветной с узорами, прозрачный стеклянный шарик. Игра в марбулы была на полу легальном положении. Не то чтобы запрещалась, но и не поощрялась.
Для игры надо было выцарапать, по периметру квадрата четыре лунки. Квадрат размером метр на метр. Одну лунку в его центре. Шарик, то есть марбул зажимался указательным пальцем и выстреливался большим пальцем этой же руки. Не попадешь в лунку. Пропускаешь ход. Обошел все лунки и попал в центральную – забирай кон, где скапливался банк марбулов. При игре внешняя часть кисти лежит на земле. Руки таким образом всегда грязные, обветривались. Кожа на руках трескалась. Возникала профессиональная болезнь игроков, так называемая «цыпки». Между прочим, победителя, чемпиона по марбулам можно было легко отличить от прочих по его походке и по штанам, которые сползали с него до самого «нельзя». Под тяжестью марбулов в карманах, штаны висели на нем, на самом честном слове.
Цыпки на руках парней всегда обнаруживались дежурным по столовой, который проверял руки ребят у входа в столовую перед обедом. Если были грязными – заставлял идти и мыть их. Если обнаружит цыпки, пошлет лечиться, приходилось отпаривать руки в горячащей воде, что уже само собой было наказанием. Потом обильно смазывали глицерином. Даже самые терпеливые не выдерживали такого наказания, (медицинским способом).
Особо следили за курильщикакми. Некоторые ребята из взрослых курили. Существовал даже список злостных курильщиков. И пожалуй, самым злостным из них был Женя Соболевский.
Как-то Женя, пренебрегая всякой бдительностью, с окурком в зубах, который вот-вот обожжет ему губы, проходил по коридору. На встречу ему показался воспитатель. Заметил Женю и окрикнул его:
- Соболевский стой!
- Куда спешишь?
- Почему руки в карманах?
- А ну! Руки по швам!
Женя быстро спрятал окурок в карман и на всякий пожарный случай держал его в руке. По команде, ему пришлось высвободить руки из карманов, а воспитатель принялся воспитывать Женю. Потекла нравоучительная речь воспитателя:
«Что за неопрятный вид. Почему нарушаешь дисциплину. Воспитанник приюта должен следить за своим телом и одеждой, содержать в чистоте. Быть примером для младших». (Ну что еще можно было сказать).
Тем временем окурок сделал свое черное дело, прожег карман, занялся самим Женей. Послышался паленый запах. Воспитатель понял, что его воспитательная речь возымела действие. И хоть инквизиция в двадцатом веке была отменена все же, окурок стал жечь живое тело Жени. Он не вытерпел, и пулей полетел в туалет тушить карманный пожар. Дабы избежать ожога голени собственной ноги.
Воспитатели очень бдительно и строго следили за курильщиками. Не только потому, что хотели отучить парней от курева. Не потому что курение было вредным для здоровья. Страшней всего было то, что парни не имели возможности приобрести целую пачку папирос, пытались покупать штучные папироски. Торгаши штучными папиросками иногда пропитывали табак наркотиками. Так ребята могли пристраститься к ним. Этого больше всего и боялись воспитатели.
Дети в приюте были не плохо обеспечены и одеждой, и хорошим питанием. И все же находились ребята, которые частенько убегали из приюта и бродяжничали. Полиция их ловила, возвращала в приют, (если они не совершали преступления). Тогда в приюте их наказывали своими методами. Для этого существовал карцер с деревянной решеткой в окне. Арестованный сидел денно и нощно в одном нижнем белье. Вроде было все предусмотрено, чтобы он не сбежал снова.
Алексей Аринка, Юра Клепинин, Юра Черепанов и другие систематически сбегали и безобразничали в городе. Их сажали в тюрьму, но не надолго. Аринка любил шикарно одеться. Побыть хоть не долго «фраером». Клепинин любил вкусно поесть, для этого они навещали магазины. Как-то Юра Клепинин после очередной отсидки встретил меня и попросил мелочи, чтобы купить патоки. Денег у меня не было. Я поинтересовался, неужели ему так хочется полакомиться патокой? Нет, объяснил он. Ему нужна была патока, чтобы намазать ее на платок. Потом он приклеит платок к стеклу окна магазина. Стукнет по стеклу. Стекло разобьется. Осколки останутся на платке. Откроет окно и…
Юра Черепанов тоже любил бродяжничать и не раз побывал в тюрьме. В очередной раз его привели в приют. Тогда его посадили в карцер. Юра перепилил деревянную решетку. Ребята подкинули ему одежду и он опять убежал. Стали искать кто способствовал его побегу «добрый человек» сказал, что ядал ему свой школьный ремень, а Володя Саламатов и Коля Цыганков дали ему одежду. В качестве своего алиби я принес свой школьный ремень, но этого оказалось недостаточно, и всех нас троих посадили в карцер, где деревянную решетку уже заменили на железную. Конечно, было очень обидно. Но пережили. Нас иногда выводили во двор подмести его, и мы были этому рады. Мели с удовольствием и не спешили, чтобы подольше побыть на воздухе. В карцере мы постоянно прислушивались, что сейчас делают ребята. Скучали. Печения или компота нам не давали. Ребята сами тихонько приносили нам.
В очередной раз Юра Черепанов вышел из тюрьмы больным. Заболел в тюрьме туберкулезом устроился у забора на тротуаре. Мы ему принесли подстилку, одеяло. Приносили что-нибудь поесть. Так он и умер под забором.
Мне пришлось дважды побывать в карцере. Во второй раз попал из-за украденного одеяла. Нам выдали новенькие красивые одеяла из верблюжьей шерсти. Заправили свои постели и собрались ложиться спать. Перед сном обязательно надо было вымыть ноги. Такой был заведен порядок. Я и Володя Саламатов (мы жили в одной комнате) отправились совершать вечерний туалет. В комнате остался только один Володя Костин. Вернулись мы к себе в комнату, а одеял нет. Видимо, Костина очень запугали. Он никого не выдал, И нас троих посадили в карцер. Володю мы пытали и по-хорошему уговаривали. Но он молчал. Отсидев две недели, нас выпустили, дали новые одеяла.
Я уже учился в среднем приготовительном классе. Занятия проводил Николай Александрович. Запомнился он мне тем, что за отличное выполненное упражнение чистописания дарил золотое перышко или красивую открытку. Мы старались заслужить перышко. Обращали внимание на каллиграфию, на нажим и чтобы не было клякс.
Очень не просто давалось заучит наизусть таблицу умножения. Для этого я всегда носил в кармане тетрадку с таблицей. Однажды остановил меня Владимир Иванович, он у нас преподавал арифметику, и спрашивает:
- Что это у тебя торчит из кармана? Не потерял бы чего.
- Это таблица умножения, - ответил я.
- Ну, тогда все понятно.
На ночь я прятал тетрадь под подушку. Наверное, поэтому я хорошо усвоил таблицу умножения.
Как-то приехал к нам в приют английский врач - доктор Дан, чтобы осмотреть ребят и при необходимости оказать медицинскую помощь. Дошла очередь и до меня. Осмотрел и предложил направить меня на лечение в госпиталь. Чтобы устроить меня на лечение, много потрудилась с хлопотами
С.Л. Грановская. Она договорилась и устроила меня на лечение в «Country Hospital», где будет лечить меня доктор Дан (средний брат), специалист по травматологии. Было поставлено одно условие: оставить меня на полное попечение доктору Дану, и никакого контакта с родными, или знакомыми до полного моего выздоровления.
В госпитале я пробыл два года. Доктор Дан, сделал для меня очень много. Я стал ходить, как все здоровые ребята. Но лечение пришлось прервать из-за начала войны в Китае.
Осенью в 1939 году меня выписали и я вернулся в приют. Ребята встретили меня с расспросами: что, где, да как. И тут я почувствовал, что не могу говорить по-русски. Нет, я все понимал, что мне говорили, но должен был все услышанное перевести в уме на английский язык, потом ответить по-русски. За два года в госпитале просто отвык говорить по-русски.
По возвращению в приют, Владимир Иванович устроил мне экзамен по математике и, в конце концов, определили меня учиться в старший приготовительный класс. Воспитанники приюта занимались в начальных классах при самом приюте, а по окончании приготовительных классов переходили в первый класс Русского Коммерческого училища. И продолжали обучаться там до седьмого класса (десятилетнее обучение).
В моей жизни приютской были не только мрачные дни. Были и праздники, и светлые радостные дни. Проходили они торжественно, интересно. Запомнилось мне, как отмечали годовщину основания приюта (24 февраля 1935 года). Как всегда на празднике присутствовал и Владыка Иоанн. Прямо во дворе приюта был накрыт стол с различными сладостями.
Перед началом чаепития силами ребят был поставлен спектакль. Смотрели сказку «Пряничный домик», где Таня и Коля, заблудившись в лесу, набрели на пряничный домик. Крыша его была из разных пирожных. По ходу пьесы ребята брали эти пирожные и ели. Но так как на крыше дома в действительности было много пирожных, и действующие лица не могли их все съесть, мы мальчишки, после спектакля им помогли.
