Кто знает,-
может, зверью сыграю на флейте…
Пройдусь на бровях по Бродвею?
Убивающие меня – верьте,
я помню солнечную аллею!
Медиатор сердца целует струны,
перебирает тень одинокие страны…
Затихли трибуны,-
сейчас лупцуют канкан пеликаны!
Режиссёр повесился на трапеции,
что нарисована на долларе.
С тех пор принимаю только сестерции
и хочу жениться на женщине – поваре.
Жизни ожог – больно, больно!
Вдоль оконницы сумерек заросли.
Но я пою что-то крамольно,-
о море, про парус ли?
Громкий свет. Зрители хлопают!
Кланяюсь, шепчу
невесомую банальность.
Там, за окном, мой приют-
заката багровая благодарность.
Звук затаился в органных трубах-
улицы превратились в музыку.
На столбах как на тубах
тяжело играют
«прощальную» узнику.
Ещё не сейчас…
Ножевые ноты полосуют бумагу
умирающих суток.
И облака, непреклонные как вестготы
идут на Рим, потеряв рассудок.