Меняю на кроссовки каблуки, немного дальше становясь от неба, - на десять сантиметров (или восемь? ), но все равно – успеть сходить за хлебом, саму себя обречь на ночь и осень за то, что все мужчины - дураки.
По улице на свет универмага лечу, лечу, продрогший мотылек, на крыльях -предначертанная влага, рука сжимает верный кошелек,- не мотылек, а воин, пусть без стяга, - да, магазин открыт, батонов – нет, но ничего, пойдет и бородинский. Несу, прижав к груди по-матерински, с насущною буханкою пакет.
А дома – надо ж, ждут уже ботинки, и зонт наплакал лужу в коридоре, батон лежит на краешке стола, и недовольство истое во взоре, и грозное - ну где же ты была?!
Такие вот осенние картинки.