* * *
Мы льстим себе, что вспомнят нас потомки,
Смакуя наших строк вселенский бред.
И, в пламени горя похмельной ломки,
Забудут про вчерашний винегрет
Надежду холим и лелеем рьяно,
Что нас прочтут ценитель и клеврет,
И, выпив алкозельцер из стакана,
Забудут про прокисший оливье.
Читать нас будут долго, грубо, рьяно,
Пока не рухнут во хмелю под стол.
И не забудут: в банке кильки пряной
Присутствует спасительный рассол.
Чтоб не случилась на похмелье ссора,
На дрожжи старые не пей, друг мой, вина,
Не раз из-за отсутствия рассола
Гремел погром и щерилась война.
Когда ахейцы Трою взяли разом,
Улисс так и не вылез из коня.
Его тошнило. Не пошла, зараза,
В него вторая амфора вина.
А как пошла бы? И представить трудно!
Там отдыхал бы и девятый вал,
Ни кладок, ни доспехов, ни посуды,
И Шлиман ничего б не откопал.
У Шлимана тряслись с похмелья руки,
И очень дурно пахло изо рта.
Старался пить по правилам науки,
Но водки было слишком до черта.
Нет, прежде, чем начать раскопки Трои,
Пятнадцать лет он торговал вином,
Знавал в нём толк и к водке был спокоен,
В анналах много фактов есть о том.
Все врут календари. И документы - тоже.
Обманывают письма, дневники.
У Шлимана от водки пухла рожа,
Когда спивался он от злой тоски.
Он льстил себе, с похмелья приняв чарку,
Что навсегда в анналы занесён,
Гудел бархан, верблюд губами шваркал,
Мерцал мираж, и жизнь текла, как сон...