Ибатулин Тимур Фаритович
Возьми, он твой - навсегда!
(южные истории)
А я вам не рассказывал, как мы в Крыму отдыхали?
Тогда все по порядку. Начну про южные котлеты.
В первый день нам вообще не до еды было, а что мне в рот по дороге закладывали - не помню. Позавтракали мы в ресторане, вечером. Покупались в море, и еще папа с мамой весь день жилье искали. «И чего его искать?» – подумал я, ведь почти на каждом доме надпись висела «Сдаем ЖИЛЬЕ». Только на одном было написано «Сдам жульё!» Папа сразу объяснил, что это ошибка – буква «И» на «У» похожа, но заходить он наотрез отказался. Мама смеялась.
Мы бы так, наверное, до ночи ходили, только под вечер мама с папой как-то быстро согласились на совершенно обычную комнатку. Домик был двухэтажный, с длинными коридорами и большим количеством отдыхающих - это называлось «жить в номерах». Мы поселились на втором этаже, в крохотной комнатушке с тремя кроватями.
Я, конечно, не понимал, почему именно этот дом и этот номер? Мы пересмотрели множество квартир и комнат - как говорила мама «гораздо дешевле». Папа отвечал: «О вкусах не спорят».
Теперь родители задумчиво стояли, они разглядывали общую на много семей кухню:
- Что уж теперь... – взгрустнул папа, и с надеждой посмотрел на маму.
Мама вздохнула.
- На безрыбье и рак щука, - согласилась она.
Мы въехали.
Я познакомился с соседом, девятилетним Вовкой. Он был классный мужик. Показал мне своих наловленных крабов и, даже дал подержать. Да что там – он даже подарил одного! Мировой парень!
А ещё он рассказал мне про талисманы и тайны с ними связанные. По телевизору вчера показывали передачу. Я расстроился, что в поездах не бывает телевизора, и я не видел фильма про загадки и тайны древних.
Я тут же согласился с Вовкой, что «…загадки древних это класс!», и показал ему свой якорек. Когда я заболел в детстве, папа все бросил и срочно прилетел с дальнего севера. Прижался ко мне щекой, колючей и холодной с мороза. Протянул на ладони золотистый якорь. «Видишь эту штуку, - сказал папа, - «Якорь» называется – символ надежды и надежности! С ним моментально выздоровеешь! Боцман обещал, а он никогда не врет!»
- Веришь, Вовка, я сразу на поправку пошел, и больше с якорьком никогда не расставался. Тоже, получается, талисман.
Вовка верил. Он еще рассказал, что такие штуки зовут по-разному: талисман, амулет, йоло и так далее. Каждый народ называет по-своему, но в любой части света есть такие штуки. Как объяснял ему папа - любая малая часть чего-то обязательно несет информацию о целом, а энергетика этой частички связана с большой энергетикой мира.
Долго нам играть не дали. Мама с папой схватили меня в охапку, и пошли на море. Мы быстро шли, почти бежали, но солнце село быстрее. Мама сказала, что «десять минут до моря это много», а папа удивился «почему тогда не взяли любую из первых трех квартир утром?!» Мама сказала, что это из-за того, что он, «папа-рохля!» и «надо было головой думать а не…». Мама не договорила и посмотрела на меня. Папа хмыкнул.
- Пе-да-гогика, - сказал я, посмотрел на папу, и, глядя на маму, хмыкнул точно как отец.
- Сговорились? – рассмеялась мама.
***
Ветер уже давно доносил равномерный гул накатывающей воды, свежие запахи рыбы водорослей и чего-то еще. Я до этого видел море только по телевизору, но звуки врезались в память крепко. Я шел, и ждал чего-то особенного, неповторимого… Может парусника у бухты, или маяка с его мигающим светом. Раньше я думал, что у маяков есть только белый луч – как на картинках в детских книжках. Я так думал до этой весны. Можно было бы спросить папу с мамой, но зачем спрашивать, если и так знаешь? А в середине весны показали телепередачу про маяки. Я узнал по-настоящему. Прилип к телевизору и, временами, казалось, дышать забывал. Так к морю захотелось. Папа с мамой планировали дачу с бабушкой, а я жил с мыслями о море - синем бескрайнем пространстве с чайками; белой соленой пеной шипящей, уползающей с ног, чтоб вновь прибежать с новой волной и окатить веселыми брызгами.
- Ребенок бредит морем, - говорила маме по телефону бабушка (я слышал - есть такая штука на телефоне – «громкая связь» - называется).
- Мама, ну ты же все понимаешь… - отвечала мама бабуле.
Как-то вечером в конце июля мама со смехом рассказывала о родственниках и их малыше: «… они купили в дом тренажерный комплекс. Понимаешь? Ребенку необходимо здоровье! – объяснила она и вдруг внимательно посмотрела на папу. Папа не отвел взгляд. Они не мигая смотрели друг на друга.
- Едем? – вдруг спросил папа.
- На море! – обрадовалась мама и уже на следующий день были готовы билеты.
И вот оно МОРЕ! Его слышно, это морской ветер шевелит волосы и выбивает из глаз слезу, голоса чаек заставляют замирать дух, а может это соленый ветер влетает в меня – Митьку из второго класса «В»? И уже не хочется дышать – настолько свеж и чист воздух. Сейчас, сейчас оно распахнется своей безмерностью и глубиной, но только, что это… уже темнеет? Так быстро?! А, как же море?!
Вот тут мы и пришли. Мы обогнули забор с выступающими рисунками вертолетов. Папа расстроено сказал, что это бывший пионерский лагерь « Вертолет». Мне некогда было расстраиваться, мы вышли из-за деревьев и я увидел МОРЕ!
Оно поразило меня сразу. Море не было таким, как я ожидал. Под светом прожектора установленного на крыше отеля видна была только ближняя часть берега и волны накатывающие с шумом на ракушечный песок, но огромность моря чувствовалась, оглушала.
Оно дышало. Мягко вздымая груды волн и опадая чтобы вздохнуть и вспениться вновь. Вода бурлящим потоком прибегала к ногам и шипела, брызгалась, облизывала голые колени и ступни. Потом она с тихим шелестом утекала, оставляя за собой языки белой пены и переполнявший душу восторг. Не было ни маяков, ни парусников, но что это меняло? Было МОРЕ!
