Карамышевская набережная

      
Никаких в окне акаций не белеет.
Эмиграция не светит и не греет.
Оставаться, впрочем, тоже не подарок
на кладбище сталеваров и доярок.

Вот Аверченко – тот захоронен в Праге.
Да и Бродский тоже, вопреки бумаге –
умирать, мол, на Васильевский на остров…
Ан и выбрал место краше для погоста!

Вот и я перстами тычу в сгибы карты,
после принятой в желудок горькой кварты.
Магадан, Ванкувер, Оснабрюк - растлитель…
Онанизм географический (простите).

Карту прочь. Вторую кварту в холодильник.
Со злорадством – под диван ногой будильник.
(И ты прав, петух пусть черный плачет, раби).
И пойти поотражаться в водной ряби,

по привычке, где гранитные перила
так грубы, как будто строила горилла.
Тяжелы, как сны с похмелья про увечья.
И родные, неизбежно и навечно.

Снова осень. Отцвела опять капуста.
На Карамышевской набережной пусто.
И навстречу только черные старухи,
Будто я в глухой деревне при разрухе…


…Перестаньте, сударь, всхлипывать в перчатку!
Ну, подумаешь, что жить сегодня гадко…
Ну, подумаешь, не поняты стремленья!
Надо с сердца повыбрасывать каменья.

Где же дом мой? Где души моей обитель?
Это ж не страна, а вытрезвитель.
Это тамбур, пересылка, гетто.
На ребре застывшая монета -

вот достойный лик, хоть на икону,
хоть на флаг, а хоть на борт Харону…
Россыпь гильз, бинты, стакан, окрошка.
Mea patrium. Россия из окошка…


…и напишет мне красавица девица:
Что в Париже, да в Анжере снег ей снится,
что коньяк прекрасен, в Ла-Рошели море,
что скучает, мол, и что приедет вскоре…

Что ответишь? Что портянки отсырели?
Что скрипит хребет в усталом теле?
Что в окне (уже писал) Рассея?
тоже откровенья Моисея…

Да, я знаю – нового не будет.
Даже в Казахстане на верблюде
восседая, распевая песни –
Ничего не будет, хоть ты тресни.

Те же лица, времена и нравы,
так же гильзы отлетают вправо.
И горилла всем кричит: «Я – птица»!
А покажешь зеркало ей – злится,

прыгает, лицо кривя оскалом,
мечет в нас бананами и калом.
Никому не надо правды, братцы.
Да и за перо не стоит браться…


…у тебя тепло еще, наверно.
Жизнь моя опять пошла неверно.
Мы больны с тобой, пусты глазницы -
сытые покаркивают птицы.
 
И безглазо над рекой-Москвою,
причитаю, всхлипываю, вою.
Ты саднишь, но молча. Ты не плакса.
Мерно бродишь берегом Аракса.

Хоть бы сослепу пройти по карте влево!
Может быть, пора - рыжеет древо.
Может позже, к времени озимых,
набережная Неисцелимых

примет нас в печальные объятья,
зашуршит снимаемое платье,
амулет, как гильза звякнет строго -
и побудем дома хоть немного…


...в карту осенью смотреть тоскливо,
равно как и бредить по отливу.
Равно как и грезить о Париже.
Не уйти от сей осенней жижи.

Но смотреть привыкши в эту воду,
Я люблю промозглую погоду.
Я прикован. И гранит сей вечен.
Правда, не орел клюет мне печень.

Правда, ни акаций, ни березок -
странные кусты под видом розог.
Катерок пройдет. Волнишка брякнет.
И запас словарный мой иссякнет.

Хватит. Поворачивай обратно.
На асфальте камуфляжем пятна.
На душе мозаика. Тревога.
Света нет и нет покоя. Нет и бога.