Можно ли жить не по лжи?
История одной картины.
Беседы о религии, о человеке и обществе.
Художественно-публицистическая повесть.
Деревья стали реже, тропа вышла на открытую, немного холмистую местность. Слева река протекает. За рекой вдали виднеется лес. А на этом берегу, что спускается полого к реке, расположился посёлок. Отсюда видно, что коттеджи, в основном, с разной архитектурной задумкой, из красного и белого кирпича. Лошадки всё тем же неспешным шагом продолжают везти наших собеседников в сторону поселения...
– * –
Максим прожил в гостях у семьи К. почти два дня. На следующий по приезду день поехали вдвоём на небольшой мотодрезине по железнодорожной ветке. Погода ясная, дождя нет. Из окна дрезины открываются хорошие виды – леса, чередующиеся с открытыми пространствами, речка между холмами петляет, иногда её с дороги видно. Дрезина замедлила ход, остановилась.
– Здесь у нас стрелка – ответвление на ветку, которая ведёт к нашему карьеру. Сейчас я стрелку переведу, туда съездим.
Роман соскочил на землю, рычагом перевёл ручную стрелку, концевые рельсы передвинулись – путь теперь лежал на ответвление. Поехали по нему.
– Видишь – справа холм виднеется? Там мы добываем песок, а с другой его стороны каменный карьер – это у нас производство щебня и гравия. Камнедробильную установку приобрели. Для строительства много надо гравия, песка. Разведали свои земли, нашли выход скальных пород, теперь собственными материалами обходимся. Дороги будем по посёлку хорошие прокладывать – щебня много потребуется. Здесь запасов камня на большое строительство хватит.
Подъехали к карьеру. На пути стоит небольшой состав с маневровым тепловозом во главе – три платформы с бортами. Одна из платформ загружается гравием с помощью ленточного транспортёра. Две уже загружены: одна тоже гравием, другая – песком.
– Видишь, как раз погрузка продукции нашего карьера идёт. Мы будем мешать выезду тепловоза с вагонами, поэтому сейчас будем возвращаться в посёлок.
Прошлись по посёлку. Те улицы, что выстроены ранее, неплохо обустроены, на участках молодые деревца подрастают, кустарники ягодные. Овощные грядки после уборки урожая перекопаны. На некоторых домах Максим увидел на стене таблички в виде небольших мемориальных досок. Подошёл, прочитал одну:
«Дом построен в 2009 году на средства от Владислава Игоревича Евстифеева, 3 февраля 1960 года рождения».
– !?..
– Ну, да, один из наших «олигархов». Кстати, портрет его у тебя удачно получился. Есть здесь таблички с именами и других наших пайщиков. Многие довольно-таки активно в нашем проекте участвуют.
– А что за вышка там виднеется?
– Это ретранслятор сотового оператора. Там же у нас интернет, телевидение, радио.
Беседы продолжились вечером. Поужинали втроём, вместе с Мариной. Но после ужина она их оставила:
– Я к соседке – женские посиделки сегодня организуем. Пару часиков посидим, вязанье с собой возьму.
Мужчины остались одни. Продолжили свои беседы.
– Вот ты, Максим, спрашиваешь: куда дальше развитие нашего поселения пойдёт? Конечно же, от большого мира никуда мы не сбежали, не сбежишь от него... не в этом смысл, да и не самоцель это в конечном-то счёте. Понятно, что подобное отшельничество – это утопия, самообман. Но большинству из нас важно было хотя бы попробовать уйти от ощущения этой неизбежности, что жить ты должен в постоянной и всеобщей лжи – тебе лгут, ты лжёшь, по-другому в этом мире и быть не может. В чём-то этот наш опыт удался. Но дальше-то тупик!.. Мы что же – так и будем жить, как в подводной лодке!?.. Мало того, что бытовые проблемы растут. Люди детей своих на житьё сюда привозить начинают – школа нужна, учителя. Рожать начнут – нужны ясли, садики, воспитательницы. С медициной то же самое. А ещё ведь людям нужна какая-то, хоть минимальная определённость. Всё здесь держится пока на моих средствах и на помощи от моих знакомых. То есть это вот как раз и есть совершенно ненормальная ситуация – одни люди полностью зависят от других. Наше натуральное хозяйство убыточно – мы ничего не производим, чем можно было бы успешно торговать. Чтобы поднять у людей чувство хозяина, чувство ответственности за будущее нашего поселения, мы переводим наше фермерское хозяйство в статус акционерного общества.