И этим все сказано.
Папа быстро разделся.
- Окунусь? – спросил папа и заглянул маме в глаза. Я понял, он беспокоится, что нам будет страшно. Мама мягко пожала плечами, и прижалась щекой к папиной груди. Я тоже прижался, к боку. Меня обняли и прижали к себе. Как же это здорово, стоять обнявшись, на южном берегу под шум ветра и моря. Нам было тепло и уютно, а затем…
Папа влетел в воду, как метеор! Он смешно забрасывал ноги и верещал, как ребенок. Через некоторое время папуля вернулся и позвал нас «…здорово как! - говорил он, - совсем не страшно! Мелко, и ракушечник, как песок под ногами».
Мама неуверенно помялась, и поверила.
У-ух, как здорово качаться на волнах, на руках у папы с мамой!
Когда шли обратно, было уже темно, как будто чернила на небо пролили. Мама с папой как черные призраки личной охраны шагали рядом. Мне было весело, потому что от них веяло чем-то теплым, родным, а «призраки» это так – к слову, ведь все как в сказке! Ох…, а звезды какие над головой. Небо как сахаром посыпали! Ой, а если присмотреться и сладкой пудры здесь полно, и кускового сахара… вот бы лизнуть!
Папа почувствовал, что я задрал голову.
- Видишь, вдоль всего неба будто молоко пролили? – спросил он, и я увидел – действительно, полосой через все небо звезды были насыпаны особенно часто.
- Нет, папуля! – ответил я, - это мельник сахар с мельницы отвозил! Вез, вез и… рассыпал! Приехал домой с пустыми мешками… вот ему будет от жены на орехи!
Родители, кажется, переглянулись, послышался смех. Я почувствовал, как тепло дрогнули и чуть-чуть сжались их руки на моих ладошках. Я тоже улыбнулся. Папа поднял руку и сказал:
- Это Млечный путь. До мельника с сахаром в древности не додумались, и думали, что это молоко пролили на небо, отсюда и название такое. Между прочим, это скопище звезд - виток нашей галактики.
- Помню-помню, галактика это такое огроменное число звезд, что живут рядом, и весело крутят друг с другом спиральный хоровод. Так получается, что Млечный путь - часть спирального хоровода нашей галактики?
Я даже остановился, так меня ошеломили размеры вселенной. «Это что же наш здоровенный город - песчинка по сравнению с планетой Землей, а она так же мала по сравнению с Солнцем, и наше солнышко, желтая звездочка, всего лишь такая же пылинка на Млечном пути?!»
- Молодец Митька! – сказал радостно папа, и я понял, что все выболтал вслух. Папина ладонь легла на мое плечо, он мечтательно продолжил, - более того, наша галактика со всеми своими витками, такими же большими как Млечный путь - она меньше чем песчинка в просторах нашей вселенной, как и все другие галактики.
«Нашей вселенной», - услышал я главное.
- Па-а, а что… бывают и другие вселенные?! – ошалело спросил я.
- А почему нет? Помнишь, я рассказывал про «Молекулу»?
- Да. И что?
- А то! Существуют и более мелкие частицы, их называют «Атомы» из них и построены «Молекулы».
- Ух, ты!
- Подожди. Это еще не все! Есть более мелкие частицы «Электроны» - они как планетки крутятся вокруг своего солнышка. И совсем маленькие – всякие «Кварки», наверное и меньше есть…
Мама слушала и, кажется, улыбалась.
- Угу, - добавила она весело, будто вспомнив что-то, - сейчас ты начнешь разглагольствовать о кольцевидности структур микро и макро космоса, ну, вселенной значит.
Последнее, как я понял, мама сказала для меня. Мне стало легко, а по спине… словно мохнатой кисточкой прошлись – хорошо когда тебя любят и окружают вниманием.
Мы шли и весело обсуждали греческое происхождение слов: «Космос», «Атом», «Молекула» и других. Потом меня заинтересовали кольцевидные структуры, строение молекул и звезд. Затем папа показывал звездные системы: «Кассиопеи», большую и «Малую медведицу», созвездие: «Орла», «Лебедя», и просто очень яркие звезды со своими историями: «Вега», «Денеб», «Альтаир», а планеты – красный «Марс» и голубая «Венера» вообще меня поразили – когда я раньше видел их на небе всегда думал, что это просто звезды, а оказалось не просто…
Так незаметно мы оказались у своего дома. Все жильцы уже спали и лишь одинокая лампочка светила у калитки, словно ожидая нас.
Дом, это всегда близкое для души место – даже если это временное пристанище вдали от родного жилища. Когда в него попадаешь с дороги, то понимаешь, что это именно твой дом. Я это почувствовал сразу, а потому поднял брошенную кем-то пластиковую бутылку с приклеившейся к ней оберткой от мороженого и бросил в мусорный картонный ящик, замеченный днем в кустах. А еще я подумал: «получается, что мой дом, там где я есть, а значит, я больше не стану бросать мусор, где бы я ни находился», - я улыбнулся своим мыслям, и мне показалось, что само окружающее место улыбнулось мне в ответ, а в лицо благодарно дохнуло порывом приятно-прохладного ветра. И ночь неожиданно раскрылась для меня новыми запахами, цветом и звуками, и… еще чем-то неуловимым и заманчивым. Я словно впустил её в себя, и она была благодарна мне за это.
У калитки нас встретил дядя – он сторожил машины отдыхающих в доме. Мы улыбнулись, поздоровались, поговорили: о погоде, развлечениях, еде, кухне, жильцах. Выяснилось, что дядю зовут Валера. Дядя Валера тут же, как фокусник, достал мне из воздуха конфетку. Мне понравилось. Я засмеялся, и попросил повторить. И мне сделали - еще, и еще одну. А я все не мог догадаться, как можно из воздуха делать конфеты. Смеялся и просил новую сладость, а ведь у меня в руке уже лежало пять конфет! Что- то тут было не так, я чувствовал это, и только удивлялся, откуда дядя под мамин смех достает все новые конфетки?! Тут на самом интересном все закончилось. Дядя вдруг схватился за свой левый рукав на рубашке, как будто у него рука заболела. Пощупал руку и сказал:
- В связи с поломкой автомата ликеро-во…, хм, э-э… - задумался дядя Валера.