Запомнились мне и Рождественские праздники. Начинались рождественские праздники с декабря. В школе наступали зимние каникулы, которые длились до 20 января. До самого Крещения. В декабре обычно ребят водили на елку в молодежный клуб «YMCA», который находился в «Park Hotel», возле «Races course» у кинотеатра «Grand theater». Праздничный вечер начинался большим концертом. Выступали артисты местных театров. Они плясали, танцевали, показывали различные фокусы. Одним словом развлекали ребятишек различными концертными и иллюзионными номерами.
Потом состоялось, как обычно, чаепитие с пирожными и прочими сладостями всем приглашенным раздавали большие свертки подарков со всеми возможными сюрпризами, игрушками и обязательно всем дарили теплую одежду.
Интересно проходили рождественские дни и в приюте. Накануне в рождественский сочельник долго не давали ужинать. Ждали, когда взойдет первая звезда на небе. Поэтому этот вечер казался длинным и утомительным. После всенощной мы укладывались спать. Не то слово: поднималась суета, надо было запастись чулком. Лучше длинным, женским чулком. Его привязывали к кровати. Очень верили, что ночью придет Дед Мороз и набьет чулок подарками. Старались подкараулить Деда, но сон был сильнее нас, и все засыпали, не дождавшись Деда Мороза.
А что творилось утром! Будить никого не надо было. Спозаранку начиналась возня: вытряхивали свои чулки и разглядывали, что положил им в чулок Дед Мороз. Там были конфеты, пряники, но самое главное – игрушки, солдатики, машинки, свистульки и прочие ценные мелочи.
В этот день ждали гостей, представителей попечительского совета. Они играли и плясали вместе с ребятами. А начинался праздник спектаклем о том, как волхвы посетили новорожденного младенца, и как по велению царя Ирода должны были сообщить ему место нахождения новорожденного. На пути волхвов встречал ангел и предупреждал их о злых намерениях Ирода.
Из года в год этот спектакль повторялся. Мы его знали наизусть, тем не менее, всякий раз переживали за младенца:
а появится ли вовремя ангел, а послушаются ли его волхвы. Но самое интересное было узнать в загримированных артистах своих ребят. Ими были верзила Соболевский в образе ангела. Запольский Юра в образе Ирода.
Потом предстояло чаепитие, игры, танцы. Почему-то запомнился танец «Lambent walk» (веселая прогулка). Он похож на русский танец «Польку». И, наконец, импровизированные выступления малышей у елки, которая устанавливалась в девичьем корпусе. Santa Claus (Дед Мороз) раздавал большие коробки с подарками, которые, вероятно, не поместились в чулок. Позволяли устанавливать елку и в своем дортуаре. Ребята зажигали на ней свечи. Бывали случай возгорания елок.
Ребята приюта, в основном, были сиротами, некоторые из малоимущих семейств. Поэтому во многом были ограничены. Хотя в приюте, было, кажется для них все. И все же, проходя по базару, да не утащить яблочко или мандаринку, было просто невозможно. А чтобы стащить у китайца мандаринку не стоило особого труда. Так мы гурьбой подходили к продавцу и начинали торговаться. А фрукты были красиво выложены на наклонном стеллаже градусов под 45. Стоило кому-нибудь взять самое нижнее яблоко, как со скоростью цепной реакции начинали сыпаться яблоки один за другим на землю. Продавец в растерянности не знал что делать. То ли бежать за проказником, то ли спасать свой товар. Тем временем ребята успевали взять несколько яблок и бежать.
1939 год. В Шанхай вторглись японские войска. Шла вторая Мировая война. Развивающиеся события в городе сказались и на нашей приютской жизни. Перестали привозить нам молоко. Ткаченко отказал нам давать печенье. Дома по улице рю Буржа, в которых жили приютяне, подлежали к сносу.
Позже на месте этих домов построили целый комплекс жилых домов. (В 1943 году мне довелось жить с Аркадием и его семьей в одном из этих домов).
В 1940 году детский приют переехал в новое здание на Виктор Эммануил дом №3. В приюте произошли большие перемены. Старшим воспитателем был назначен Борис Григорьевич Уваров. Мальчикам ввели единую форму с погонами и эмблемой приюта. Режим дня по воинскому уставу. Создали духовой оркестр. Подъем и отбой, а также сбор на обед и ужин осуществляли по сигналу горна или барабанному бою.
Всех воспитанников разбили на две роты. В каждой роте два взвода, взвод состоял из трех отделений, а каждое отделение состояло из двенадцати воспитанников. Я числился в третьем отделении второго взвода первой роты, а также числился и в музыкальном взводе в качестве барабанщика Заметно изменилось и питание ребят. Если раньше на стол ставили полные тарелки хлеба, (ешь - не хочу). То теперь выдавали по два кусочка хлеба за завтраком, обедом и ужином. Ребятам не хватало. Ходили, выпрашивали хлеб на кухне. Володя Редькин, постоянный помощник повара Миши, научился делать молоко из соевых бобов. Для этого он раздобыл гранитные жернова, сыпал туда замоченные с вечера бобы и перемалывал их. Из перемолотых бобов выдавливалось молоко. Его потом кипятили и давали ребятам вместо натурального молока.
Не стало хватать и алюминиевых ложек. Ребята носили их с собой. Я принес свою мельхиоровую ложку и носил ее при себе. Одним словом, и для нас, приютских ребят, настали черные дни.
С мальчишками младшей группы, Борис Григорьевич не очень то контактировал. В лучшем случае относился к моим сверстникам через моих непосредственных начальников, а их у нас было предостаточно. Командиром отделения у меня был Андрей Павленко. Командиром взвода был Алеша Ларионов. Командиром роты был Коля Эпов. Помощником воспитателя был фельдфебель Георгий Мардемьянц. Командиром музыкального взвода был Соболевски Женя и его помощник Толя Дорот. От каждого начальника обязательно можно было получить по щелчку или под затыльник.
Будние дни в приюте протекали однообразно, если не случалось какого-нибудь чрезвычайного события. Утром первым вставал дежурный воспитатель, будил дежурного горниста или барабанщика. По сигналу горна или барабанной дроби вскакивали все воспитанники.
Время на сборы было ограничено, считанные минуты. Надо было успеть умыться, одеться и явиться в строй. Командир отделения проверял своих подчиненных: застегнуты ли все пуговицы на черной косоворотке, достаточно ли начищены ботинки и блестят ли медные пуговицы на рубашке и медная пряжка на поясе. Если что не так, получишь наряд вне очереди: чистить картошку, убирать туалеты, подметать двор.
Для нас, младших в группе, была беда с утюжкой брюк. Нам практически с трудом доставалось раздобыть утюг. Его всегда забирали старшие ребята. А не выгладишь струнку брюк, получишь наряд. Мы выходили из положения так: брали свечку, алюминиевую ложку, мочили складку брюк и через бумагу горячей ложкой нагретой на свечке разглаживали складку брюк. И еще, чтобы сохранить брюки глажеными, укладывали их на ночь под матрац.
Нам приходилось нести дежурство по приюту: на кухне, в столовой. Надо было накрывать столы, потом убирать столовую и мыть посуду. Посуды было много. Мыли ее с мылом и горячей водой. Если тарелки не скрипели под проводимым по ней пальцем, заставляли перемывать всю посуду заново. Торопились перемыть посуду особенно после ужина. Нам страшно было оставаться на кухне из-за огромных, (величиной по пять сантиметров в длину) черных тараканов. Они со страшным шумом пролетали и ударялись о стенку, падали на пол. Дежурили по спальне. Надо было подмести пол и вымыть его. Площадь спальни примерно 90 квадратных метров. Мыли пол так: один таскал воду и выплескивал ведро воды на пол, другой щеткой намыливал пол, третий затирал пол насухо тряпкой. В спальне стояло пятнадцать трехъярусных коек. И под каждую надо было подлезть и протереть пол. Дежурили и у входа во дворе. Однажды случилось ЧП, кто-то напал на нашего «часового», дежурившего во дворе, засунул ему в рот кляп и украл учебную, деревянную винтовку. Обнаружил лежащего в кустах без сознания паренька барабанщик, который собирался проиграть сигнал отбоя. Пострадавший сильно испугался и был в шоке. Пришлось его госпитализировать.
Ежедневно утром и вечером проводилась «поверка». Дежурный воспитанник отдавал воспитателю рапорт обо всех происшествиях дня, о присутствии личного состава, и т.д. Горнист и барабанщик играли Зорьку». На флагшток поднимали государственный флаг и вымпела каждого отделения. Случалось, что на флагштоке не оказывалось вымпела чьего-нибудь отделения. Это означало, что все отделение наказано. Остается без увольнительной в город в праздничный или воскресный день.
В этих случаях меня выручал воспитатель Николай Николаевич Николаев. Он придумывал мне какие-нибудь командировочные поручения, и я уходил в город до самого вечера, надо было вернуться до вечерней поверке.
Вечерами в субботу и в воскресные дни после всенощной мы возвращались домой маршем под звуки духового оркестра, маршировали через весь город. Впереди шагала «старая гвардия» так называл Б.Г. Уваров старших воспитанников: к ним относились: Коля Эпов, Георгий Мардемьянц, Валя Слатинцев, Олег Ячменев, Георгий Запольский и Кузнецов Геннадий. А перед «гвардейцами» шел духовой оркестр. В первом ряду четыре барабанщика: Коля Цыганков, Коля Антипенко, я (тоже Коля) и Борис Махровский. за нами маршировал весь остальной оркестр. Два корнета (трубачи) Толя Дорот и Женя Соболевский, саксофонисты, кларнетисты, флейтисты, альтушки, тромбоны, баритоны, и контрабас.
