В сон погружаюсь – утром просыпаюсь:
раз в сутки, умирая, возрождаюсь?
Нет, быть того не может!.. Что есть сон?..
Не репетиция ли смерти?.. Пробужденье –
отнюдь не репетиция рожденья,
хотя, проснувшись, открываю, как Ясон –
Колхиды берега, мир этот дивный:
на свет родился я! – второму не бывать
рожденью никогда; а умирать
придётся!.. Как жуку из паутины
не вырваться, так смертному – из лап
костлявой: он ведь жалок, мал и слаб
(сидит, глядит на пуп или на пенис:
он не похож ничуть на птицу Феникс!)...
Я одиноким в этот мир пришёл, один и
умру!..* Не Пиросмани ли слова
я повторил? – совсем не варит голова!..
На днях я к Солнцу обратился, что из тины
и водорослей сказочный мирок
на дне пруда создать успело: «Здравствуй!
Ты по небу всё странствуешь?!.. Ну, странствуй!»
Оно в ответ: «А ты всё вдоль дорог,
в канавах, в мусорных бачках, на свалках ищешь
бутылки, банки?» – «Я нуждаюсь в пище».
«Пропился?» – «Да!.. и денег – ни шиша».
«И выглядишь, как погляжу Я, плохо!».
«Чешусь: спал в сене, и на теле бездна блох, а
к тому же ноют сердце и душа!..
Мы, пьяницы, себя день каждый раним
вином и водкою; а можем – и убить!..
Хоть эту дрянь я продолжаю пить,
Тебя всегда встречаю утром ранним!..
Вот Эос** серебристую росу
на землю льёт; как девицу-красу,
встречаю алую Зарю я с замираньем
сердечным, с трепетом душевным, ибо грусть
одолевает: знаю, что лишусь
и этих алых зорь. Хотя я крайне
взволнован, всё же – больше удивлён:
вот вспыхнул, говорю, багряный клён!
А вот и Солнце – лучезарный, вечный странник! –
уже восходит... Ты не смейся! – я прошу».
«Меня смешит твой слог… витиеватый!»
«Под вечер облака, как клочья ваты,
пропитанные кровью!.. Я гляжу
на облака, на небосклон, Тобой зажжённый!..
Не лягу спать, пока Тебя не провожу!..
Встаю, когда ещё темно: хоть пьяный,
хоть трезвый, я иду двором, поляной,
к скале, глядеть на звёзды. Метеор –
ты не успеешь и моргнуть! – сверкнёт иглою –
и нет его!.. Быть может, метит в Ор?..***
Не направляем ли он чьей-то волей злою?!»
«Нет! это просто камень. Ганимед*
бросает их, бездельник-виночерпий!
Он попадает и в Луну; хоть на ущербе
она сейчас (а днём на небе нет
её и вовсе, то есть видеть люди
её не могут); этот сорванец
Луну травмирует!» – «Испортился вконец?»
«Фалернским давится, сморчок!.. Хотя на блюде
серебряном он фрукты подаёт
Богам (а если нужно – и нальёт
нектара в кубки), к вечеру – пьян в стельку!..
Гермес его уже сажал в телегу;
с Олимпа Он бы вмиг его спустил!
Зевс этого, увы! не допустил…
Ты на Парнас карабкаешься!» – «Солнце,
Там – музы-сёстры, нимфы, Аполлон!..
Один знакомый мой, как студень, весь трясётся:
о тумбочку споткнувшись, об пол он
затылком треснулся, а пол-то...» – «Мне сдаётся,
что ты о чём-то главном умолчал!»
«Подумал: если Солнце засмеётся,
то жарко станет: или в голову моча
ударит, или прямо по макушке –
луч огненный! – и грохнусь оземь я
и пропаду!.. А пописать (хоть и не Пушкин!)
хотелось бы ещё… да и семья!»
«Не надоело врать? Нет у тебя ни
жены, ни ребятишек – нет семьи!..