А папа тут же подсказал, «Конфетно-бараночного!»
Дядя засмеялся и продолжил:
- В связи с поломкой конфетно-бараночного завода, производство карамели временно прекращено.
Я растерянно смотрел на дядю Валеру, а он только засмеялся, пожал плечами и руками развел. В этот момент я и заметил, как из рукава что-то выпало и, подскочив на бетоне, замерло у маминых ног. Дядя Валера охнул, и шевельнулся, но я был быстрее. Я накрыл ладошкой упавшее, а когда посмотрел вблизи – оказалось, что это конфета, такая же, как остальные. Дядя Валера сконфузился, а мама сказала:
- Теперь ты, Митька, знаешь, что конфеты из воздуха не делают.
А дядя Валера вдруг подобрался весь и с искоркой в глазах сообщил:
- Делают! Именно из воздуха, точнее наполняя мелкими пузырьками воздуха, как минимум карамель такую делают; из-за этого такая карамель перестает быть прозрачной в отличие от обычных леденцов-петушков. Я тебе, Митька, завтра запись телепередачи про карамельные дела покажу.
- Ура! – закричал я во всю глотку, и все взрослые одновременно зашикали: «Тише, тише – все уже спят!»
Дядя Валера и в правду показал потом передачу «Галилео»; я увидел, как в горячем виде вытягивают, режут, потом складывают и смешивают карамель, и повторяют до тех пор пока она не насытится пузырьками воздуха.
А еще, после передачи, ложась спать я развернул одну из подаренных конфеток, и увидел, что она матово красная, со множеством мельчайших пузырьков. Да, дядя Валера не врал, его конфеты были из воздуха. Я улыбнулся и уснул.
***
С рассказом про конфеты, я чуть было не забыл про котлеты! А было вот что.
Когда мы вечером второго дня пришли с моря, мама начала стелить кровать, папа развешивать мокрые вещи, а я смотрел телевизор. Потом мне пожелали спокойной ночи и хороших снов, выключили свет и легли. Я с ходу выпросил рассказать мне сказку. Мама рассказала про деда Мазая и зайцев. Я попросил еще одну, потому что несправедливо если рассказывает лишь мама. Папа рассказал про путешествие маленького пароходика. Наверное, он сам придумал эту сказку, потому что у мамы складней получилось.
Все начали засыпать, а я… я захотел в туалет. Туалет был прямо в номере, но я сказал, что один в темноте не пойду. Папа закряхтел; заскрипела пружинами его кровать; включился свет, и мама сказала, что «… это невозможно!» Папа сказал: «Такова жизнь». Чуть позже мы снова легли по кроватям. Мама с папой обнялись и спокойно засопели, засыпая.
Мне было темно и скучно. Считать слонов мне скоро надоело, а еще я захотел есть. Я тут же сказал маме с папой, что «…если меня не накормят, то съем собственные ботинки!» Папа чертыхнулся и сказал что-то о полуночниках, мама сказала, что «… в холодильнике остались котлеты в пластиковой кастрюльке, как раз для микроволновки». Папа сказал: «Ну, как обычно, как ночь так…» Дальше я не расслышал, потому что папа уже тихо бурчал, он что-то передвигал в холодильнике, и посуда звенела и стучала излишне громко.
Папа не стал поднимать маму, он её любит. Он пошел разогревать котлеты сам.
Микроволновая печь находится на первом этаже, на кухне. Чтобы попасть в кухню надо выйти во двор, обойти угол дома и открыв дальнюю дверь войти в большое помещение столовой, она разделена на три части, в каждой столы, стулья и так далее. Пройдя все три надо повернуть налево в проем. Здесь главное не зацепиться ногами – пол становиться выше. Днем, когда идут с тарелками, все цепляются за эту ступеньку. После ступеньки небольшое помещение и начинается сама кухня, в ней посередине большой стол, несколько табуреток, плиты, холодильники и много, очень много кастрюль, сковородок, и тарелок. Я всегда, если захожу на кухню, боюсь, что зацеплю чем-нибудь, за что-нибудь и все начнет сыпаться со страшным грохотом. А, как здесь все звучит громко! Я узнал это, когда крышку с кастрюльки уронил. Такая ма-а-ленькая крышка была, а испугала меня, как будто под ногами петарда разорвалась! Ну, я еще ничего, пережил, а вот бедного кота с люстры снимать пришлось; люстра-то высоко висит, и как он туда забрался? Не иначе, как по шторам бегать научился, а дальше… по-потолку?!
Папа ушел, а мама начала переживать за него. Зря. Папа скоро вернулся: «Гранаты у них не той системы – света нет, все ноги посшибал об стулья» - сказал он смеясь, и еще добавил дурашливо о выключателях «…целых три нащупал, пока пробирался до кухни – ни один не работает… ну кто так строит, кто так строит?!»
Папа взял фонарик и отправился вновь - вернулся с разогретыми котлетами, возбужденный, взъерошенный, хохочущий.
Рассказ папы о приключениях на кухне
- Иду я, значит, в столовую, - начал свой рассказ папа, - на улице темно! Вижу собака сидит, здоро-овая! Я даже испугаться успел. А рядом, хозяин собаки стоит, на меня смотрит. Оба, как тени Аида.
- Папуль, а какие они?
- Тени Аида? Мрачные, жуткие, ужасно спокойные – Аид это бог подземного мира – по легендам, - объяснил папа.
- А-а…
- Слушай дальше что было, - усмехнулся папа, - я хозяину говорю: «Не укусит?» Он молчит. Я повторил вопрос, а товарищ вообще со мной разговаривать не хочет, стоит как столб. Тут, надо признать, я совсем себя не в своей тарелке почувствовал – руки заняты котлетами, убегать от собаки бесполезное дело, все равно догонит, а в темноте и подавно – каждая кочка её друг. И хозяин собаки неадекватный. В общем напугался я не на шутку. Грозно так говорю:
«Вы собаку-то придержите, а то я с котлетами!», - тут я понял что мои слова звучат как-то не правильно, будто я боюсь, что собака котлеты съест и потому добавляю повысив голос: «Котлеты, говорю, разогреть надо – собаку придержите!»