– Так это же возвращение от коммуны, которая тут у вас успешно строилась, к принципам капитализма, к его «волчьим законам».
– О чём я и говорю – никуда нам не деться от «большого мира» и от его законов. Никакой коммуны не было. Если упрощённо и грубо, то был капиталист, который решил в меценатство поиграть, а если ещё грубее, то безответственно он поступил – вторгся со своими прожектами, утопиями в чужие судьбы. Одно лишь этого капиталиста оправдывает, что никакой выгоды материальной он для себя здесь не преследовал.
– Очень уж ты, Роман, к себе строг – про капиталиста, про игру в меценатство... Ты не только деньги сюда вкладываешь, но и силы душевные. Тебе это помогло от депрессии избавиться, но ведь и другим поселенцам это психологической помощью, отдушиной по жизни стало. Никто отсюда не бежит.
– Максим, я же не самобичеванием занимаюсь, но и не кокетничаю тоже. Я лишь говорю о том, что планка наших задач теперь для нас выше становится. Теперь нам не искусственная изоляция от внешнего мира важна, а наоборот, интеграция в него. Но без изменения наших принципов по недопущению к нам той лжи и лицемерия, от которых мы сюда бежали.
– В чём интеграция?
– В первую очередь – экономическая. Мы своё хозяйство должны ориентировать на несколько преимущественных направлений, чтобы могли какую-либо продукцию «туда» «экспортировать», чтобы конкурентоспособны по ним были. Сейчас мониторинг этого проводим. Начнём с идей, которые могут обеспечить наиболее быструю отдачу. Но есть одна, заветная идея – развивать что-либо из высоких технологий, создать здесь свою «силиконовую долину». Эта идея у наших олигархов поддержку получила. Не скажу, конечно, что инвестиции от них рекой полились, но определённое участие в нашем проекте уже есть, некоторые так и вообще активно к нему подключаются.
– И что, это всё реально может быть – с «силиконовой долиной»?
– Ты имеешь в виду – будет ли это так же успешно, как у американцев? Жизнь покажет... Возможно, и не будет... Но для меня такая идея, пусть даже и неосуществимая, имеет смысла больше, чем гонка за обладанием самой большой яхтой, или самой успешной футбольной, баскетбольной ли командой. Для меня не эта идея, а именно те цели с яхтами и замками – это и есть химеры, миражи.
– Роман, об этом мне и хотелось бы с тобой поговорить – о целях и идеях для человека и для человеческого сообщества. Человек не может жить без каких-либо идей, пусть даже самых простейших, пусть и не всегда чётко и конкретно сформулированных, без определения для себя смысла жизни. Но сначала хочу спросить тебя о Боге в неком философском понимании. Есть ли у тебя такое понимание, каково оно?
– Если говорить о религиозных богах, то, конечно же, я отвергаю их вместе с религией. А насчёт философского понимания Бога?.. Знаешь, прочитаю тебе всё в том же, почти в стихотворном виде обращение к Богу. В нём эта моя философия хорошо выражена:
– * –
Поговорить опять с тобой хочу я.
Ведь ты ж мой Бог –
меня во всём ты понимаешь,
в чём-то одобряешь,
а в чём и осуждаешь.
Советы и оценки мне твои нужны,
необходимы,
по ним свои поступки я сверяю,
по ним прогнозы строю я свои
последствий или результатов
от того, как в жизни поступаю я,
как мыслю и к чему стремлюсь.