Самая красивая форма была у барабанщиков. На плечах, как и у всех музыкантов, были опознавательные знаки, принадлежность к музыкальному взводу. По диагонали на груди широкая голубая лента в ней хранились барабанные палочки, а поверх ленты портупея – кожаный ремень, чтобы крепить барабан на марше. Фуражка с кокардой и синим околышком. Когда шли по городу в форме, то обращали внимание на нас, барабанщиков.
Пока учился в приготовительных классах, школьные занятия проходили в помещении приюта на «Виктор Эмануил». По окончании старшего приготовительного класса нас переводили в первый класс Русского Коммерческого училища. Ходить было очень далеко. В 1941 году всех мальчишек перевели в помещение училища. Жили мы все мальчишки на втором этаже в двух огромных дортуарах: в левом размещалась первая рота, а в правом жили ребята второй роты. Девчата остались жить в здании на Виктор Эммануил.
В обычные дни мы носили цивильную форму, а в школу ходили в форме училища. Черная косоворотка с медными пуговицами, широкий ремень с блестящей пряжкой и эмблемой училища на ней. Фуражка с зеленым околышком, И черные шинели. Если выходили в увольнительную, то обычно надевали простой костюм и пальто. Если я бывал у брата или у сестры Ангелины, то возвращался всегда переодетым в новую чистенькую одежду. Мне было неловко являться в приют таким наряженными, я быстро пробегал в свою спальню и переодевался во что-нибудь попроще.
Как-то Аркадий заказал мне новое красивое и теплое пальто. В спальне было холодно, и я укрывался им поверх одеяла. И буквально на третий день, как мне сшили это новое пальто, нас обокрали.
Утром проснулся, и не обнаружил своего пальто. Некоторые ребята не досчитались своих вещей. Обратили внимание, что одно окно было раскрыто, а на крыше спортивного городка, примыкавшего к нашим окнам, валялся тапочек Коли Озерова. Коля решил достать свой тапочек и пошел по коньку крыши. Крыша была мокрой от росы, Коля поскользнулся и, сидя, стал скатываться с крыши вниз. Крыша была из черепиц. Зацепиться было не за что. И он на наших глазах полетел со второго этажа вниз. Ребята бросились к нему. Увидели, что у него получился вывих правой руки. Решили его отправить в больницу. Один из старших пошел его сопровождать, дойдя до угла улицы, Коля закричал от боли. Оказалось, что у него и бедро было вывихнуто. Сгоряча, он сначала не почувствовал этого.
К лету Коля поправился. Захотелось побродяжничать, потянуло на авантюру. Коля Озеров решил сбежать из приюта. Его бродяжничество длилось не долго. Наступали зимние холода: стало сыро, холодно и голодно. Потом по распоряжению. Уварова его привели в приют. И за его проделки решили выпороть. Коля согласился на порку, лишь бы его оставили жить в приюте. Пороть поручили воспитателю В. Слатинцеву. И перед строем воспитанников под барабанный бой. Слатинцев добросовестно выпорол розгами Колю. После такой экзекуции Коля пролежал неделю в постели. Но все прошло, все забылось. А я стал проситься у Аркадия, чтобы он меня забрал к себе. Стал жить у Аркадия и продолжал учиться в Коммерческом училище.
Собственно жить я стал на два дома. Утром уходил в школу, потом приходил делать уроки домой к Вале, а поздно вечером за мной приходили Аркадий и его жена Людмила. Все втроем возвращались поздно вечером домой, к Аркадию.
Запомнился мне один вечерний разговор по пути домой. Лёке, его родители покупали разные вещи. Так однажды ему купили новые ботинки. А мне нет. Мне стало обидно, я пожаловался Людмиле. Она объяснила мне: у него есть родители. Они заботятся о своем сыне. Надо чуток подождать, и мы тоже купим тебе к празднику новые ботинки
Я никогда не чувствовал себя сиротой. А тут мне об этом напомнили. Было очень больно. Надо сказать, что меня не баловали, но и никогда не забывали. Аркадий вел учет расходов на содержание не только меня, но и моей сестры Марионилы, которая тоже была в приюте. Она старше меня и жила с девочками. Училась тоже в Коммерческом училище. Деньги в меру своих возможностей давали и Валя, и Аркадий. Накопившуюся сумму тратили на приобретения одежды мне и сестре.
В скоре Нила кончила школу, вышла замуж. Ее мужем стал Коля Эпов – командир первой роты детского приюта имени Св. Тихона Задонского. (Звучит?) Между прочим, Коля Эпов специально остался на второй год, чтобы учиться в одном классе с Марионилой. Дружили они еще со школьной скамьи. Их дразнили ребята: «тили – тили тесто, жених и невеста». После окончания Коммерческого училища Нила устроилась работать. Стала жить самостоятельно своей семьей. И потекла ее взрослая жизнь.
Появились и новые возможности. Стала зарабатывать самостоятельно деньки. Я не забуду, как она на свою первую получку купила мне ручные часы. Это был очень дорогой подарок для меня.
РУССКОЕ КОММЕРЧЕСКОЕ УЧИЛИЩЕ
В 1942 году я закончил три приготовительных класса. Перешел в первый класс Русского Коммерческого училища. В городе было много различных школ: французские, английские, американские, не говоря уже о китайских школах. И все, в основном, со средним образованием. Дети эмигрантов обучались в Русском Коммерческом училище, в Реальном училище или в Женской гимназии «Лиги русских женщин». Иностранные школы были платными и не всем были доступны в них обучаться. Да к тому же многие эмигранты предпочитали обучать детей в русских школах: Русском Коммерческом училище, в Реальном училище или в женской гимназии «Лиги русских женщин».
Воспитанники приюта продолжали свое образование в Русском Коммерческом училище. Программа обучения отличалась от других школ. Мы в обязательном порядке изучали иностранные языки: английский язык начинали изучать с первого приготовительного класса, французский язык изучали с третьего класса. В пятом классе изучали китайский язык. В 1944 году были вынуждены изучать еще и японский язык. Мне очень повезло с преподавателями. Правда, понял это я значительно позже.
Что касается иностранных языков, то здесь не обходилось без курьезов. Дело в том, что некоторые иностранные слова звучат по-русски очень неприлично. Даже в слух не возможно их произнести. Поэтому, учитель китайского языка Отец Илья Вень (он был священником), по национальности был китайцем, сразу на первом же уроке предупредил нас: «Если увижу у кого-нибудь улыбку – выгоню из класса». Учительница французского языка не придавала никакого значения этим выражениям. Ребята нарочно спрашивали про различные слова: как по-французски будет колено, или птица сова? складывали их и в итоге получались целые неприличные выражения. И все это им сходило. А вот на уроке японского языка произошел скандал и Вова Новопашин пострадал. Николай Кондратьевич, наш «Хандретуэй» (он преподавал нам английский и японский языки) спрашивал его, как образуются слова по-японски, названия разных торговцев? Надо было просто прибавлять к названию продукта частицу «Я», и только. Например: цветок по-японски значит «хана» - продавец цветов будет «ханая» и все дела. Дошло до слова мясник. Володя сказал правильно, но весь класс загоготал! Учитель, не разобравшись в чем дело, заорал на Володю и выгнал его из класса. Я не хочу здесь воспроизводить все эти слова. На русском они звучат очень даже неприлично.
Ведущим предметом, по которому и четверки нельзя было получать, являлся «Закон Божий». Экзамен по этому предмету принимал сам Владыка Иоанн. Изучали и прочие предметы, как-то: математику, географию, ботанику и т.д. В старших классах преподавали нам политэкономию и бухгалтерию. Почти ежедневно было по семь уроков.
Математику преподавал Николай Иванович Иванов. Доходчиво, интересно и даже с юмором (когда был в настроении). В другие дни он прикрывал рот платком, ссылаясь на «зубную боль». Литературу вел Николай Павлович Покрвский, профессор русского словесности и литературы. Когда я в 1942 году пришел в Коммерческое училище, он был директором училища и жил при школе. Его уроки были насыщенны интереснейшими рассказами, о которых в учебнике не прочтешь. Помню, изучали период правления Екатерины второй. И он рассказал про «Юности честное зерцало» Что-то вроде современного домоводства. У Николая Павловича был оригинал этого издания, в коричневом кожаном переплете, с серебряными застежками сбоку. Написана книга была на славянском языке. Мы понимали, что просить эту книгу, чтобы почитать было бессмысленно. Тогда решили забраться к нему в комнату, самовольно взяли книгу, и целый день ее читали. Потом вернули ее, таким же способом, как и брали. Он ничего не узнал. А сколько интересного, полезного, мы извлекли из этой уникальной книги. И кое-что запомнилось наизусть.