А в ответ тишина, и только ветер тоненько так посвистывает. Я присмотрелся, а мужика-то качает на ветру, - папа сделал театральную паузу и даже закачался, изображая хозяина собаки. Тут я испугался окончательно «…пьяный! – Решил я, - и с собакой! Полный комплект!» Тут, на мое счастье, сильный порыв ветра мигом превратил мужика в кипарис, собаку в пластмассовый столик, а мой страх в смех.
- Па-а, а разве такое возможно не только в сказке?! Ну… мужика - в дерево, собаку в стол превратить?
Папа рассмеялся.
- Я еще до кухни не дошел, а ты уже сказки видишь! Мужик, собака… нет, Митька, все это мне привиделось. В темноте любой маленький столик с сидящей собакой спутать можно!
Рассказываю дальше, теперь уже самое страшное. Поворачиваю я за угол дома, сам еще смеюсь, а на сердце холодок почему-то и напряжение по всей спине дрожью бегает. Открываю дверь. Столовая еще чернее чем темная ночь. Я шагнул, и прямо в паутину лицом, и что-то прямо по лицу побежало. Я сразу понял, что это паук паутину навел ведь вечером в столовую никто не заходит. Но мне от этого не легче - бр-р, мерзость какая. Я рукой лицо очистил, а другой шарю по стене в поисках выключателя. Помню что днем видел его где-то здесь. Сам думаю «…главное правильный выключатель найти, второй с оголенными проводами торчит»
- Дернуло током?! – перебила мама папин рассказ. Я тоже с испугу чуть вилку с котлетой не уронил, а котлеты у мамы вку-у-усные получились, жалко даже крупицу потерять. Я покрепче перехватил вилку и навострил уши на папу.
- Нет, не дернуло. Как оказалось, там и электричества нет.
- На кухне? – испугалась мама, - без электричества? А как же завтра… плита?!
- Все по порядку любимая, ладно? – сказал папа и продолжил, - выключатель я нашел быстро. Щелкаю. Туда, сюда, туда, сю… ноль реакции – одни эмоции. Тут я ощутил под пальцами второй выключатель и сразу дернулся, тока испугался. Подумал и решил. Что проводов-то на выключателе не почувствовал, а чего дергаюсь тогда? Я осмелел и нажал клавишу. Ничего не случилось. И света не прибавилось. Я пощелкал и заскучал. Пошел по стене выключатель дальше искать. Сам себе говорю: «Странно тут как-то все устроено» и наконец попадаю рукой еще на один выключатель «ура, - ликую я, - этот точно нужный мне!»
И с размаху вдавливаю клавишу. У меня даже в глазах радужные пятна появились!
- Ну вот, доигрался! – перебила мама, - к проводам тебя так и тянет!
- Да ничего подобного! И вообще там проводов уже нет – спрятали наверное, под выключатель. Э-э… на чем я остановился? Э-э… на радужных пятнах в глазах. Только не думайте, что это от включившегося света, просто меня эмоции захлестнули и еще я глаза зажмурил с испугу – вдруг нажму, а света опять нет.
Ну, зажмурился я, нажал и… тишина! Я осторожно так открываю один глаз. А света нет!!! Тут я выругался, и пошел в темноте наугад. Я много прошел, несколько шагов, а дальше зацепился за что-то и все стулья со столами посшибал падая.
Когда я закончил ма… ругаться вобщем, я встал, почувствовал коленом мокрые брюки, провел рукой и скривился. Пальцы стали мокрые и жирные, а еще на штанине оказалась лапша – кто-то позабыл на столе суп.
В общем, дорогие мои, умылся я во дворе, под краном и пошел за фонариком.
С фонариком дело пошло быстрее и уже не так страшно. Правда было ощущение глаз на затылке, но я уже не обращая на такие пустяки дошел до кухни, открыл шкаф, достал тарелку для микроволновки… Короче, ставлю тарелку с котлетами разогреваться и тут за спиной подозрительный шорох. Я как подскочу, ей-богу едва не заорал с испуга, подсвечиваю фонариком, а это… сторож. Он от моего резкого движения тоже испугался, взмахнул руками, и зацепил стеллаж с посудой. От грохота мы оба подскочили вновь и, таки, заорали.
- Что всю посуду перевернули? – охнула мама.
Да что ты, бог с тобой, - рассмеялся папа, просто я был в шоке от шума. Но у меня был фонарик. Я посветил вниз и увидел маленькую алюминиевую крышку на кафеле пола. А затем я увидел изумленные глаза сторожа.
- Валерий Михайлович?» – догадался он.
- Да, - пролепетал я, и мне захотелось срочно спрятать руки за спину, поковырять сандалеткой в песочке, и вообще сделать вид, что я здесь просто мимо проходил.
- Ясно. Свои на кухне это не страшно, а иллюминацию во дворе зачем устроили? Я про включение и выключение света в сарае, пристройке, и просто во дворе.
- А… та-а-ак я… а вы… вот, я свет на кухне искал!
- Вот те раз! Здесь целых три выключателя!
- Я все и попробовал – не горит.
- А я смотрю, кто это по полкам лазает, - в глазах у сторожа засветились лукавые искры, - здесь включить не пробовали?
На этом месте папа очень натурально изобразил, как сторож бочком придвинулся к входному проему в кухне и театральным движением указательного пальца нажал все три выключателя.
- Это надо было видеть, - сказал папа, - вначале зажегся свет в столовой, затем в проходной, а потом и на кухне. Я совсем растерялся и съязвил: «А у нас обычно выключатели на входе стоят».
- А у нас тоже на входе. Обычно никому в голову не приходит заходить в кухню вечером со стороны столовой, если можно зайти с другого входа прямо в кухню – включая по дороге свет.
- Ну и что? Бывает, я вот… решил, сыну, котлетки подогреть.
- В два часа ночи?! - Сторож смотрел на меня изумленно долгую секунду и вдруг сказал обрадовано-дурацким голосом:
- Проголо-да-а-лись!