– * –
Всё в тебе слилось –
мой разум, чувства, жизни опыт –
триединый этот сплав и есть мой Бог,
что Совестью зовётся.
Есть Совесть, Разум и Душа –
вот боги наши,
всё остальное – от лукавого.
– * –
«Бог человека – его Совесть», –
древнегреческий поэт Менандр сказал
за 300 лет до рождества Христова.
«Совесть – подсознательный наш Бог», –
психолог Виктор Франкл
позднее это повторил.
– * –
Бог, Совесть и Душа –
понятия, во многом, общие
и они есть сущность та,
что представляем мы собою
в этом мире...
Такие разные во всём,
единые лишь в том,
что человеки мы, из sapiens`ов рода.
– * –
– То есть, Роман, из этого «обращения» выходит, что человек и есть сам для себя Бог, сам себе Всевидящий всех своих грехов, сам себе Высший Судья?
– Да, так оно и есть. И не надо никаких посредников лукавых между Богом и Человеком. Принятие же религии, как единственного носителя моральных норм – это утверждение, что человек и общество, из человеков состоящее, никогда сами не справятся ни с утверждением естественных, нормальных норм человеческого общежития, ни с их соблюдением. Для этого, видите ли, «высшие силы» нужны. Которые мы сами себе и придумали тысячи лет назад. Я ведь тоже за Бога, если понимать под этим идею, определяющую смысл жизни, но эта идея не может быть лживой религиозной идеей. К этому в нашем с тобой разговоре мы обязательно подойдём. А вот послушай ещё фрагмент:
– * –
Всего-то хуже, что придуманные боги
для нас самих милей,
удобнее чем Совесть –
ведь этот Бог внутри
и обмануть его сложней...
– * –
Зачем такой нам надзиратель?
А вдруг оступишься,
так Совесть будет неспокойна –
у неё ты под присмотром неусыпным.
– * –
И такой нет важной функции,
как отпущение грехов –
любой грешок, пусть самый детский даже,
вдруг вспомянется, защемит болью душу.
Конечно, это если Совесть есть,
хотя бы доля малая её...
– * –
Вот для чего нам нужен бог религиозный,
и приложение к нему –
искусственная совесть,
чтобы для совести своей заменой быть,
подменой, хитрою обманкой.
– * –
– Тебя слушая, вспомнил из Омара Хаяма: «Ад и рай – в небесах", – утверждают ханжи. Я, в себя заглянув, убедился во лжи: Ад и рай – не круги во дворце мирозданья, Ад и рай – это две половины души». Но ведь такое понятие Бога далеко не всех может устроить. Человек слаб, не для него это – ощущать себя Богом, осуждающим самого же себя за свои грехи. Лучше уж пусть Всевышний нас грешных судит... Может, что-то и просмотрит, не увидит, не до меня ему будет, что-то простит... А вот ещё: как же насчёт главной беды, постигшей человека с приобретением разума? Эта беда – осознание им неизбежности ухода из этого мира, страх смерти, бесповоротного ухода в небытиё. У животных, разума не имеющих, нет гнетущего страха смерти, но есть инстинкт самосохранения, это позволяет им выживать. У человека наоборот – смерти боится, но постоянно подвергает свою жизнь опасности. Зато придумал себе религиозных богов, которые дают надежду, если не на бессмертие физическое, то на продолжение существования души в мире загробном. Бог, который Совесть-Душа, этого-то нам сделать не может. Потому и уютней жить в самообмане, что тот религиозный Бог всё же имеется, и загробный мир есть, и попаду я туда. Вот и получается, что сказке про выдуманного Бога тысячи лет, и мы в эту сказку верим, а философскую истину «Бог человека – его Совесть», которой лет столько же, признавать не хотим.