Еще раз встретился с это замечательной книгой в музее. Это было в городе Кузнецке Пензенской области, на Родине Радищева. Здесь проводили учебные сборы и пришлось в них участвовать. Посетили музей А.Н.Радищева. Вот тут то я и увидел рядом с книгой Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» книгу «Юности честное зерцало». Конечно, это был всего на всего муляж. Меня это не устроило. Обратился в «ученый совет» с просьбой подержать, хотя бы оригинал в руках. Но меня заждались в автобусе коллеги. Полковник, возглавлявший нашу группу, сделал мне замечание – «Опять ты, что-то нашел?» «Нашел» ответил ему. «А вы ничего не заметили замечательного в библиотеке Радищева? Вам когда-нибудь приходилось, слышат про книгу Екатерины Великой, что она там написала?» И я воспроизвел по памяти выдержку из книги. Всем понравилась эта выдержка. Потом на занятиях посыпались ко мне записки и от полковника и от многих других участников семинара, с просьбой написать, что написала Екатерина – Вторая.
Не меньший интерес представляли уроки русской истории, которые вел Путято. Было интересно посещать его лекции, которые он читал в местных клубах. Я прослушал цикл его лекций о реформах Петра Первого, о Пушкине, о Лермонтове. Он знал и русскую историю, и литературу Я спрашивал его о советских писателях. Как он относится к творчеству В. Маяковского. От него услышал четкое, справедливое суждение. Он сказал, что поэт Маяковский относится ко времени, когда в моде был футуризм, несомненно, талантлив. Поэт трибун. Хорошо отзывался о М. Горьком, как о пролетарском писателе
Константин Константинович Краковский. Он был нашим классный наставник в пятом классе. Мы его прозвали «Ка в кубе», т.е. ККК. Он был совершенно лысый, ну ни одного волоска на голове, а мы частенько обращаясь к нему с просьбой дать расческу, чтобы причесаться. Он не обижался и все превращал в шутку. Он много знал и с ним всегда было интересно беседовать. Он с увлечением рассказывал про технические достижения в науке.
Замечателен он был тем, что владел познаниями физики, химии и астрономии. Был хорошим специалистом в области радиотехники. Он подметил мое увлечение: строить, «изобретать» различные электрические приборы. Помог мне приобрести специальность радиотехника. Часто брал с собой, если кто-то просил его отремонтировать радиоприемник. Я удивлялся тому, что, еще не видя прибора, он уже мог предположить возможную неисправность. И не ошибался, ремонт осуществлял за считанные минуты.
Честно признаюсь, с русским языком я был не в ладах, он и в институт мешал мне поступить. Только в 1964 году, правдами и неправдами, я все же поступил учиться в Свердловский педагогический институт. До сих пор думаю, за что же мне все-таки поставили четверку за сочинение на вступительных экзаменах? Это была моя единственная четверка по русскому языку в жизни.
Русский язык преподавали по старой орфографии. Меня замучила буква «ЯТЬ». Как и где ее писать? И чтобы меньше делать ошибок, заучивал стишки, в словах которых надо было писать букву «ять». Например:
Бедный, Беглый, Белый Бес убежал голодный в лес.
Там он по лесу то бегал, редьку с хлебом пообедал.
И за горький тот обед, дал обет наделать бед.
Со мной в одном классе учился единственный китаец, Фан–Ту–Си (или Фан-Цуань), мы его просто звали Коля. Его отец решил ему дать русское образование. Бедный Коля не знал ни единого русского слова.
Горькими слезами он заливался, когда учился в первом приготовительном (первый класс). Трудно было ему и во втором приготовительном (второй класс). Позже он оказался очень способным, усидчивым и прилежным учеником (это видимо в крови у всех китайцев). Учился на одни пятерки. У него был только один недостаток. Везде и всюду, к каждому глаголу приписывать окончание «СЯ», например: «я покушался, я виделся интересное кино». И учителя ему эту ошибку прощали. А мне не прощали ничего. За русский диктант или сочинение по русскому я получал двойки, которые часто обмывал горючими слезами. Только одна учительница по русскому языку Валентина Николаевна сочувствовала мне и занималась со мной все лето напролет. Несколько позднее мне очень помогла Мария Григорьевна Верхотурова. Пожилая, седая и властная. Она собирала вокруг себя мальчишек и после школьных занятий, безвозмездно, у себя на дому занималась с нами русским языком и математикой. Ее вниманием были удостоены Коля Фан Цуань и я (неподдающиеся познанию русского языка) и Боря Федоров, которому не давалась математика.
Она научила меня русскому языку Я не скажу, что наши проказы были злыми. Находчивыми? Да. Стремились познать больше? Да. Вот несколько примеров: «Закон божий» нам преподавал Отец Афанасий. Из бывших офицеров царской армии. Изучали в старших классах историю религии и т.п. Пользуясь возможностью посещать библиотеку советского клуба, я подбирал атеистическую литературу по теме домашнего задания. На урок приходил, таким образом, достаточно подготовленным, и более того, постоянно задавал священнику вопросы, на которые он не мог мне ответить. У нас с ним возникал конфликт, но до скандала никогда не доходило. Он честно ставил мне в журнал пятерку и выгонял меня из класса на все четыре стороны.
Но проходило так недолго. Скоро О. Афанасий перешел в гимназию «Лиги Русских Женщин». Его заменил другой священник О. Иннокентий. Ни чего не подозревая, я продолжал действовать, как и прежде в том же духе. О. Иннокентий был очень эрудированным человеком. Но я этого не знал. И вот что из этого получилось.
Однажды, в очередной раз я подготовил ряд вопросов и стал ему задавать. О. Иннокентий очень тактично и умно разъяснил мне «что про что». Сконфуженный, я сел на место. После звонка на перемене он спросил меня, насколько я серьезно интересуюсь проблемой. И пригласил меня к себе в келью для беседы. Я пришел, как договорились. Его келья размером не более 15 квадратных метров, где стояла кровать, стол один стул и огромный книжный шкаф. От потолка и до самого пола заставлен книгами. Меня удивило содержание этого шкафа. Среди книг были тома В.И. Ленина, К. Маркса, книги со священным писанием, исторические книги и много томов с почтовыми марками. Оказалось, что он серьезно занимался филателией, с увлечением изучал историю и литературу, не говоря уже про историю религии. В совершенстве владел 14 иностранными языками. Причем занимался переводами литературных произведений с русского на китайский. Переводил китайских авторов на русский язык. Сотрудничал с советским журналом «Эпоха», который издавался в Шанхае и помещал свои переводы в журнале. У нас завязалась дружба на почве филателии. Я был увлечен коллекционированием марок. Нам всегда было о чем поговорить и интересно беседовать.
Я уже упоминал о том, что ККК был нашим классным воспитателем. Во время урока Шурка Мальцев мог подкрасться к нему сзади и прыгнуть ему на шею. И весь класс, наваливался на преподавателя, с криком куча мала. ККК разбрасывал мальчишек в разные стороны и со словами: «Все разрядились. Продолжаем урок». Если бы профессору железнодорожного института Днепропетровска господину А. Мальцеву напомнили бы об этом случае, что бы он сказал?
Преподавателя английского языка, Николая Кондратьевича (не помню фамилии), запомнил только его прозвище:
«Hundredweight» (Хандредъуэйт Что означает центнер). Это прозвище было ему дано за то, что он не мог правильно выговорить это слово, что означало английскую меру веса. Мы его не любили. И был у нас в классе Коля Сыромятников. Так наш преподаватель часто сравнивал нас обоих. Он называл Колю дохлым, а меня дошлым. Коля слабо учился и часто обращался ко мне за помощью, но не без корысти. Всякий раз, когда он списывал у меня домашнее задание по математике или английский перевод, он отдавал мне половину своего завтрака: сайки (батона) с маслом, колбасой и яичницей. Он списывает, а я тем временем уплетал его завтрак!
Был в приюте воспитатель В. Слатинцев. В его обязанность входило проверять исполнения домашнего задания. Пока не выполнишь задания, во двор гулять не отпустит. Тогда одноклассники договаривались, что ему сказать о домашнем задании, показывали записи в дневнике (конечно обманывали). Быстро его выполняли. Сдавали домашнее задание и скорей бегом играть во двор, Завтра за не выученный урок «двойка» в дневнике, и со всеми вытекающими последствиями.
Было страшно получить «двойку». За каждую двойку полагалась порка, экзекуцию устраивали после уроков по субботам в туалетной комнате под барабанный бой. Мало того, все отделение оставалось без отпуска на воскресный день. В таких случаях нас выручал Володя Новопашин. Он аккуратно вырезал клеточку из странички дневника, намазывал клеем и приклеивал на двойку. Двойки воспитатель не видит. Наказания нет. По истечении времени, квадратик легко снимался. Двойка восстанавливалась, а за давностью времени наказания не применялось.