Первая рассмеялась мама, она на все лады повторяла это слово. Мы с папой тоже не отставали. Я даже про котлеты забыл. Все оказалось проще – я не заметил, как слопал котлеты во время папиного рассказа. Засыпая в своей кровати, я вдруг подумал, что все самое интересное в жизни случается с любым человеком, надо только замечать это, и по-доброму относиться к людям.
Ква-ква-парк
Через день мы поехали в аквапарк. Это такое место где все купаются в бассейнах с джакузи и катаются на водяных горках. Я сразу назвал это место «Ква-ква-парк». Весело! Мы как вошли на территорию Ква-ква-парка тут же схватили по коврику для катания и побежали на горки. Все вокруг кричали, смеялись, брызгались и катались. Мы с Вовкой сразу забрались на самую высокую горку. Посмотрели, подумали, и побежали на горку поменьше - самую маленькую (для начала). Поднялись, радостно подрагивающие от страха, переглянулись и подошли к спуску. Там дяди стояли желтые, точнее сказать, футболки у них были желтые, а сами дяди были очень даже черные. Только не подумайте будто они были неграми, просто солнце над дядями поработало! Дяди тоже были веселые, они когда видели девушек, переглядывались друг с другом, улыбались и подходили чтобы в последний момент посильней подтолкнуть зазевавшуюся девушку. Горка уносила прочь дикие вопли а на верхней площадке раздавался хохот в поддержку веселым желтым работникам, инструкторам аквапарка.
Мы тоже так хотели. Подошли, а нас не пустили «ростом, - говорят, - вы не вышли, приходите на следующий год, или идите к себе. Вон справа ваша детская площадка с горками».
Ну, что делать? Мы пошли куда указано. Родители на нас посмотрели, только плечами грустно пожали.
Детские горки нам скоро надоели. Что мы малышня что-ли, в «песочке» возиться? Посидели в джакузи, послонялись туда, сюда… стало совсем скучно. Мы уже собрались на пару ныть начать «…пойдё-о-омте домо-ой!», но тут нас заинтересовала девочка с необычным браслетом на руках (как у нас но с проплавленной дыркой на сером пластиковом циферблате. Браслеты раздавали всем на входе в парк, но до этого мы не видели на них ни одной дырки).
- Смотри! – сказал Вовка, - она взбирается на самую высокую горку!
- Точно! На черную!!
- Смелая!
- Глупая! Все равно не пустят, - объяснил я и почему-то смутился – обидно стало за девочку, она такая смелая, а я её назвал «глупая».
- Вот, вот – подходит к желтым! Садиться! Она едет!! Пустили?!!
Тут нас с места словно ветром сдуло.
Мы подбежали к съехавшей девочке, галантно подали руки с двух сторон и спросили, переведя дыхание и глотая слова в волнении:
- Ты… как?
- Почему смогла?
- Как пропустили?
- Ты… со взрослой горки…
Девочка посмотрела на меня, на Вовку и, вдруг, рассмеялась золотистым, пушистым смехом.
- А по очереди можете говорить? – сказала она, и я увидел, что у неё голубые глаза и красивый вздернутый носик.
- Можем, - сказали мы с Вовкой одновременно. Посмотрели друг на друга и смутились.
Девочка снова рассмеялась, тряхнула головой, и я увидел замечательные светлые кудри на плечах. Она еще раз нас оглядела и сказала:
- А вы прикольные! Срочно берите себе такие браслеты, как у меня и давайте кататься вместе!
- А как?.. – сказали мы с Вовкой в один голос. Переглянулись и засмеялись уже в троем.
- Просто. Попросите родителей написать заявление. Вон в том окошечке у администратора аквапарка, и вам выдадут браслеты с дыркой.
- А… ты, не потеряешься? – спросил я девочку.
- Ха! Территория обнесена забором, тут и трехлетка потеряться не сможет, - ответила девочка и кокетливо накрутила прядь волос на палец, - бегите быстрей! Время летит, оглянуться не успеете - вечер настанет!
И мы побежали. К родителям.
Через пятнадцать минут мы уже ходили по Ква-ква-парку гордые, с «черной меткой» на руке. Вовка подбегал ко всем, с кем успел здесь познакомиться и показывал рукой на свой браслет «…у меня есть черная дыра!», говорил он. Я тоже не отставал – а что я хуже что ли? У меня тоже есть своя «черная дыра»!
Светка, так звали девочку с браслетом, оказалась мировой девчонкой. Мы катались до вечера на всех горках. Нас везде пускали, и на желтые горки и на зеленые, на синие и даже на чёрную!!! Горки различались по цветам – чем темнее, тем страшнее. Самые страшные горки были в виде прямых и извитых труб зеленого, синего, и черного цвета, а ещё горка, где всех закручивало по спирали в большой воронке, а потом сбрасывало вниз, в воду - через огромную дыру (как в туалете). Эту горку Вовка сразу окрестил «УНИТАЗ». Мы думали Светка смутится от такого названия. А она очень смеялась. Наконец пришла очередь самой страшной – черной горки. Эта труба была самая высокая, длинная и перекрученная. Пока мы собирались с духом Светка просто села и поехала. Она так кричала, и визжала внутри трубы, что наверху все смеялись, а кто-то ежился. А мы - передумали кататься и пошли вниз, за Светкой.
Спуститься мы не успели. Светка бежала по лестнице нам на встречу. Глаза её были как «два алмаза на солнце», она смеялась.
- А вы что не скатились, мальчики?
- За тебя испугались, - ответил я, осторожно выбирая слова.
- Ха! Да я же специально визжала, чтобы веселей! А так, там совсем не страшно, только едешь немного дольше. А ну быстро наверх! И чтоб орали у меня погромче! – скомандовала Света.
Мы чуть помялись и пошли следом за Светкой – не показывать же ей что мы боимся. Впрочем, боялись мы зря. Черная горка оказалась самой веселой. Визжали мы на славу. Вовка поехал вторым – сразу за Светкой (она нас ждать не стала). Вовка так орал, что у меня мурашки по коже пошли. Пара только что подошедших девушек услышали, развернулись и пошли вниз, а Вовка надрывался:
- Ма-а-амочки! А-а-а!! Спа-а-асите!!!