На девочек ты начал лет с семи
засматриваться; а к бомжам – к той пьяни
несчастной! – потянуло, этак, лет
с семнадцати...» – «Я потерял билет
на поезд... я хотел уехать в детство!..»
«Плутишка, это ложь и фарисейство!..
Боясь, что кто-нибудь вино отнимет, ты
сосал из горлышка, дрожащими руками
держа бутылку; торопливо пил глотками
большими, выпучив глаза!» – «Не раз менты
ногами по бокам меня пинали!..
Давно ль нам с Веней надавали по шеям!..
Немало на пути канав и ям!..
Вопрос: коль опьянела плоть, пьяна ли
душа?.. Мозг пьян, само собою, раз пьяны
мыслишки; раз пропойцы у пивных
торчат…» – «Постой!.. ты, о своём знакомце
рассказывая, что-то утаил!
Что именно?» – «Знакомец мой эмоций
не смог сдержать». – «О чём он говорил?»
«... о том, что был Тобою ослеплённый,
как некогда лучом небесным Савл**
был ослеплён». – «Тот, что с коня упал?»
«Вот именно!» – «Так знай: ваш Савл хвалёный,
что Павлом стал, и твой знакомый – два осла!..
Не причинял Я никому из смертных зла!»
«А засухи?.. А смерть людей в пустыне,
когда у погибающих кровь стынет
от страха в жилах, хоть Светило и палит
и жжёт тела!.. Философ Ипполит –
того же мнения». – «Плевать на Ипполита!»
«Он думу думает!» – «А в голове – пол-литра,
как у тебя!» – «Ах, Солнце-Гелиос!
я – пьяница: пью горькую запоем!
я – тварь, а по сравнению с Тобою –
ничто!.. Меня и мошки ели!.. ос
боюсь...
На шлемах и на панцирях гоплитов***,
на стенах храмов и на мозаичных плитах,
на фресках, барельефах и щитах –
Ты был изображён!» – «О, нищета
духовная!.. Какое отношенье
имею (иль имел) Я к этим всем
людишкам?!.. Или думали, что съем
Я сразу все их жертвоприношенья?..
Бычков, баранов резали, чтоб в дар
Нам принести. Мы ж пьём один нектар,
лишь фрукты кушаем. Зато воображеньем
они богатым обладали, коль учесть,
что празднества устраивались в честь
Богов. На них они плясали, ели, пили,
блевали, пели, плакали, лупили
друг друга палками – всех глупостей не счесть!..
Но статуям Я рад!.. Их сам Пракситель
и в мраморе и в бронзе изваял!..»
«Жил-был бедняк: картошкой нос, сам вял,
слаб, худ и бледен. Как о паразите,
весь город начинал с утра о нём
(едва проснувшись) толковать: на рынке, в сквере,
на площади у статуи Тиберия* –
трепали языками люди-звери;
и всяк беднягу норовил смешать с говном!..
А он блуждал, ушам, глазам не веря,
не понимая ничего; в чужие двери
стучался, но его, как пса, пинком
прочь гнали и вослед ему плевали
или помоями из окон обливали...
В конце концов, вскипели чувства в нём!
На площадь выйдя, крикнул: ”Грудь пронзите!
Или стыдитесь вы меня… того, кто свой
сухарь съедает, воду пьёт, всегда босой
гуляет?.. Нож хватайте и разите
врага!.. да прямо в сердце – вот сюда!”».
«Куда ты клонишь? отвечай!» – «Своя беда
у всякого: тот слёзы льёт: ”Простите!
Да, грешен!” Этот: ”Сколько ябед, а
все – гнусные!..”
Как нищий, как проситель,
хожу за справками я; у дверей контор
торчу часами!.. А зачем?.. Всё это ради
того, чтоб деньги дали!» – «Экий вздор!..
Ты пишешь?.. Так и запиши в своей тетради:
я из себя нелепый вздор исторг!..
Впадал в уныние и грусть, а не в восторг,
когда работать посылала биржа** (раза
четыре ты ссылался на плечо
больное!); я ленив и глуп; ем зразы,
щи свежие, люблю и суп-харчо!»