«Мы все учились понемногу, чему-нибудь, и как-нибудь» Эти слова А.С.Пушкина. В полной мере относились и ко всем нам, воспитанникам приюта. И все же: мы уже в пятом классе (8класс). И возраст солидный - 15, а кому-то и 16 лет было. Начался новый учебный год. Собрались мы все в классе, и что-то нас осенило. Договорились оставить свои детские игрушки, проказы. Добросовестно учить уроки «Пора взяться за ум» и учиться без «двоек». Так порешили мы всем классом. Прошло немного времени, и Павел Павленко получил «двойку». Что делать? Обсудили ситуацию, пожурили Павлика и решили украсть журнал. Все равно заведут новый. И уж теперь никаких двоек чтобы не было! Но не прошло и недели, Коля Хидченко схватил пару. И каким то чудом журнал пропал сам собой. ККК приходил в класс и спрашивал: «Кто стащил журнал? Сознавайтесь!» Все в недоумении. Украсть журнал никто не собирался. Такого намерения ни у кого не было. Что делать? Собрался педагогический совет. Обсудить поведение учащихся пятого класса. Вот тут то О.Афанасий и высказался по моему адресу, Его дословные слова: «Он посещает советскую библиотеку, читает атеистическую литературу. Он коммунист и вредно влияет на класс. Его следует удалить из школы». Попал под опалу и Миша Федоров. (В классе было два Федоровых Боря и Миша. Однофамильцы). Дело принимало серьезный оборот. Миша перевелся во французскую школу. Борис с Колей Логиновым, решили бежать в Советский Союз. Их повстречали хунхузы. Накормили, напоили и передали советскому посольству. Там их переправили в Порт Артур, затем отправили в Шанхай и вернули обратно в приют. А мне деваться было некуда. Обратился к Владыке просить помочь. Владыка меня выслушал. Посмотрел на меня по верх очков.
Наморщил лоб и… Велел завтра идти в школе. На следующий день явился я в класс. Там меня встретили с недоумением.
В класс явился О.Афанасий с директором и спрашивает, что я тут делаю. Отвечаю: «Владыка Иоанн велел мне явиться в школу». Инцидент был исчерпан. Завели новый классный журнал.
Вам когда-нибудь, приходилось видеть птицу Фазана свободно летающего на воле? А я видел. К нам во двор (который изображен на фотографии) залетел фазан. Пестрый, с длинным хвостом. Все бросились его ловить. Чтобы фазану улететь ему нужно разогнаться, и постепенно набрать высоту. Фазан бегал быстрей ребят. И фазан, наверное, улетел бы, но на помощь ребятам прибежал школьный пес. Огромный черный пес по прозвищу Цербер. Он то и поймал фазана. Парни отобрали фазана, вырвали перья из хвоста (наверное, для «Жоски») и, в конце концов, отнесли его на кухню повару Мише. Миша расправился с фазаном, приготовил его по всем правилам кулинарного искусства и подал на обед. Нет ни нам. Нас было около ста человек. Разделить было просто невозможно. Миша на противне подал зажаренного фазана нашим воспитателям, которые обедали вместе с нами в столовой.
Так проходили наши школьные годы. В другое время, я бы не стал рассказывать про все мои перипетии детской жизни. Но теперь, спустя более чем пол века, вспоминаешь их, и улыбнешься, а с кем не бывало? Замечательное наше детство. Жаль только, что годы летят молниеносно и некогда нам оглянуться назад! А ведь стоит!
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ
Вечерами перед сном,
В дортуаре (детской спальне), Сладкий нежный ее голос
Мы, приютские шпанята Словно тонкую струну.
Собиралися гуртом Задевал душонки наши,
Зажигал в глазенках малых
А годков нам было восемь Блеск надежды и слезу.
Понимали, что почем.
Кому десять привалило, Было множество вопросов
Того звали стариком: «От чего и почему?»
«А когда-нибудь, быть может,
Собирались так частенько Мы увидим наяву
И, конечно, неспроста И реку большую Волгу,
Наша няня тетя Таня И престольную Москву?»,
Тихим голосом читала «Говорят все там по-русски?»
Про Илью богатыря «А людей увидим русских?»
И о Родине далекой Все тогда казалось чудом
Что Россиею зовут, Словно в сказочном миру.
Про березки, про ромашки, И с надеждой все же жили,
Что белехоньки растут И мечтали, не тужили…
И летели мигом годы.
Слово нянино сбылось!
Отъезд на Родину запомнился мне до мельчайших подробностей. И начался он задолго до отплытия теплохода. Мне исполнилось шестнадцать лет, а потому я обратился в советское консульство, чтобы получить паспорт. Там потребовали метрики (!)
Я рос без родителей с четырех лет. Воспитывался в детском приюте. И слова такого «метрики» в жизни не слышал, не то чтобы их иметь. Стало быть, опять мне не уехать. Грустный я пришел в советский клуб. Ко мне подсел незнакомый мужчина и спросил: «О чем грустишь мил человек?» Поделился я своим горем, а он стал меня расспрашивать: кто родители? Как их зовут, откуда родом? И всю мою биографию. И предложил встретиться на следующей неделе на этом же самом месте. Пришел я, как было велено. Встречаюсь со своим новым знакомым, а он мне и говорит: «Повтори все, что ты мне рассказал про себя, моему другу, и поедем в советское консульство». В консульстве они оба заполнили бланки свидетельских показаний о том, что знают моих родителей, и то, что я действительно такой, сякой. Сын собственных родителей. Вот тогда мне вручили советский паспорт и тут же зачислили меня в список первых репатриантов.
На этом мои злоключения не кончились. Только расскажу все по порядку. Провожать меня взялся мой старший брат Аркадий. В восемь утра мы с ним и со своим багажом прибыли на пристань верхней верфи, где причалил красавец теплоход «Ильич». На пристани скапливался народ. Начался таможенный досмотр вещей и погрузка их на корабль. Мой багаж состоял из «транка» с бельем, большой плетеной корзины с книгами и т.п. - все это Аркадий представил таможеннику. И (отметьте это «и») мой багаж опустился в трюм. При мне остался легкий сверток постели и постоянная моя спутница мандолина.
День был необычайно жарким. Укрыться от палящего солнца было негде. Утверждают, будто в тени было 50 градусов по Цельсию. Целый день пил «Coca Cola» и съел бессчетное количество бананов. Вечером объявили посадку. Пассажиры стали тесниться у борта корабля. На пристани собралось несметное количество народа. На самой середине появился высокий постамент и на нем Владыка Иоанн.
Провожающие забросали корабль блестящими лентами серпантина. Образовалась сплошная сеть блестящих лент, словно корабль привязали к берегу. Ровно в 18.00 местного времени буксиры отшвартовали корабль к фарватеру и с благословения Владыки теплоход начал отчаливать. Ленты разрывались, и разрывалась наша связь с людьми, остающимися на берегу, с родными, друзьями и знакомыми. Шанхай таял в дымке. Сбывалась моя мечта вернуться (нет, не вернуться) уехать, уплыть на Родину, которой я никогда не видал, о которой нам малышам в приюте много рассказывала тетя Таня Махровская.
Я, как и все пассажиры, не отходили от борта, все глядел на удаляющиеся очертания Шанхая, где прошло мое детство и моя юность. На душе было тоскливо, но не было ни горечи сожаления, ни восторга. Что-то в ней оборвалось. А за бортом плескались волны Китайского моря, будто подталкивали корабль все дальше от привычных берегов куда-то в неизвестное.
Мне не забыть тот августовский день.
Жару субтропиков, спасительную тень.
Как брат в Россию провожал
И мне напутствие читал.
Как нас Владыка на помосте,
Сложив ладони обе в горсти,
Нас в путь далекий провожал,
Молитвой всех благословлял.
И, словно нити-паутинки,
Рвались, сверкая серпантинки,
Когда корабль отплывал,
На век с родными разлучал.
И было грустно мне тогда,
В душе одна лишь пустота.
Плескалась гребнями волна,
Покой дарила нам она.
Вечером, за ужином, нас приветствовал капитан корабля со всей командой теплохода. Решили провести товарищескую встречу по боксу. Оказалось, что многие матросы команды занимаются боксом, а в составе пассажиров были такие знаменитые боксеры как: Слава Белоголовый, Володя Чин – Яковлев, Юра Головкин (Young George). Профессионалы боксеры выступили против молодых любителей бокса. Победила дружба.
От Шанхая до Находки мы плыли четыре дня. Стояла привычная для нас жара. Где-то на второй день повстречали стайку дельфинов, они выпрыгивали и пускали фонтан воды. У носовой части корабля постоянно плыла огромная рыбина. Ее чешуя переливалась всеми цветами радуги. Ей бросали булки хлеба, которые она ловко и быстро проглатывала. Ночью я любовался волнами моря. Гребни волн светились фосфористым светом. И куда не глянешь всюду горизонт, всюду небо сходится с водой. И пока плыли Желтым морем, потом Китайским море и Японским морем не видно было ни клочка земли. Только проплывая мимо островом Японии у корейского пролива, увидели маленькие островки и рыбаков на лодках. Я почему-то вспомнил города Хиросима и Нагасаки, на которые были сброшены атомные бомбы. Они были на нашем пути, но были невидимы. Я пытался разглядеть горизонт через бинокль но, увы.
Я, Боря Овсянников, Володя Дмитриев, Коля Каргаполов расположились на корме корабля под тентом. Со мной была моя спутница Мандолина. И всякий раз, когда наступал вечер, становилось немного грустно, скучно. Тогда я брал мандолину в руки, и она пела своим нежным голосом протяжные русские песни, а то бравурные марши, вальсы, песни, пляски, частушки.
О ней можно много рассказывать. Она много старше меня и со своим прежним хозяином побывала в странах Европы и Азии. Двенадцати струнная, с серебристым звонким голосом всегда развлекала меня и моих друзей. Грубель, ее прежний владелец продал мандолину (точнее мандолу) моему брату, так она досталась мне, она всегда со мной. Сам Грубель играл в струнном оркестре и солировал на мандоле, а, в общем, занимался балетом. Содержал труппу балерин. Воспитывал и растил маленьких балерин. Так и моя сестра Ангелина с десяти лет жила, воспитывалась в его труппе. Потом стала балериной. А мандолинка и по сей день всегда со мной.