А я… я сел, и представил что я автогонщик:
- А-а-а! – закричал я и ухнул в черное нутро трубы. Чтобы было не так страшно зарокотал как мотор:
- Р-ррр, ррррр, рррррр, чух-чух, первая передача, р-ррр, ррррр, рррррр, чух-чух вторая пере…. А-а-а!!!! А-а! (это меня занесло и перевернуло), третья пере-дача, рррр, ррррррр!!!
Внизу меня уже ждали счастливые друзья.
- Ну, ты дал жару! – смеялся Вовка.
- Прямо как Формула один! – поддержала Светка.
- Вы тоже молодцы! - Засмеялся я, - ну, бежим, покажем им?
И мы побежали. Мы снова поднялись и скатились, и еще, и опять, и снова. В очередной раз поднявшись я увидел как парень съехал без коврика. «Ого! – подумал я, - а что, я тоже могу!»
- Величайший Фокус! – закричал я, - смертельный номер – езда на попе без защитных приспособлений.
- Донизу доедут только уши, - вполголоса засмеялись сбоку.
- До первого этажа доедут только уши! - радостно заорал я, - даешь красную задницу!
- Ты что, с ума сошел, - шепнул мне на ухо Вовка, - такое орать при взрослых. Родители услышат - точно … это самое… красным будет.
Но меня уже было не остановить, я как петух «поправил перья», «поднял боевой гребень» и с разбегу влетел в трубу.
У-ух! Как я влетел, как разогнался!!! Одним махом треть трубы пролетел. Только вот. Что-то скорость падать начала и, упала. «На ноль», как говорит старший брат. Я остановился и увидел, что потолок вовсе не гладкий, а весь в царапинах, и есть в трубе щели – сквозь них немного сочится свет, и вообще как-то очень уж уютно я расположился, как на кровати. «Ну да, - подумал я, - лежу, руки на груди крест-накрест. Ой… а ведь так в гробу лежат?»
Я оглянулся. Сверху вроде еще никто не ехал, - «…а если поедут?! Ой… мамочки!!!»
Я задрыгал ногами и локтями. Не помогло.
Я ускорил движения. Не помогло и это.
Я запаниковал и двинулся вниз по трубе. Я извивался ужом; я ввинчивался в неё как мог; я полз тараканом пытаясь быстрее набрать скорость. Все было без толку - как только я набирал хоть немного скорости и переставал двигаться, я тут же останавливался. Я весь взмок, я стал красным от натуги и стыда:
- Это что же мне до самого низу… как таракану бежать? А внизу, когда меня увидят… выползающего тараканом!
Я удвоил усилия по тараканьим бегам. А сверху уже гудели в трубу:
- Эй! Ты там жив? Эй, прилип ты там что ли? – голос инструктора.
- Да нет там уже никого, - откликнулся другой голос, - проехал он.
- Снизу никто не выезжал, - забеспокоился инструктор.
- А он в футболке был и без коврика поехал, - сказал кто-то третий.
- Твою… - послышалось глухо голосом инструктора. Потом добавили громко, грозно и отчетливо: «Сними футболку и ложись на спину, а задницу приподними! Тормозит она в трусах и майке!» и дальше сказали опять что-то неразборчиво-неприличное вроде «ж…па с ручками».
Я уже все понял. Снял футболку, зажал в зубах и набирал скорость тараньим способом, а затем плюхнулся на спину - как учили. Поехал. Вверху оставались стыд, хохот, и улюлюканье. Снизу… Снизу повезло никто ничего не понял. Решили, что просто задержка.
Вовка со Светкой тревожно заглядывали в глаза. Я не выдержал и расхохотался.
Они чуть не обиделись на меня, тогда я рассказал им. Тут уж друзья смешинку проглотили - они так хохотали, что на нас стали оглядываться. Ну и что, а нам не жалко – пусть и остальным будет весело!
Нам было так хорошо друг с другом, а потом вдруг пришел вечер и пришлось расставаться.
Мы грустно стояли около раздевалки и не решались первыми сказать друг другу «Пока!»
А потом Светка ухватила за руку проходящего мимо администратора и выпросила у неё ручку и бумагу. Так у нас появились адреса и телефоны друг друга. Нам с Вовкой достались одинаковые кусочки бумаги с ровным округлым почерком и такими ценными буквами, какие получаются только у самых близких людей.
Девочка на надувном плоту
А наутро случилось горе.
Я пришел к Вовке, а он тихо сидел в углу и не мигая смотрел на море за окном. Я окликнул его. Вовка не обернулся, только немного вздрогнули плечи, и левая рука легко хлопнула по кровати рядом. Я сел. За окном беспокойно носились чайки; там, где небо сходилось с морем, все заволокли темные тучи; по деревьям было видно, как стих морской ветер, а солнце продолжало жарить.
- Ты идешь на море? – спросил я, и заглянул Вовке в глаза. В глазах у Вовки стояли молчаливые слезы. Он отвернулся и мазнул по лицу рукавом. Махнул рукой в сторону противоположного угла комнаты. Около тумбочки стоял красный таз, в котором Вовка держал своих крабиков.
Я подошел. В воде неподвижно лежали навсегда уснувшие тела крабов. Некоторые уже побелели потеряв естественный темно-зеленый цвет. «Здесь уже ничем не помочь» - подумал я, - « а вот Вовке помощь нужна».
Вовка так же смотрел в окно. Я сел рядом и спросил:
- С утра увидел?
- Да. Почему? Почему так?!
Я не стал отвечать. Что тут ответишь? Я предложил:
- Этих уже не вернешь, но есть ведь еще мой краб, давай с ним играть вместе, он будет общий – по дружбе!
- А тебе не жалко?
- Да что ты, конечно нет, так только интересней! И краб, думаю, против не будет!
- А… если, он тоже?
- Ох! - вырвалось у меня и мы побежали смотреть краба.
Краб был жив. Смотрел на нас глазами бусинами и боком бегал по железному корыту с морской водой и камнями, пытался залезть под что-нибудь, но камни были мелковаты и попытки неудачны.
Вовка посмотрел на меня и сказал:
- Как думаешь, почему мои погибли?
Я пожал плечами.
- Может, испортилась вода, или поменялась её температура? Таз на солнцепеке стоял?