Запиликал телефон. Роман взял, ответил. Разговор был, видимо, о какой-то, назначенной ранее деловой встрече, срок которой он сейчас уточнил – состоится на следующей неделе. Повернулся к Максиму:
– Да, ложная идея воспринимается легче. Правда – она ведь и есть всего лишь правда. И понять её порой бывает сложнее, и, тем более – принять её, жить с ней. Скучновата она, ничем не расцвечена. Часто бывает она неприятной, ничего хорошего нам не говорит, в неё смотреться не хочется – она недостатки наши отражает. Ложь же – она понятна и приятна! Её так нам и готовят – чтобы легко, упрощённо воспринималась, чтобы с картинками какими-то была, чтобы отдохновение в ней было, забытьё, чтобы цели и ориентиры давала простейшие и понятные. Форма ещё очень важна. Взять хоть полустихотворные строки, которые я тебе привожу. В них мало поэтической образности, почти нет рифмы, ритм сбивается. Но в них и лжи нет, лишь только правда. Но мало тех, кто прочитает их ради правды этой. Ложь же, обёрнутая в красивые одежды, с песнопениями, с ритуальными действиями и телодвижениями, с перезвоном колоколов, с курением ладана – чтоб на все органы чувств воздействовать, кроме разума – она мила и дорога. Ведь чем религия хороша? Она является до полного примитивизма упрощённым руководством по жизни и «справочником» буквально по всем вопросам миросоздания и мировосприятия. Мир создан Богом, и на всё воля Божия. Вот и всё! И никаких мыслительных и духовных потуг не требуется для познания, например, разнообразия живого мира и его эволюции, или бесконечности вселенной, или строения атома. С несправедливостью властей бороться нельзя и не надо, поскольку власть – она от Бога. И на ложь аллергии нет, коль живёшь с верой в идею, изначальную лживость которой, хотя бы подсознательно, да ощущаешь. И не требует эта идея улучшить, изменить этот мир, в котором живёшь. Живи с верой в Бога и с молитвой к Богу, он тебя за любовь к нему и за молитвы вознаградит.
– Люди любят и творить ложь, и верить в неё. Верно ты, Роман говоришь про религию, про «искусственную совесть» – «чтобы для совести своей заменой быть, подменой, хитрою обманкой». Для одних религия уютна, упрощает им жизнь, что-то обещает, для других удобна в управлении теми, первыми.
На электроплите засвистел закипевший чайник. Роман встал, приготовил обоим по чашке чая, пододвинул Максиму вазу с печеньем, продолжил:
– Конечно – упрощает жизнь, и удобна в управлении людишками. А ещё – религия агрессивна и экспансивна. Она утверждает, что тот, кто встал на дорогу к Богу, тот стремится к достижению духовных высот, а кто на этот путь не встал, высшей духовности не достигнет. Как-то по каналу «Культура» видел передачу «Линия жизни». В гостях была чудесная актриса, чудесные роли в кино, и в театральных спектаклях её видел. И вот в возрасте за 30 стала воцерковляться, приобщаться к религии. Сейчас ей за 60. Ладно бы, просто ушла в религию. Так она же теперь объявляет то дело, которому сама служила, и которому служат тысячи людей из актёрского цеха, как что-то непристойное: «Профессия артиста, будто губка, вбирает все пороки человека». Это довольно типично: став религиозным, человек считает себя вправе осуждать что-либо, не имеющее отношения к церкви и к религии, как порочное, или потенциально порочное, не несущее «высшей духовности».
– Причисление себя к верующим – простейший способ заявить о себе, что ты вот теперь на другом уровне духовности находишься.
– Конечно. И как же прихожанка такое утверждать не станет, не осудит мирское, если Патриарх клеймит его последними словами?
