Елена, этот странный - там, в колодце –
не тень, не отраженье, не вода!
поверь, он ими не был никогда,
хотя таится в них, а иногда,
вдруг осердившись, брызгами плюется.
и ты одна по воду не ходи,
он озорник, Елена, он проказник.
и даже праздный день ему не в праздник,
пока, таясь, со дна не подглядит,
как дунет ветер в купол сарафана –
да так, что цветень вихрем зарябит
и темень сруба жаром опалит
звезда жены соседа Митрофана.
как Этот – там, в колодце – забурлит,
как захохочет – да срамно! да трубно!-
озлится Митрофан: Прибраться трудно?!-
и шерсть козла над срубом запалит.
а Этот, что не чет, ни тень нечета,
козла не терпит, ежели тот сед.
скорей орать: Прости ты мне, сосед,
шутейную оплошку звездочета!
Елена, ты не смейся: он и впрямь
в трубе колодца звезды днем листает.
неведомо: читает ли, считает,
поскольку сам молчит про то – упрям.
А Митрофан – как всякий человек,
ядущий хлеб свой в хлебе и траве, -
скитаний среди звезд не уважает.
но лоб почешет, посоображает –
и дух козла развеет в синеве.
и замолчат, угомонившись, оба.
ты чувствуешь, как Тот, в глуби, молчит?
лишь родником старательно бренчит,
меняя воду в линзе телескопа.
а между тем – просторный вечер тает.
и вот в колодце вглубь уходит дно,
и Митрофан под яблони рядно
кладет, ворча: -Все фрукты посшибает!
и слушает – но ни гугу в ответ.
и смотрит, как грядут над миром звезды,
как над трубою сруба черный воздух
посеребрил нездешний странный свет.
Елена, не мешай ему! он – бдит,
взирая, как столбом пронзает версты
кипящий свет – туннель из тьмы во звезды;
и ждет – со сладким холодом в груди.
над ним кипят, светясь, метеориты,
летят жар-птицы вниз – да на беду
стучат по светлым яблоням в саду,
а Митрофан не терпит сей обиды.
до гнева за потраву разгорясь,
он мчится к срубу так, что дыху тесно,
и крышку бухает на свет небесный,
тем объявив приоритет на власть.
и внемлет с превосходством, как визжит
и плещется неведомое что-то.
- Открой,- зовет. но Митрофан, - с зевотой:
- Молчи,- сказал. – Наукой ты изжит.
Елена, ты не думай: он не дурень –
наш Митрофан, он просто человек,
сложивший мирозданье в голове,
дремля зимой под радио на стуле.
-Ты – опиум, религия, - с апломбом
провозгласил в бездумной простоте. –
Видение в безлюдной пустоте.
а свет… не знаю… может, светобомба?
-Какая чушь! что ты несешь, вещун?
где пустота!? мы в самой гуще мира!
но ты закрыл тоннель в созвездье Лиры,
открой, дурак! я все тебе прощу!
- Поди ж ты,- восхитился Митрофан,-
фантом, ничто, а знает постановки.
под Бендера работает, да ловко!
но ничего, я тоже не профан.
- И не дурак,- вдруг рявкнул, осердясь, -
и не торчу глазами под подолы.
-Cherchez la femme!- пронесся вздох по долу,
а Митрофан на вздох – булыжник! – хрясь…
на том, Елена, можно завершить
сие повествование о чудном
событие в людском краю безлюдном,
где мы с тобой средь звезд родились жить.
поскольку тем и кончился контакт
сосуществующих цивилизаций…
смотрю в колодец: солнечные «зайцы»
в нем скачут так же вроде – да не так.
встал Митрофан – пришел с ведром – напиться,
напился всласть. полить надумал лук.
- Вишь, водяной примстился с похмелу,
но я подсыпал перцу под полу.
а хороша без нечисти водица!
но ты, Елена, больше никогда –
ни в смутную, ни в ясную погоду –
не вздумай черпать из колодца воду,
в колодце этом – мертвая вода.
http://www.youtube.com/watch?v=citTQLOWiVo