Вовка напрягся и опустил ресницы.
- Да, - чуть слышно ответил он.
- Не вини себя, я тоже не знаю от чего все… просто у меня дома аквариум с рыбками, а они больше всего боятся грязной или хлорированной воды, а еще смены температуры. Может и здесь…
- Митя, - обратился Вовка, и поднял на меня свои ясные янтарные глаза, - а… давай отпустим его?
- … давай, - согласился я, и вдруг понял, что если бы умер еще и мой, то это было бы выше крыши, а так… хорошо, и, может, Вовке легче станет.
- Тогда прямо сейчас!
- Пойдем.
Мы вышли на солнце, только солнца уже не было. Пока мы разглядывали краба в корыте, оно спряталось; налетел ветер, порывом. Ветер быстро усиливался. Мы переглянулись.
- Быстрей, - сказал решительно Вовка, и мы побежали к морю.
У воды мы моментально забыли про краба, то есть, конечно, мы его отпустили и он уполз под камни, но после мы увидели в воде дядьку с надувным матрацем. Он стоял по ветру от нас по шею в воде и с большим трудом удерживал толстый кроватный надувной матрац. За двадцать шагов были видны его испуганные глаза, и открытый рот, а криков… почти не было слышно, их напрочь сносил ветер. На дальнем конце матраца лежала девочка лет пяти. Она двумя руками вцепилась в лямку и мотала головой отказываясь отпустить «спасительную» петлю и ползти к папе.
Мы с Вовкой переглянулись.
«Что делать будем?» - спросил он одними глазами.
- Веревка нужна! – ответил я.
- Есть капроновый шнур, вон справа в лодке лежит, а как его передать дядьке? Может, воздушным Змеем?
- Фигня… – не успеем! – ответил я и вдруг решил, - беги за взрослыми, а я пока веревку размотаю.
- Только в воду сам не суйся, - сказал Вовка и убежал к дому.
Дальше во мне словно появилось два человека: один был на берегу и с болью смотрел на дядьку с матрасом, а другой, как немой судья смотрел на все со стороны и рассказывал: о моих чувствах, мыслях…
Тот, который рассказывал - во всю глотку орал мне: «Не стой здесь!!! Беги за помощью!», а второй, вдруг просто… шагнул вперед.
Я шагнул в лодку, а тот, другой, остался на берегу и, пропал. Он съежился и исчез, оставив меня один на один с бедой и пляшущей на волнах посудиной.
Запрыгнуть в лодку дело не сложное. Труднее оказалось удержаться в ней на ногах. В первый момент я чуть не выпал из лодки – днище так и норовило наподдать снизу и вышвырнуть прочь. Я понял, что сейчас заору и сигану на берег. И заорал, и сиганул… как-то боком, коряво и не в ту сторону – сразу на центр лодки. Не удержался, больно упал на колени, и вцепился обеими руками в сиденье. Страх отпустил не сразу, дальше пробирался ползком – под сиденьями.
На носу действительно лежал в кольцо свернутый толстый капроновый шнур, а еще… лодка была привязана таким же шнуром чугунному кнехту на берегу, папа показывал мне такие кнехты на причале в нашем родном городе. Я знал, что при таком переплетении веревки через кнехт отвязать лодку сможет даже ребенок. «Может и вправду? Отвязать лодку и…, на веревке, наверное, получится. А кто будет эту веревку спускать, чтобы она постепенно разматывалась?! А потом её ещё и вытянуть кто-то должен! Я оглянулся на дядьку в воде. Тот вроде держался. Но был уже значительно дальше. Вот он покачнулся, и надувной плот протащило ещё на шаг дальше.
Азовское море мелкое, и двадцать шагов мелкоты – рай для малышей, но потом наступает настоящая глубина. Отец ребенка стоял уже по шею в воде и что-то кричал малышке. Слышны были отдельные слова: «…ко мне», «на руки», «не бойся!»
Хлынул ливень. Во мне опять появилось два человека – один смотрел, как перехватил ускользающий матрац дядя, как свело напряжением его лицо. Времени больше не было ни секунды. «Но, что же делать?, - вопил мой двойник, - ведь он, Митька, даже плавать не умеет!»
Я безнадежно кинул взгляд на пустой берег, перевернутые лодки, бетонные блоки лодочных гаражей, разбитое окно в будке сторожа. Потом посмотрел на дядьку в воде, на мокрое, испуганное лицо ребенка. Мокрое от ливня, или слез? Что-то внутри меня перевернулось. Я вышвырнул прочь своего двойника, со всеми словами и мыслями. Были только руки. Они ожесточенно выдернули из-под лавки спасательный круг, привязали к нему шнур – закрепили прочным морским узлом с названием «булинь». Руки делали все автоматически - размеренно и четко, как учил папа; он говорил, что «в жизни, даже сухопутному человеку обязательно пригодиться знание морских узлов».
Пора. Горло перехватило спазмом. Неожиданно боль в груди остановила дыхание. Я сглотнул, и судорожно-глубоко вздохнул. Назад пути не было. Я заплакал и, вцепившись в спасительный круг, перевалился за борт.
***
Вовка был дома «в три шага». По дороге он никого не встретил, а дом тоже пустовал.
«Куда все делись?» - промелькнула горькая мысль. На столе лежало недописанное письмо к бабушке. Вовка схватил ручку и огромными буквами, коряво написал на чистой стороне листа: «Помогите!!! Причал… Митька!!!»
На бумаге расплылось мокрое соленое пятно. Вовка мотнул головой. По комнате наискось разлетелись соленые брызги. Мысли стали яростно-оранжевыми, ожесточенно-четкими и хрустально-ясными. Он выглянул в окно и со всех ног рванулся обратно к берегу.
На причал Вовка опоздал. Подбегая, он видел, что Митьки на берегу уже нет. Захотелось завыть от тоски. Вовка оглядел море. Семейство на надувном плоту еще держалось. В их сторону относило от берега спасательный круг. В спасательном круге Вовка увидел знакомую белобрысую макушку Митьки.