Пододвинул к себе ноутбук, в котором до ужина показывал Максиму снимки из истории строительства поселения. Нашёл нужный файл, вывел текст на экран:
– Вот что вещает нам гражданин Гундяев: «Когда нам говорят, что неверующий человек может быть хорошим, мы соглашаемся с этим. Но неверующий человек может стать зверем, а верующий – никогда, если он сохраняет веру в Бога, потому что он верит в бессмертие, он понимает, что предстанет пред лицом Божиим, он осознаёт, что за порогом земной жизни – предстояние Богу и ответ за все дела. Верующий человек тоже может быть грешником, и лукавым, и лживым, и похотливым, и слабым, но у него есть некая грань, перейти которую, не разрушив внутри себя веру, он не может». Лживо, лицемерно и подло противопоставляет невоцерковлённых, которые могут, мол, стать зверем, овцам из своей паствы, которые стать зверем, видите ли, не могут, потому что верят в предстояние перед Богом. Лукаво он, конечно, это всё сказал. Верующий, мол, и грешником, и лживым, и похотливым может быть... Вопрос возникает: а чем он тогда от неверующего отличается? Тем, что в церковь ходит? И всего-то!?.. Мало того – верующий и зверем может стать, но тогда мы о нём говорим: он веру свою разрушил. Ну, как тут не восхитишься!?.. Скажешь церковникам: как же так, вот этот человек верующий, а преступление совершил? Ответят, что не истинно, значит, верил. Вот и весь сказ. Ни с попов, ни с религии за этот брак никакого спроса нет. А они тогда зачем? Они что делают? Адом стращают, да раем манят, которые их предшественниками придуманы? И живут на этом – обряды отводят, да грехи отпускают.
– Действительно, хорошо устроились – никакой ответственности за результаты своей работы. Кто, мол, согрешил – убил, или своровал, значит, по той только причине, что верил слабо, молился мало, в церковь не ходил. Бог его накажет. Но и простить может, если грешник в грехах покается. Не перед людьми покается, и не у них он прощения должен заслужить – этого религия не требует, а только лишь на исповеди тайной, перед священником. А прощение – это за молитвы. Как всё удобно! Ну, «откупные» какие-то в церкви придётся оставить. «Без денег в церковь ходить – грех» – пословица народная, в сборнике у Владимира Даля прочитал. Без денег в церковь – вот он, где грех-то смертный – церковь обмануть, что-то ей не додать. Я как-то, в связи с одним заказом кое-что из живописи на религиозную тему просматривал. На библейский сюжет о смерти Сапфиры и Анании много чего нашёл, например, Михаила Зеленского картину. Вот как церковь, оказывается, круто наказывает за воровство.
– Да, сюжет примечательный, из Нового Завета, «Деяния святых Апостолов», глава 5. Анания этот не убил никого, не крал, не брал чужого. Он продал имение, а при отчёте перед апостолами цену занизил, чтобы меньше нести в церковь.
– Какой-то налог с продажи должен был отдать? Какую долю? Видимо, десятину, которая из Ветхого Завета идёт?
– Как я понимаю, он должен всё отдать?
– Всё!?..
– Апостолы-то что-то вроде «казарменного коммунизма» установили. В предыдущей главе «Деяний» об этом говорится. Сейчас, на каком-нибудь сайте религиозном найду. Вот, четвёртая глава: «Когда закончили они молиться, содрогнулось место, где они собрались, и, преисполнившись Духа Святого, стали все смело говорить, провозглашая слово Божье. Было же у всех уверовавших одно сердце и одна душа. И никто ничего из имущества своего не называл своим собственным, и всё у них было общее. И с великой силой апостолы свидетельствовали о воскресении Господа Иисуса. И Божье благословение было на всех них. И не было нуждающихся среди них, ибо кто владел землёй или домами, продавали их, приносили деньги, вырученные от продажи, и отдавали апостолам, и всё распределялось между всеми, каждому по нужде его».
– Христиане – это и есть первые коммунисты!?.. Так вот откуда наши «бесы» идею обобществления взяли! Из Библии всё!.. Вот уж точно – книга на все времена.
