Мой Человек третий день вставал с кровати только для того, чтобы выгулять или покормить меня. Он не интересовался тапочком, который я ему приносил, не одергивал меня, когда я начинал тянуть за край одеяла, не ругался, когда я пытался открыть шкаф и достать его свитер.
Он вообще больше молчал. Третий день подряд. И мне от этого становилось страшно. Черт побери, за все наши с ним шесть лет я его таким не видел! Он явно ничего не хотел. И ни на что не реагировал. Я попробовал полаять, отойдя на дистанцию уверенного броска тапка, но вместо тапка или ругани он просто похлопал рукой по краю своего дивана, иди, мол сюда. Я подошел, довольный тем, что он хоть как-то проявил свои эмоции, но вместо того, чтобы погладить меня или хотя бы потрепать мою шкуру, он просто положил руку на мой загривок, и я почувствовал, как дрожат его холодные пальцы. И вот тогда я окончательно понял - что-то не так. У него никогда не было холодных рук. Уж я-то знаю! Я его всю жизнь знаю, его руки всегда растапливали лед, когда тот намерзал на прогулке зимой у меня промеж пальцев. Его руки меня надежно укрывали, когда я был еще совсем маленьким, и мерз на улицах зимой.
Его. Руки. Не. Могут. Быть. Холодными.
Не могут! Ррргав! Рррррррргав! Где ты, сволочь? Выходи! Выходи, я порву тебя! Почему у него такие холодные руки?! Выходиррррррр!
Он опять положил руку мне на загривок. И тихим голосом попросил не орать. Именно попросил, я очень хорошо умею различать его интонации. И когда он просит, а не приказывает, я временами делаю вид, что я не слышу. Но не сейчас. Я заткнулся, и начал внимательней принюхиваться. Где-то рядом затаилось Что-то или Кто-то, из-за чего (или кого) у него так похолодели руки. И я был просто обязан найти и обезвредить Это. Иначе кошачий чих мне цена. Но где оно может быть, блохи его зажри?
Я осторожно выскользнул из-под руки Человека, и начал вдумчиво обыскивать наш дом. Как учил меня инстинкт отца-охотника, не торопясь, основательно, анализируя запахи. Но, как назло, ничего мне не попадалось. Это его обувь, такая привычная. Это его одежда. Тоже ничего нового. Это моя подстилка. Ничего нового, как и следовало ожидать. А у входной двери всегда пахнет теми, кто ходит снаружи, и... Стоп.
Я сдал назад, не разворачиваясь, и не в силах оторвать взгляд. Фигура в черном балахоне с капюшоном стояла сразу же за нашей дверью. Снаружи, но я словно видел сквозь сталь и дерево. Оно стояло прямо там, держа в костлявой лапе огромную палку с гигантским лезвием на ней. Я такие в деревне видел, когда мы на дачу ездили с Человеком. Недавно совсем. Ими траву резали и дрались. И в драке людей оно было ужасным, разрезало и надрывало человеческое тело до состояния тряпки.
Откуда-то изнутри меня пришло понимание, что это и есть Смерть. Именно так оно и выглядит. И сейчас, когда я смотрю на это, оно смотрит на меня. И точно так же видит меня. И тоже изучает. И оно и есть причина того, что у Человека так похолодели руки. Именно оно. Великий Пес, какое же оно страшное, арррргх! Эй, ты, чего тебе здесь надо?
- А ты не догадываешься? - произнесло оно скрипучим голосом.
- А если я правильно догадываюсь, то я тебя в дом не пущу, поняло? - пролаял я.
- Ишь ты, не пустит он. Подумать только, плод связи немецкой овчарки и ирладского сеттера МЕНЯ не пустит! Храбрый пес, жаль, что такой наивный, - оно рассмеялось противным смехом.
Вместо того, чтобы отвечать, я задрал хвост, подняв его, словно знамя боевого соединения, как любил говорить Человек, и оскалился. Предъявил этому все свои зубы и выдал свой коронный рык. И более страшные, с пистолетами например, от этого рыка в штаны делали. А Смерть сделало шаг назад.
- Ишь ты, - проскрипело оно, - И правда, крайне храбрый пес. Ничего, я подожду. Мне не сложно чуть-чуть подождать.
Вместо ответа я продолжал рычать до тех пор, пока не услышал слабый голос из комнаты, звавший меня к себе. Да и тогда, перед тем, как покинуть пост, я продемонстрировал Смерти, что я слежу. Я на посту. Даже если пошел на обход вверенной мне территории.
Человек опять положил руку мне на загривок, чуть-чуть, насколько хватило его сил, погладил, и сообщил, что уже ночь на дворе и все спят. А меня он выгуливал два часа назад. И с моей стороны было бы крайне мило помолчать и выспаться, чтобы с утра пойти гулять с новыми силами. Во всех его словах должна была звучать его, Человека, улыбка, но я ее не слышал. То есть я помнил, как звучит его улыбка, когда он вкладывает ее в свои слова, но сейчас его голос был слаб. И улыбки не было слышно. Совсем.