Нервы – струны надрывая,
Мандолиночка поет.
Мои чувства выражает,
Песня звонкая плывет.
То печально трели льются,
В унисон душе моей.
А то пляской залихватской
В круг она зовет друзей!
Ты звени моя подружка,
Мандолиночка моя.
Мандолина – Магдалина,
Развлеки скорей меня!
Кормили нас очень вкусно приготовленной пищей. Для меня было удивительно, что на обед и на ужин подавали красную рыбу. В Шанхае это был деликатес. Между обедом и ужином плавали в бассейне. И опять я был удивлен тем, что после купания в бассейне, если посидишь на солнце, то все тело покроется белым налетом, это была морская соль. Надо было обязательно принять душ. И тут опять сюрприз: под душем мое мыло не мылилось. Потом мне объяснили, что для хозяйственных нужд давали морскую опресненную воду, а для пищи берегли пресную воду.
На четвертый день, когда солнце склонялось к закату, показалась земля. Это был порт Находка. Солнце своими косыми лучами освещало сопки. Просматривались домики один другого выше. Казалось, что один был расположен под сопкой, а другой виднелся на фоне вечернего неба высоко на возвышенности. Из-за «контр ажура» можно было разглядеть только его темное очертание. Здесь на этом берегу нам предстояло пройти карантин и таможенный досмотр вещей.
Лишь на четвертый вечерок
С Находки дунул ветерок.
Во вторник берег увидал.
То первый был для нас причал.
К нам навстречу плыли четыре военных катера. На каждом из них был духовой оркестр военных моряков. Катера кружились вокруг теплохода, и оркестры исполняли бравурные марши. Все пассажиры высыпали на палубу и постоянно перебегали от одного борта к другому. Мне казалось, что корабль от этого начинало раскачивать из стороны в сторону. Наконец корабль пришвартовался в порту Находки.
Нас окружили корреспонденты, фотографы, кино¬операторы. Сходили на берег группами, которые тотчас увозили на грузовиках в военный лагерь для прохождения карантина. Торопились устроиться до наступления темноты.
Мы приехали в Россию!
Все в душе переплелось.
Русский я! И я в России!
Русь! - ты Родина Моя!
Устроились жить в палатках. Наша палатка огромных размеров, с нарами в два яруса, вмещала до пятидесяти человек. Мы, мальчишки, держались вместе и расположились у самого входа в палатку. Остальные семьями устроились кто на верхних полатях, кто внизу.
Утро, первого дня на Родине начали с освоения территории своего военного городка: где, что и т.д. Обратили внимание на белое строение с буквами «Ж» и «М». Далее нашли длинное сооружение - подобие корыту с сосками наполненное водой, это оказался умывальник. Познакомились с распорядком дня: подъем, утренний туалет, далее посещение продовольственного склада. Здесь ежедневно получали по одной булке ржаного хлеба на каждого, шесть кусочков сахара рафинада на день. Остальное получали в солдатской столовой: горячий завтрак, сытный обед и ужин. Лагерь обслуживали военнопленные японцы. Пищу готовили русские солдаты. Все было хорошо, хлеба нам хватало вполне. Съедали только хрустящие корочки, внутренность была непропеченной, и мы отдавали ее местному населению, бабкам, дедам и ребятишкам, которые толпились у проходной лагеря. За то, что отдавали мякоть хлеба людям, начальник нас предупредил: «Увижу еще раз, что раздаете хлеб, урежу пайку. Раздавать хлеб врагам народа не позволю».
Оказывается, местное население состояло из ссыльных семей «власовцев». Так я первый раз увидел «изменника Родине». Ему было не более четырех лет, босой с закатанными по колено штанинами. Звали его Васей. Он мне подарил огромную рыбину.
Весь день был в нашем распоряжении: хочешь - гуляй, хочешь - посещай избу-читальню, а вечером смотрели кинофильмы под открытым небом.
Знакомства с поселком начали на следующий день после завтрака. Поднялись на сопку, перед нами открылась панорама крестьянского поля. На поле стояла грузовая машина, и девчата разгружали удобрение. Увидев нас, стали смеяться. Мы поняли, на нас обратили внимание, и, подходя к колхозницам, услышали! «А че, материала вам не хватило на подштанники?» Не сразу сообразили, о чем речь. Потом заметили, что никто не носит здесь короткие штаны. Мы же были в шортах, одеты были в том, в чем приехали.
На другой день к нам из Владивостока приехали Боря Федоров и Шура Мальцев. Они выехали с детьми, еще в 1946 году и жили в детском доме - «Лесной школе». И мы вчетвером направились искать комсомольский штаб.
Нашли двухэтажное деревянное здание, с вывеской «Районный комитет ВЛКСМ». Зашли и сходу заявили, что хотим записаться в комсомол! Нам очень доступно объяснили: «В комсомол принимают не всех подряд, а лучших, достойных парней. Надо вам проявить себя в деле. Потом приходите». С тем мы и ушли.
Забегая вперед, расскажу: еще, будучи в Китае, я мечтал вступить в комсомол. В Китае советских молодежных или пионерской организаций, местные власти создавать не разрешали. Были молодежные организации: Скауты, Разведчики, Мушкетеры. И другие. Но Мне хотелось быть комсомольцем, как Пашка Корчагин, как Олег Кошевой. О них мы читали в «Пионерской Правде» Поэтому, прибыв в СССР, мы пошли вступать в Комсомол. Нас не приняли, рано не заслужили.
Прошло время, на работе я себя зарекомендовал с положительной стороны. Меня стали приглашать на комсомольские собрания. Но когда обсуждали некоторые вопросы, меня просили выйти. Мне было не по себе, было просто неприятно. Вроде бы и свой и не свой – чужой. Однажды Роза Кунакбаева все же предложила меня принять в комсомол. Мой вопрос был решен положительно и в цеховой первичной организации и заводским комитетом. Оставалось решить мою судьбу в городском комитете комсомола.
Выучив наизусть комсомольский устав, явился в городской комитет. Там было много ребят, их группами вызывали на заседание горкома, выходили с заседания все комсомольцами.
Вызывают меня. Представился. Рассказал свою биографию. Стали задавать мне вопросы. Собственно, задавал вопросы только первый секретарь Островский. «Ты представляешь здесь китайскую молодежь. Скажи, пожалуйста, кто такой Сун-Ят-Сен?» я ответил. Второй вопрос «Расскажи нам, что пишут в китайских газетах?». Я честно признался, что если и брал в руки газеты, то только для того, чтобы посмотреть какие фильмы демонстрируются в кинотеатрах города. «Все ясно. Политически не образован. Принять в комсомол не можем» - такое резюме высказал первый секретарь.
Роза была моим поручителем и напомнила, что рекомендующий несет равную ответственность за рекомендуемого. Следовательно, она, хоть и является членом горкома, ее следует исключить из комсомола за политическую близорукость. Меня попросили выйти. После долгих дебатов приняли решение: «Принять в комсомол с кандидатским стажем на полгода».
В уставе ВЛКСМ редакции 1918 года предусматривалось зачисление в ряды комсомола с кандидатским стажем. Но то был 1918 год, а меня принимали в комсомол в 1948 году(!) В конце концов, меня приняли в комсомол и даже досрочно. Все время, будучи комсомольцем, я добросовестно выполнял свои обязанности и всегда был в его активе до снятия меня с учета по возрасту.
Пока жили в лагере, таможенная служба проводила досмотр привезенных вещей. Вызывали по алфавиту. Дошла, наконец, и до меня очередь. Просят вскрыть свой «транк», попросту большой чемодан. И (помните, я просил вас запомнить это «И») открыть то мне его нечем! Ключи остались в кармане у Аркадия, т.е. в Шанхае!?! (И это еще не все). Решили создать комиссию для вскрытия моих вещей и отложили досмотр в последнюю очередь. Когда вскрыли мои вещи, нашли там Библию, Евангелие и икону Николая Чудотворца. (Это мне подарил Владыка Иоанн, когда я прощался с ним в его келье). Таможенник сказал: «Хватит, начитался» - и все это отобрал у меня. Вещи мои опечатали и сказали: получишь их, когда устроишься на работу!!! У меня при себе осталось только то, что было на мне и мандолинка. А путь предстоял долгий и длинный. Во всяком случае, предполагали ехать до Свердловска не меньше месяца. Поезд, в котором нам предстояло пересечь половину страны, называли «Пятьсот веселым», шел он вне расписания и останавливался, где придется, и остановки длились подолгу.
Каждому выдали сухой паек, стали грузиться в теплушки. В них были сооружены в два яруса полати. Я устроился у самого окна наверху. Можно было любоваться ландшафтом на всем пути. Но беда не приходит одна. Стоило только тронуться поезду в путь, как в животе что-то заурчало. Прибыли на полустанок. Чувствую, у меня все успокоилось. Но, только поезд тронулся, мой желудок снова заворчал. Для всех пассажиров эшелона (в составе 72 вагона, два паровоза типа «ФД-2» и более тысячи человек), было установлено неписаное правило: на стоянках в поле мужчины разбегаются направо, женщины налево! На всякий случай я это правило запомнил. И при первом удобном случае им готов был воспользоваться. Я даже добровольно соглашался дежурить на тормозных площадках. Следить. Чтобы на нас не напали и не разграбили разбойники.