– Ну, да. И эту идею взяли, и «Моральный кодекс строителя коммунизма», и много чего ещё. Вот сравни первую заповедь: «Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства; да не будет у тебя других богов пред лицом Моим», и вот из морального кодекса: «Нетерпимость к врагам коммунизма, дела мира и свободы народов». Кто коммунизм не строит, а в своём капитализме желает жить – тот, значит, враг, потенциальный зверь, будем к нему нетерпимы – всё как в религии. И поклонение мощам у церковников взято, и объявление всего рукописного марксистско-ленинского наследия Писаниями, то бишь, Первоисточниками. И к любому случаю цитирование из этих Писаний. Любая научная статья или диссертация на любую тему должна во вступительной части содержать какую-то цитату из Первоисточников или из сказанного действующим в настоящее время Генеральным секретарём.
– А ещё, помнится, в литературе целое направление было – «лениниана» – почти как о жизни Иисуса в евангелиях Нового Завета. Так что там про Ананию-то?
– Сейчас прочитаю: «Некоторый же муж, именем Анания, с женою своею Сапфирою, продав имение, утаил из цены, с ведома и жены своей, а некоторую часть принёс и положил к ногам Апостолов. Но Пётр сказал: Анания! Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твоё мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли? Чем ты владел, не твоё ли было, и приобретённое продажею не в твоей ли власти находилось? Для чего ты положил это в сердце твоём? Ты солгал не человекам, а Богу. Услышав сии слова, Анания пал бездыханен; и великий страх объял всех, слышавших это. И встав, юноши приготовили его к погребению и, вынеся, похоронили». Вот ведь как! Любой убийца, душегуб может надеяться на то, что исповедуется у священника, в грехах покается, молиться будет – и простит его Господь, возьмёт в Царствие Небесное. Но за такой грех, что Анания совершил – смерть преступнику тут же, на месте, без всяких покаяний, чтобы мучиться его душе в аду веки вечные... Мне в этом рассказе нравится место, где апостол Пётр, как настоящий опер из угрозыска допрос проводит, прямо-таки – Глеб Жеглов. После смерти Анании он допрашивает Сапфиру. Надо теперь и её в сообщничестве уличить. Вопрос-то простой: за какую, всё же, цену они продали имение? Но Пётр не дурак! Он не позволит себе допустить промашку. Вдруг Сапфире станет стыдно за обман, она назовёт истинную цену, и избежит наказания. А то так и вообще о цене ничего не знает – Анания, допустим, у них в семье за главного, он без неё всё с покупателем решал. Вот на этом мы её и поймаем: не захочет она публично признаваться, что она на вторых ролях у Анании, даже стоимости сделки не знает. Пётр задаёт вопрос в провокационной форме, в вопросе сразу же подсказывается и ложный ответ: «скажи мне, за столько ли продали вы землю?». И что наша глупая Сапфира? Это вам не Манька Облигация, которая тут же ему бы отрезала: не бери на понт, мусор! «Да, за столько». Вот и попалась! «Что это согласились вы искусить Духа Господня? Вот, входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут». Поняла Сапфира, что развёл её Пётр как шалаву какую-то, как дешёвку, и мужа уже порешили. Сердечный приступ у неё, или инсульт с кровоизлиянием в мозг, скоропостижная смерть. Ещё одна грешница – прямой дорогой в ад. На сегодня двое, план по грешникам и по возвращению денег в церковь выполнен. И для прочих назидание большое. Пётр устало зевнул...
– Тебе можно детективы на библейские сюжеты писать. Хорошо у тебя получается.