Я повилял хвостом, чтобы ему было приятней. Лизнул его руку, почувствовав своим шершавым языком, как суха и холодна кожа на запястье. Меня передернуло, я встал на задние лапы, поставив передние на диван, и попробовал лизнуть его в лицо. Я всегда так делал, когда хотел показать ему, что я ему очень рад. Вот очень-очень рад. Например, когда он снаружи открывает входную дверь, а я внутри. Вот именно тогда я ему рад, и именно так. Очень-очень. И лучше бы было для всех, и для него, и для меня, чтобы он никогда без меня никуда не уходил. Ведь кто его там будет охранять, кто будет вилять ему хвостом, если я остаюсь дома?
Но он ничего мне не сказал, просто очень тяжело вздохнул, и еще погладил мои висячие уши. И попросил не орать, дать поспать. И почти сразу уснул, беспокойным, каким-то очень неправильным сном. Во сне ему было тоже плохо, и я ничего не мог с этим поделать. Я просто сходил и проверил дверь. Смерть стояло именно там, куда я это отогнал. И не приближалось. И правильно, а то я не шучу, намекнул я Смерти. Оно ничего мне не ответило, просто погладило лезвие на своем страшном оружии.
Поспать мне не довелось. Я то ложился на подстилку, держа в виду входную дверь, то бегал по квартире, проверяя, не крадется ли кто-то еще. А то мало ли, вон, какая дрянь перед дверью притаилась. Но больше никого не было, однако до утра мне так и не удалось сомкнуть глаз. Да, и страшно тоже было. Неужели кто-то считает, что я ничего не боюсь? Боюсь. Еще как боюсь. Только это не повод. И даже не поводок.
Утром Человек встал с дивана, и я обрадовался. Раз встал - значит, не все так плохо! Значит, он чего-то хочет, а это здорово! Значит, это костлявое мимо птицы! Я радостно взлаял, и бросился лизать Человеку руку. Он как-то очень слабо улыбнулся, и погладил меня по голове, пробормотав себе под нос что-то про "жизнерадостного обормота". Это Он так иногда меня называет. Да и ладно, обормот так обормот, ты только не пугай так меня больше, Человек, пожалуйста.
Он покормил меня, умылся, оделся, выпил чашку какой-то очень остро и противно пахнущей коричневой жижи, зачем-то добавляя туда такое вкусное молоко. Впрочем, что значит "зачем-то"? Наверное просто эта дрянь с молоком вкуснее. Иначе смысл теряется, впрочем... Какая разница? Главное, что ему от этого пойла становится как-то лучше, что ли. Это по нему заметно.
Я подбежал к двери, чтобы проверить, где там Смерть. И обрадовался - оно спускалось вниз по лестнице! Оно уходило! Ура, рррргав, я его прогнал, аррргх! Что? Хорошо, не ору. Знаю, что прогулка никуда не денется. Молчу, молчу, давай, неси ошейник, бери поводок, втискивай свои задние лапы в эту вашу обувь, пошли гулять. Я не против. Я-то как раз всеми лапами и хвостом за.
На улице светило яркое осеннее солнце "бабьего лета", как люди называют эту золотую пору. Мне, впрочем, все равно, как они ее называют, поскольку уже не жарко, и мне не приходится вываливать язык наружу каждые три минуты. И на земле полно куч из листьев, в которые очень здорово нырять. Я люблю это время. И сейчас, выйдя на улицу, я разогнался как следует, и с размаху бросился в одну из куч листвы, задержав дыхание, чтобы не потерять нюх от обилия запахов. А Человек остался стоять перед выходом из дома, ему видимо было еще тяжело ходить. Ничего, Человек, ничего, ты еще будешь бегать вместе со мной по весенним полям...А? Что? ЧТО?!
Рядом с Человеком появилось Смерть. Впрочем, не совсем вплотную, где-то на расстоянии моего одного прыжка, даже не самого длинного. Но мне было с того не проще, я со всех лап бросился к Человеку, лая во весь голос, сообщая Смерти, чтобы даже не думало, поскольку я его сейчас в клочья изорву, и никакой клинок не поможет.
Впрочем, клинка и не было видно, в костлявой лапе Смерти был аркан, который оно уже накинуло на моего Человека, и подтягивало его на этом аркане к краю дороги. Вернее, уже почти к середине. И Человек почему-то не слышал, как по этой самой дороге несется что-то гигантское, металлическое, отвратительно пахнущее и смертоносное. И тогда я понял, что почти ничего не могу сделать. Что у меня есть только один шанс. Броситься на Смерть, вцепиться ему в горло, тогда оно схватится за меня и аркан отпустит. И я прыгнул, изо всех своих сил, вложив в этот прыжок все свои шесть лет активных уличных тренировок, беготни за кошками и рядом с велосипедом Человека, всю свою любовь к Человеку, и весь свой страх. И я успел, я вонзил свои клыки в мерзкое костлявое горло твари до того, как Человек на ее аркане оказался на пути металлического чудовища. Правда, на пути этого омерзительно пахнущего оказались мы со Смертью. Ну да ничего. Не страшно. Зато теперь Смерть точно не сможет...