Прожив в Находке две недели,
Там черный хлеб и кашу ели.
В теплушках с нарами мы спали
И на вокзалах нас встречали.
И к незнакомому народу
Мы привыкали понемногу.
Пока не сделали привал…
Свердловск тогда уж многих ждал
Потом судьба нас разбросала:
Кого на Юг, кого прибрала.
Кого-то в лагерь…
А меня в Ревду забросила она.
Проехали почти половину пути. Огибаем озеро Байкал, окруженный крутыми горами, в которых много тоннелей. Чтобы паровозу одолеть их, ему приходилось взбираться все
выше и выше. Я глядел в окно и видел хвост нашего состава, любовался природой, а погода стояла отличная. Даже жаркая. У самого Байкала поезд двигался достаточно медленно, и некоторые смельчаки умудрялись окунуться в озеро и снова догнать поезд
Мчались долго по Сибири.
Повидали города,
Полустанки, сопки, горы,
Лес, Байкал, поля, луга.
Повстречались и с народом:
Бабы, девки, одним словом,
Эти русские слова
Наполнялись смыслом новым,
Непонятным мне пока.
А я продолжал уговаривать свой желудок, и на всякий случай, следуя правилу эшелона, выпрыгивал направо по ходу поезда. Однажды побежал направо, пристроился за кустиком и… получил страшный ожог, чуть ниже пояса. Перешел на открытое место и… снова ожег. Заметил подозрительную травку, решил сорвать. Снова ожег, на этот раз обожгло руку. Все же я сорвал травку. Принес в вагон, чтобы узнать, что это за трава. Оказалась обыкновенной крапивой. В Шанхае ее нет. Я о ней читал только в книжках, как ею пороли проказников мальчишек.
С животом я все же «поладил». У меня в аптечке на всякий случай были таблетки. На упаковке было написано: принимать в случае необходимости при употреблении болотной воды. Бегать за водой на вокзал я не мог. Ослабел. Тогда решил воспользоваться водой из тендера паровоза. Машинист меня предупредил: «вода отравлена антинакипинном. Для питья непригодна». А у меня есть таблетки! Растворю таблетку в отравленной воде и буду пить. Противно. Вкус керосина. Тогда подумал: а почему бы мне ни проглотить ее, а потом запить паровозной водой. Пусть реакция пройдет в желудке. Так я и делал. Не хочу утверждать, что мне помогли именно эти таблетки, но желудок меня перестал тревожить.
Другая беда была в том, что у меня не было ни денег, ни вещей, которые мог бы продать или обменять. А на каждом вокзале был базарчик. Женщины подбегали к вагонам и дразнили солеными огурчиками, горячей вареной картошкой, молоком. Соблазн был велик. Уж больно надоело, есть всухомятку селедку с сухарями. Тогда я предложил товарообмен - селедку на молоко. Получилось. За две селедки получил огурец, молоко и пару горячих картофелин! Вот и вышел я из положения! Моя селедка послужила мне валютой до самого Свердловска.
Было бы несправедливо умолчать об условиях, на которых возвращались реэмигранты на свою Родину. Правительство СССР проявило максимальную заботу о возвращенцах. Всем было разрешено взять с собой неограниченное количество багажа. Состоятельные репатрианты везли с собой целые гарнитуры мебели и прочего багажа. Правда китайская таможня ограничила вывоз риса и медикаменты. Разрешили взять только, столько, сколько потребно одному человеку в дорогу. Все хлопоты по переезду морем, затем железной дорогой до постоянного места жительства, питание во время карантина и в дороге были бесплатными. В дорогу каждому был выдан сухой паек. Я получил ящик селедок порядка 10 кило, мешок ржаных сухарей, сухого чая, американские консервы (колбасы, бекон). И всего этого пайка мне хватило на всю длинную дорогу.
Прибыв на место постоянного жительства, нам пообещали выдать каждому денег, «Подъемные» в размере двух месячных окладов.
В своих воспоминаниях я много раз упоминал город Свердловск, как будущее мое постоянное место жительства. Почему Свердловск, а не какой-нибудь другой город? Ведь расселяли людей по разным областям, города и населенным пунктам по желанию каждого? Для разъяснения придется вернуться обратно в Находку.
В Находке работал комитет по распределению и трудоустройству всех прибывших репатриантов. Местожительства определялось по желанию каждого, с учетом потребности в специалистах на местах назначения и так, вызвали и меня. Состоялся вот такой диалог:
-Ваша специальность?
-Радиотехник.
-Куда намерен ехать трудиться?
-Не знаю.
-Родители откуда?
-Из Уфы. Село Дувань.
-О! Да ты «исконный» уралец! Поедешь в город Свердловск? Устраивает?
Я посмотрел на огромную карту, висевшую на стене. Нашел город Свердловск. Глянул, нет ли там моря? Рядом обозначено голубым, что-то вроде реки. Согласился. Хоть я и изучал географию, но в данном случае поступил как у Фонвизина Митрофанушка из «Недоросля», мол, извозчик знает куда вести.
Так я получил назначение в город Свердловск и 10 сентября я был уже на месте постоянного местожительства.
Нас радиоспециалистов оказалось 9 человек. Местным комитетом по трудоустройству всем было предложено несколько разных мест. Стали ходить по предложенным адресам предприятий и договариваться о работе.
Сразу обратились на радиозавод, который находился на углу улиц Мамина–Сибиряка и Ленина. Встретили нас очень радушно. Показали завод. Но жилища у завода не было. Кое - кто согласился устроиться на заводе и самостоятельно найти квартиру. Я пошел устраиваться на главпочтамт. Здесь мне предложили ехать в Егоршино возглавить поселковый радиоузел. Пообещали дать в рассрочку корову, дом и 15 соток приусадебного участка. Все бы ничего. Но к своему стыду я боялся коровы, не знал, как к ней подойти, да и что мне делать в огромной хате с таким огромным огородом? Познакомился с Егоршинским радиозаводом. Здесь мне не понравилось само производство. Дело в том, что тогда завод изготавливал только репродукторы типа «Рекорд». В народе их называли «черными тарелками». Я же успел уже повидать и поработать со сложной радиоприемной и передающей аппаратурой. Поэтому хотелось работать с современными сложными приборами.
Вернулся я в свою «теплушку», стоявшую на запасном пути со всеми приезжими репатриантами, которые еще не трудоустроились и с теми, которые ждали своего назначения следовать в другие города страны.
Здесь на площадке меня дожидался начальник отдела кадров Паровозоремонтного завода Сергеев. Ему нужен был радиоспециалист. Указали на меня. Спросил где мой багаж и ни слова, не говоря, распорядился все мои вещи погрузить в машину, без всяких лишних церемоний предложил мне
садиться в «карету скорой помощи» времен Отечественной войны 1945 года. Я, было, стал, убеждать его, что хотя мой отец и был железнодорожником, я же в паровозах ничего не смыслю и ремонтировать их не умею. Тогда он сказал: «Будешь строить поселковый радиоузел и радиофицировать завод». На том и порешили.
Поместили меня жить в бараке на станции Аппаратной. В комнате нас оказалось семь человек. Два инженера железнодорожника и пять парней: Слуцкер И. Володя Дроздов, Коля Каргаполов, Женя и я. Все шанхайцы так нас стали называть.
Пришел комендант общежития, чтобы оформить прописку. Стал задавать вопросы и заполнять анкету. Все шло просто гладко, пока не дошла очередь до Слуцкера.
Комендант спрашивает Слуцкера:
- Фамилия, имя, отчество?
- Слуцкер отвечает: Слуцкер Исай Иосифович.
- Национальность?
Тут Володьку Дроздова прорвало и он говорит: «украинец».
Страшные молнии сверкнули в черных глазах Слуцкера в сторону Дроздова, и он отвечает коменданту:
- Пишите «Жид».
Зря Володя так грубо пошутил. Слуцкер не заслуживал обиды или оскорблений. Он оказался добрым парнем. О нем можно много рассказать хорошего. Вспомню только два случая из нашей совместной жизни.
Слуцкера разыскивала сестра, проживавшая в США. И через международный «Красный Крест» ему пришло письмо от сестры. Он ответил ей и просил прислать посылку с шоколадом и сигареты «Camel». Вскоре пришла огромная посылка. Получив посылку, Слуцкер говорит «Не будем распечатывать, пока не соберутся все ребята». Когда все были в сборе, Исай предложил распечатать и поровну разделить содержимое. В посылке оказалось, две плитки шоколада, несколько блоков сигарет. «Camel» и десяток пачек мацы. (Дело было перед иудейской пасхой, а потому евреям предписывалось питаться мацой). Тогда Слуцкер решил шоколад разделить всем, сигаретами угостил курящих, а мацу употребить самому. «Вам дам только попробовать» - так распорядился он со своей посылкой.
