Вдоль смолистых штакетников
деревянного города,
где немного страдания
и обилье зимы,
шёл волшебник неузнанно,
ветры прячущий в бороду,
с керосиновым месяцем
возникая из тьмы.
Был он стар и прихрамывал,
и рукою натруженной
прихорашивал сосенки,
нежно, чтоб не примять.
Был он беден, но искренне
подарил бы жемчужину
тех широт, что прохожему
не дано увидать.
Шел он днями, неделями...
Ленинградки и сталинки
громыхали засовами.
И, устав от дорог,
перед раем бревенчатым
он отряхивал валенки
и предсказывал праздники,
не входя на порог.
И искал он участия
в доме с белым наличником,
что гремел потревоженно
половинками рам.
И не спали хозяева,
и совсем по-столичному
всё пылал снисходительно
стосвечовый вольфрам.
И стоял он в нелепости
ожиданья бесплодного,
но была в этом городе
не в чести нищета.
И молчание-золото
было брошено под ноги,
словно милость, волшебнику...
И закрылись врата.
Он ушел, не обидевшись,
он ушел незапятнанным,
растворившись во времени
лишь движеньем брови,
унося нерастраченно
чудеса непонятные,
все богатства несметные
безответной любви...
1998