– Нет, с библейскими сказочниками тягаться не смогу. Кстати, чем примечателен этот сюжет с Ананией и Сапфирой? Вот по наличию таких или подобных моментов и должна оцениваться любая провозглашаемая идея, понятно, что и религия в том числе. Хорошие лозунги или заповеди, в идеях имеющиеся и прописанные – это совсем ни о чём не говорит. Нет идей, хоть самых реакционных, профашистских, где бы не говорились слова о справедливости, например, или о хорошей жизни для тех, кто эту идею принимает, ей следует и ей служит. Это всё мишура, красивая облатка, за которой лежит основное. Выполнять заповеди «не убий», не укради» – не так уж и обязательно. Ну, случилось, совершил грех – с кем не бывает? Можно же потом раскаяться, молитвами свои грехи замолить. Ты Богу-то ещё и милей даже будешь, чем не согрешивший. Вот что в Писаниях говорится: «Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» это в христианстве, Евангелие от Луки. В иудаизме, это из Талмуда: «Там, где стоит кающийся, праведники стоять недостойны». А вот в исламе, Муслим 2747: «Если бы вы не грешили, то Аллах обязательно сотворил бы таких людей, которые стали бы совершать грехи, а затем просить о прощении, и Он прощал бы их!». Это нам религии и церковники такое внушают, это мы перед ними исповедуемся, чтобы они нам грехи наши отпустили. Откупаемся у них за небольшие свои грешки – это те, которые против человека. Но есть грех, которому прощения нет – это против веры, против Бога: «Всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам; если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему; если же кто скажет на Духа Святаго, не простится ему ни в сем веке, ни в будущем», Евангелие от Матфея.
– Роман, так ведь и у «бесов» так же. В религии главная идея – вера в Бога, смирение перед властью и церковью, а у «бесов» – верность партии и провозглашаемой ею идеям. И в Кодексе моральном у них всё так же прописано.
– Да, так же. И так же лукаво. Ведь хороши же «заповеди»: «Коллективизм и товарищеская взаимопомощь: каждый за всех, все за одного», «Гуманные отношения и взаимное уважение между людьми: человек человеку друг, товарищ и брат», «Честность и правдивость, нравственная чистота, простота и скромность в общественной и личной жизни», «Взаимное уважение в семье, забота о воспитании детей». Но тут же: «нетерпимость к врагам коммунизма». То есть – «кто не с нами, тот против нас». Ты можешь и семьянином плохим быть, и скромностью в общественной и личной жизни не отличаться – что же, человек слаб, тебе это простится... Главное, что бы ты не был врагом идеи. Или вот такая заповедь: «Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма». Тебе предписывается любить социалистическую Родину. Это заповедь. И теперь те, кто следит за исполнением нами их Кодекса, будут определять степень этой нашей любви. Критикуешь наши недостатки, значит, Родину не любишь. Оделся модно – попал под тлетворное влияние Запада. Нравится зарубежная музыка – то же самое: «сегодня любит джаз, а завтра Родину продаст». Вот ещё один пункт из Кодекса: «Непримиримость к несправедливости, тунеядству, нечестности, карьеризму, стяжательству». Как категорию «тунеядец» определить? Как судья, которая поэта на принудительное лечение в психушке осудила? Вы где работаете? Я – поэт. Я вас не спрашиваю, чем вы занимаетесь, я спрашиваю: где вы работаете? Кое-что из этого мы с тобой застали.
– Сейчас нам мало чего доводится увидеть из жизни в Северной Корее. Но вот где-нибудь в новостях увидишь сюжетик – помпезные партийные съезды с престарелыми лидерами, передающими и утверждающими передачу власти по наследству, военные парады, энтузиазм народа на организованных для него демонстрациях – как это всё узнаваемо!..
– Конечно, узнаваемо – точно так же и у нас было.
– А сейчас – не ложь? Ты вот в этом поселении не от неё ли спрятаться надеялся?