«Откуда сведенья такие?!» – «Океаны
и континенты сверху вижу Я,
и в частности – тебя!» – «Я ни х..
не вижу, потому что вечно пьяный
и сраный!.. Впрочем, что я говорю!
Как Ты, я не сияю, не горю!..
Туч грозовых боюсь я, а к перистым,
пушистым облакам порой челны
глаз приближаются (достаточно прочны!);
я говорю: попробуй разберись ты
в нюансах света, цвета!..
Ветчины,
икры, омаров, балыков и прочей снеди
в глаза бросает мне немало Снейдерс***,
когда я останавливаюсь у
его картины в зале Эрмитажа
(коль затошнило от улыбчивых мордашек
Буше*, рад станешь рыбнику) и всю
её рассматриваю: я в недоумении
плечами жму и, корча рожи: ”Так! –
ворчу. – Пропало всё его уменье;
пропал и сам он: жизнь-то прожита,
а холст живёт и будет жить!.. Рефлексы
мутнеют… блик сверкнул… в полутонах...”».
«Нельзя ли обойтись без этих лекций?..
Плут! повторяю: стал ты плутом!.. Ах,
какой хитрец! – проводишь параллели
меж небом голубым и ветчиной...
А лучше сделай так: порой ночной,
когда уснёшь ты, убаюкан Лелем**,
пиши во сне сонеты; а потом,
когда проснёшься, их с сонетами Петрарки
сравни!» – «Нет, нет! у нас дошло б до драки!..
Мой томик лёг бы, как под танк, под том
его стихов... А говорил я о тончайших
нюансах света, цвета в облаках
и... на полотнах мастеров». – «Ага! почаще
рассказывай, коль хочешь в дураках
навек остаться: людям не нужны ни
холсты, ни трепет ярких красок в них,
ни облака, но... не впадай в уныние:
попрыгай лучше – члены разомни!»
«Здесь, где живу, не видно горизонта!..
Я воздаю, естественно, красотам
Природы дань, да всё холмы, холмы,
покрытые лесами, да болота,
где куст, ржавея, превращается в труху;
где в сентябре на изумрудном мху
алеет клюква; а на скалах ель, берёза,
ольха, рябина, можжевельник и сосна...
Порою вскочишь, как безумный, и, со сна,
рукою потной самого себя берёшь за
чуб и таскаешь, приговаривая: ”Ты
осёл! дурак! ты променял Петрополь
на Хельсинки! Да, здесь полно еды,
но пищи нет духовной! лучше б кропал
стихи на чердаке!.. Нет, на чердак
ты не полезешь; скажешь: на черта
мне чердаки! В квартире светлой, чистой
жить веселей!”». – «Противоречишь сам
себе, не кажется ль тебе, мой друг речистый?»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Когда сказал, что не по дням, а по часам
растут лишь гении одни, зашло за тучи
Светило… Я на камень сел, задумчив
и грустен; с час на камне просидел;
встав, я вздохнул и прошептал: «Ум просит дел!»
Закончил 14 августа 2008
*"Одиноким я пришел в этот мир,одиноким и умру",
любил повторять он. - Э. Кузнецов. "Пиросмани".
**Эос - богиня утренней зари.
***Оры - богини, ведающие сменой времён года, спутницы
богини Афродиты.
*Ганимед - сын троянского царя Троса и нимфы Каллирои;
он был схвачен Зевсом, превратившимся в орла, когда пас
отцовских овец на склонах Иды. Он был у богов виночерпием.
**Гонитель христиан Савл, который стал апостолом Павлом.
***Гоплиты - тяжёлая греческая пехота.
*Тиберий - римский император с 14 по 37 гг. н. э.
**Биржа - биржа труда.
***Снейдерс - Франс Снейдерс (1579 - 1657 гг.), фламандский
живописец, мастер натюрморта.
*Франсуа Буше - французский живописец, гравёр, декоратор.
**Лель - божество любви у древних славян.