В метро едет женщина лет сорока пяти,
Фонари, как безумные скачут в окнах,
Но она их не видит, она засохла,
Не успев всеми листьями прорасти.
На руках - отсутствует маникюр,
На ногах – не туфли, скорее берцы
И душа растрепанная, и сердце
Почему-то тоже не от кутюр.
У неё сто лет не менялся вкус,
Словно фетиш - завивка и в контур - губы.
С ней соседка по имени тетя Люба
Обсуждает спецвыпуск «Малахов – плюс»,
А в пакете - нежности килограмм,
Вперемешку с сосисками, хлебом, чаем,
Но никто на станции не встречает,
Не протянет к ней руки, не скажет «мам».
"Не подумайте, нет, он хороший сын,
Но связался с какой-то…(не дай-то Боже)...
Эта Таня им крутит, как только может,
Я молюсь, чтобы он побыстрей остыл".
Она смотрит не «на», а как будто «сквозь»,
За окном для неё проплывают горы,
Голубой распахнутый в небо город,
И она в этом городе, словно ось -
Молодая, красивая, мир разжат,
Так распахнут новому в эти «двадцать»,
Что ей впору плясать разрывая сланцы
И смеяться до верхнего этажа…
Вспоминая юность под стук колес,
Она станет вдруг трогательной и зыбкой,
Уголками рта сбережет улыбку
И смахнет "росу набежавших слез",
Поразмыслит: "Ведь все хорошо идет,
На работе стабильно и быт прилизан,
Дома кошка, Донцова и телевизор,
Сын живет там с какой-то… да пусть живет!
Лишь бы счастье наметилось у ребят
Разберутся сами, а лезть не надо..."-
Она думает так, застывает взглядом
И тихонько танцует внутри себя.