– И сейчас тоже ложь... Рассказ я свой продолжу. Актриса та тоже побег из общества совершила. Совсем в другую, чем я, сторону. И тоже – побег неполный: продолжает играть в театре, где-то сниматься по позволению на это от своего духовника, как она говорит – из-за денег, что понятно, объяснимо, и по-человечески – оправдано. Но теперь я на её спектакли не пойду, не смогу я её роли смотреть – какое-то уж совсем двойное лицедейство получается. Закончилась встреча тем, что кто-то из её участников спросил: «Вот вы окончили ВГИК, ваш сын тоже ВГИК окончил, теперь он священником служит. А если кто-то из ваших четырёх внуков решит актёрскую профессию выбрать?». Ответ был однозначный: «Только через мой труп!». Интеллигентная бабушка заведомо готова всеми силами препятствовать возможному чьему-то выбору, независимо от чьих-то пожеланий и талантов. Или вот ещё один интеллигент – Юрий Вяземский, заведующий кафедрой мировой литературы и культуры МГИМО. На телепередаче на всю Россию объявляет: «Атеисты – это больные люди, их лечить надо». Суть религиозной идеи предопределяет именно такое её понимание, что только уверовавшие в бога получают возможность приблизиться к духовным высотам... и ко всему, что к этому прилагается – Рай, Царствие Божие, вечная благодать, и т.п. А если кто от такой «духовности» отказывается, то, конечно же, он больной... Я против того, чтобы на основании какой-либо идеи одни мои сограждане могли считать других потенциальными зверями и людьми с низкой духовностью, и это лишь потому только, что те эту идею для себя и для общества отвергают. Идея эта – это не просто ложь и лицемерие, это умно и цинично выстроенная подлость, какая-то, прямо-таки, фашистская идеология.
– И всё же, Роман, как нам быть с проблемой смерти? Если отказываемся от религиозных богов, значит, лишаем себя надежды на загробный мир, на бессмертие? Человек не хочет жить в такой безнадёге, поэтому он и творит себе богов.
– Да, для человека это больной и вечный вопрос. Причём при здравом-то понимании человек осознаёт, что вечная физическая жизнь не только невозможна, но она ему и не желательна, она будет для него тягостна. Он часто и с этой-то своей жизнью, которая ему отпущена, не знает что делать. У него есть лишь животный страх собственной смерти. Это принято так говорить, что «животный страх», но не очень-то это выражение сюда подходит. «Животный страх» смерти может быть только у человека, лишающий его разума и воли. У животных – совершенно здоровый и полезный им инстинкт самосохранения. Сошлюсь на несколько цитат, сейчас зачитаю:
«Достаточно ну просто чуть-чуть подумать о том, что это такое – вечная жизнь, чтобы прийти в ужас или испытать беспросветно тоскливое чувство. Быть обречённым на вечность (что бы это ни значило) в чём-то страшнее, чем быть обречённым на смерть. Хотя в чём-то и заманчивей. Но в любом случае в идее вечности есть какое-то недоразумение. Может быть, потому, что рождается она не от ума, а от жаждущей жизни плоти и безумного в своем эгоизме и завистливости ума?», Валерий Кувакин.
И вот ещё:
«Думать о смерти нужно для того, чтобы собраннее жить. Смерть – закономерное завершение жизни, заложенное ещё при начале её. Природа очень мудра, ибо совершенствуется через обновление, через новое поколение», Пётр Проскурин.
«Смерти меньше всего боятся те люди, чья жизнь имеет наибольшую ценность», Иммануил Кант.
Но я бы это переиначил без особого изменения основной сути: смерти более всего боятся те, чья жизнь имеет наименьшую ценность. Религиозная идея о загробном мире, вера в неё – это вот как раз и есть издержки этого «животного страха». Продолжим далее. Есть ещё одна идея обеспечения себе бессмертия, по которой люди во всём мире тысячелетиями живут. Идея эта – оставить после себя какую-то память, какое-то творение.
– Да, об этом мы вчера говорили – об альтруизме, о творцах.
– Такой ещё к этому разговору о творцах пример, хотя бы вот – египетские пирамиды. Ритуальные какие-то предназначения имеют. Но, по-моему, несомненно же и то, что в замысел их возведения закладывалась возможность удивлять и восхищать людей этими сооружениями и через многие тысячелетия. Так ведь и удивляемся, и голову ломаем – как их сумели воздвигнуть?
(продолжение следует)
http://stihi.ru/2010/08/31/7451