Вовка побледнел, но тут же нервно рассмеялся – увидел красный капроновый шнур, то появляющийся, то исчезающий в черной воде. Митька молодец – додумался обвязаться. Вовка бросил взгляд в сторону домов. Никто не бежал, не махал руками – помощи не ожидалось. «Надо проверить, хорошо ли привязана лодка» - решил он, и подошел вплотную к деревянной посудине. Закрепили лодку на совесть. Её сильно болтало и бросало на волнах, что-то ухало, скрипело и скрежетало. Фонтаны брызг взлетали, и тут же уносились ветром в море. Стало страшно, захотелось все бросить и сбежать от этого ужаса. Но вместо того чтобы бежать, Вовка вдруг расслабился, чуть-чуть, потому что лодка на цепи и действительно никуда не денется. И Митька, он ведь в спасательном круге и на привязи, вон и бухта с тросом разматывается, почти вся размоталась… Ой, что это, а бухта с тросом вообще привязана к лодке?!
Вовка прыгнул на качающиеся доски посудины; правую стопу обожгло болью; он упал, но сразу поднялся и перевалился через лавку к почти окончательно размотавшейся веревке. Вовка уже видел незакрепленный конец и всхлипнул от страха, он понял, что не успеет его привязать. В одно движение Вовка намотал на руку конец шнура, и быстро сложив шнур кольцом, вдел в него руку. В следующую секунду петля с хрустом затянулась и Вовку рвануло. Обдирая ребра и колени потащило по лодке.
«Это все… Не успел!», - понял Вовка, «как же все глупо…»
Пальцы цеплялись за все что попадалось на пути, но лишь срывались, больно обдирая костяшки суставов о дерево и металл. Вовку уже переваливало за борт, когда он увидел спасительную щель под лавкой в носовой части лодки. Вовка вогнал в эту щель руку по самый локоть. Вогнал обдирая кожу и не думая больше о боли. Рука согнулась, застряла и, как рыболовный крючок засела в теле лодки. Вовку тряхнуло, растянуло, и рвануло и тут пришла настоящая боль. Что было дальше Вовка не помнил.
Возьми – он твой, навсегда!
Очнулся Вовка в светлой, незнакомой комнате с высокими побеленными потолками. Кто-то за окном кричал знакомым голосом. Конечно же это был Митька! Вовка дернулся было вскочить, подбежать к окну, и скривился от боли в стопе, колене, руке.
Все тело было в бинтах, даже голова. Вовка все же смог встать. Он медленно подошел к раскрытому настежь окну. Оказалось, что Вовка находится на втором этаже больничного корпуса, а под окном у фонарного столба стоит Митька одетый в нестриженную шапку волос, загар, шорты и улыбку «от уха до уха».
- Ты… как здесь? – спросил Вовка и понял, что улыбается.
- Да я здесь уже третий день караулю. Тебя привезли без сознания: крутили, вертели, смотрели, и лечили, а потом ты еще спал сутки!
- … а как дядька с девочкой на плоту?
- Спасли. Я все-таки доплыл до него, и вовремя… но если бы не ты – нам всем…
Митька вдруг стал серьезным.
Вовка задумчиво ковырял пальцем облупившуюся краску на подоконнике, потом все же сказал:
- Но, ты же легкий, даже со своим спасательным кругом легкий… почему же меня так… рвануло и потащило по лодке!?
- Знаешь, Вовка, это видать дядька с плотом. Он когда ко мне тянулся… его сорвало с места. Он едва успел ухватиться за круг. Ты нас спас.
- А вытащил всех дядька?
- Нет. Папка твой прибежал, - сказал Митька прежним, снова дурашливым тоном, - ты же записку на столе оставил. Все уже хорошо! А Мужик… смешной, суматошный такой. Он тебе передачу сегодня приносил.
Вовка оглянулся, на столике у кровати лежали огромные красные яблоки с капельками воды на кожуре. «Как роса», - подумал Вовка, и спросил в окно:
- … сутки, а ты говоришь третий день уже?..
- «Третий день» это к слову, - засмеялся Митька, - мне кажется, что я здесь уже неделю стою! Я уже успел себя фонарным столбом почувствовать! Я там тебе кое-что принес, точнее, закинул в окно. Посмотри. На нитке через подоконник должно висеть.
- Катушка с нитками? Висит.
- Не-е, внутри катушки. Нитки для весу, и если промахнулся бы, найти легче. Думаю, что он свое дело уже сделал. Ты уже на ногах, видишь?
Вовка заморгал. Взял катушку и внимательно осмотрел. Внутрь всунут был золотистый якорек - Митькин талисман, символ надежды, надежности, и гарант возвращения к дому, к жизни. Вовка робко улыбнулся, побаюкал якорь в ладони словно малыша и посмотрел на Митьку.
- А как же ты?!
- Тебе нужней. Возьми – он твой, навсегда! И… мне Света свой подарила.
Митька сунул руку в карман шорт. Через мгновение на его руке лежала темная медная монетка на нитке.
- У-ух! – вырвалось у Вовки, - а она?!
- А я ей подарил красивый, с рисунком на осколке древней амфоры! Специально на скалы лазил. Ты давай выходи оттуда быстрей, у нас столько дел запланировано.
Вовка вдруг поник.
- Да какой там… я весь в бинтах. Наверное, переломано все.
- Да нет, у тебя ничего! Точнее… ничего не сломано, только ободрало всего до крови. Ну, есть растяжения, есть вправленный вывих плеча и еще придется чинить один зуб, - весело сказал Митька, - ну еще там… по мелочи. В общем - труха все это!
- Да уж, - ответил Вовка, и провел языком по зубам, - «все хорошо прекрасная маркиза, все хорошо».
- Все хорошо, - добавил Вовка вслух, - все хорошо, что хорошо кончается!
Вовка посмотрел поверх одноэтажных домов и, наконец, засмеялся – на дворе было солнце, тишина, лето и… много, много хорошего в жизни!
А еще… из-за гаража, что рядом с Митькой выглянуло веснушчатое лицо с кудряшками. На шее у девочки висел обточенный треугольный амулет.
Вовка почувствовал, как тепло становится внутри, щекочущие мурашки разбегаются по телу, и…
- Светка!!! – заорал во все горло он.
- А то! – засмеялся под окном Митька, - я же говорю: «Нас ждут великие дела!»
15.09.2010г.
Москва