А вот другой случай, В его порядочности я не сомневался. Ко всему он еще оказался очень трудолюбивым парнем. Он быстро освоил токарный станок, которого и в жизни никогда не видал. Зарекомендовал себя токарем высокого класса, ему стали доверять «ювелирные» работы. Однажды запороли паровозное колесо, и оставалась надежда только на Слуцкера. Если ему удастся снять тоненькую стружку с колеса, то оно будет спасено. Слуцкер решил исполнить заказ за баснословную цену. Устанавливая огромное паровозное колесо на токарный станок, он постукивал по ободу. Вдруг, бандаж стал сползать с колеса. Слуцкер осторожно отставил колесо и бандаж в сторонку. Утром мастер не мог нарадоваться работой Слуцкера. Восхищался его тончайшей работой. Слуцкер подождал, пока мастер налюбуется его искусством, и сказал, что бандаж сам сполз с колеса. Что он тут совсем не причем, что и резец его не прикоснулся к паровозному колесу.
18 сентября приступил к работе. Сразу же возникли проблемы. Тогда все пользовались продовольственными карточкам. Для нас молодых парней (а нас таких оказалось шесть человек), это была первая проблема. Отсутствия денег – вторая. Поручили мне обратиться к директору завода, к Генерал – майору. Пришел на прием к директору. Объяснил ему, что продовольственные карточки мы еще долго не получим. Денег авансом нам не дают, кусочек хлеба, толщиной не более сантиметра, т.е. 100 грамм не пропеченного ржаного хлеба на базаре стоил тогда 10 червонцев. Жить не на что. Директор меня понял и велел трижды в день: утром, в обеденный перерыв и по окончании смены - обращаться к заведующей столовой. Ей будет дано распоряжение вас кормить без оплаты.
Так мы стали ходит в ИТРовскую столовую (где питалось все начальство), и нас кормили. Вместо хлеба давали лепешки из отрубей. Попробовали, но они были похожи на наждачную бумагу, и их проглотить было очень сложно.
Когда я увольнялся с завода, думал, что с меня взыщут за питание. Оказалось, что нас кормили за счет директорского фонда, и у нас ничего не удержали. Большое спасибо директору за материальную поддержку в трудное для нас время.
Страна переживала послевоенный период. Кругом можно было видеть и чувствовать последствия страшной Отечественной войны. Видимо только за счет огромных усилий, полной самоотдачи и строжайшей производственной дисциплины можно было решать вопросы восстановления мирной жизни в стране, подъема промышленности и всего народного хозяйства. Вот почему было необходимо вести на предприятиях строжайшую дисциплину. Опоздание на пять минут засчитывались и при накоплении в сумме до двадцати
минут наказывалось, и за опоздания отдавали под суд. Опоздание на работу более чем на двадцать минут считалось прогулом. За прогул отправляли в исправительные трудовые лагеря.
Существовала и продовольственная карточная система. Рабочему по карточкам отпускали 700 граммов хлеба на день, служащим 500 граммов, а иждивенцам, 300 грамм. Можно было заменить черный ржаной хлеб на булочку или как ее называли «Венскую». Одну «венскую» приравнивали к 200 граммам ржаного хлеба. Я получал рабочую карточку, и мне хватало на день 500 грамм хлеба. Остальные 200 грамм менял на «венскую», сдобную мягкую, белую булочку. Продо¬вольственную карточку мы получили только после ноябрьских праздников. Обещанные подъемные деньги выдали только 31 декабря. Так что жить нам мальчишкам было нелегко.
Как-то я с Женькой, (сосед по общежитию в бараке) отправились на базар продавать свои вещи. Я со своими шерстяными, кремовыми шортами. Стою и жду покупателя. Подошла ко мне женщина и спрашивает – «Почем трусы?» Меня ее вопрос шокировал, а тут еще Женя, по-английски подсказывает: «Не продешеви, проси больше, поторгуемся». Я чувствовал себя неловко. И оттого, что шорты стали трусами и еще больше оттого, что Женя заговорил со мной не по-русски. Пришлось мне ретироваться. Торг не состоялся
31 Декабря 1947 года по радио объявили денежную реформу. Старые червонцы обменивали на новый рубль: (10:1). Отменялась и продовольственная система. Люди ликовали! По заводу вышло распоряжение – срочно всем подотчетникам отчитаться до 24 часов ночи. Приезжим получить подъемные. Все бросились к заводской кассе, кто сдает деньги, кто получает. Я сначала обрадовался, получив 800 рублей подъемных денег, а когда подумал, куда их девать то оказалось, что время уже позднее, магазины все закрыты, завтра мои деньги превратятся в 80 рублей, и что с этой суммой делать? Купить булку хлеба, и все? Выручил меня комендант общежития. Ему надо было сдать в кассу более 1000 рублей один к одному до полуночи, или после новогодних праздников эту же сумму, но новыми рублями, т.е. в десять раз больше. Он предложил мне сделку: «дай мне свои деньги в займы, а я отдам тебе после праздников новыми деньгами». Так я вместо 80 рублей теперь имел 400 рублей новых денег.
В магазинах делать было нечего. Еще накануне люди бросились скупать все на старые деньги. Полки опустели. Появился так называемый коммерческий хлеб. На улицах Свердловска можно было купить белый батон. Торец батона был надрезан и в него вложена черная осетровая икра примерно со столовую ложку. Я не любил черную икру, но приходилось брать ее в «нагрузку», уж очень хотелось поесть вдоволь свежего, мягкого, белого хлеба.
Когда приступил к работе по строительству заводского радиоузла, возникла техническая проблема. Я получил документацию на оборудование, которое было написано на русском, моем родном языке. Но до сих пор я имел дело с английской терминологией. Поэтому для того, чтобы разобраться в русской, мне пришлось заняться переводом ее на английский язык. С этим я справился довольно быстро. Но вот с подчиненными мне бригадами (а их было две: линейщики и монтажники). Монтажниками были три женщины. Одна из них приехала из деревни. И ничего подобного в жизни не видела и не понимала ничего в монтаже оборудования. Вторая была в положении, ее направили на «легкий труд»: подать, принести инструмент и не более того. Третья была кормящей матерью. Ей надо было через каждые два часа бегать домой кормить ребенка. Приходилось самому заниматься монтажом. За это на меня «мои девочки» обижались и говорили что я очень гордый!?!
Еще хуже обстояло с линейной бригадой. Там был старшим Пилипенко Иван. Разговаривал только на украинском, но это еще полбеды. Только я никак не мог закрыть ему наряды. Подводила арифметика. На каждый километр следовало установить пять столбов. Между столбами должно быть по 20 метров. А у него получалось и 7, и 8 столбов на каждом километре. Только, после долгих споров удавалось закрыть ему наряды.
Вот так началась моя трудовая жизнь. Вскоре решил уехать к Аркадию в Кировград, где он обосновался со своей женой Людмилой Львовной. Он работал бухгалтером на медеплавильном заводе, а она хирургической сестрой в больнице Работы по специальности в городе Кировграде мне не нашлось. Решил поступить учиться в институт. Но мой русский подводил меня! Уехал в город Ревду, где нашлась работа в цехе связи. Осуществлял производственную громкоговорящую связь. Опутал проводами оба ревдинских завода. Поступил учиться заочно в Свердловский педагогический институт на факультет физики. Интересно то, что на вступительных экзаменах по сочинению получил четверку. До сих пор удивляюсь этому «чуду» Потом стал преподавать физику в школе и организовал радиоклуб в городе, где создал курсы радиомехаников и спортивные секции по радиоспорту.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Вот и я, кажись, при деле.
На Свердловском «Пе-Эр-Зе»
«Трудовую начал книжку,
А теперь тружусь в Ревде!
Труд на радость, в пользу людям!
Всем друзьям, своей семье.
Ради счастья всей России,
Ради мира на земле!
По просьбе своих земляков, после долгих колебаний, я все же рискнул написать о своем детстве, о юности. Все, что я рассказал это правда. Всей истины в том 98% и только добавил для красного словца совсем не много.
Излагая свои воспоминания, я старался, чтобы описываемые события были бы понятны всем, кому доведется читать мою «исповедь». Ставил пред собой задачу, рассказать только о жизни далекого детства и о своей юности. Удалось ли мне исполнить волю многих земляков, судите сами. Вам же, заранее приношу глубокую благодарность за внимание, которое вы уделили моим воспоминания. Не пожалели своего драгоценного времени.
Я не рассчитываю на фундаментальное изложение литературного произведения. Хотел лишь поделиться некоторыми своими жизненными нюансами. Быть может, они кому-то пригодятся в жизни. Извлекут для себя урок. Не попадут впросак, как это случалось со мной. Быть может, кто-то сделает из моей повести полезные выводы. Хочу, чтобы искренне изложенные воспоминания стали бы интересными и полезными моему читателю.
И вот прошло порядком лет,
И стал я стар, и стал я сед.
Лет пять десятков пролетели
Друзья навстречу вновь слетелись!
На каждой встрече бесконечно
Воспоминанья льются вечно:
Как на китайской стороне
Ругали нас «Лусун писэ»…
Теперь мы Дома Россияне!
И мы горды за все деянья.
Нас иногда зовут «Лосяне»,
Я рад, ведь все же не «Осляне»!
И все «китайские» друзья
Мне стали словно как родня,
Я каждой встрече с ними рад!
Желаю счастья им и прочих благ!