Оленья кровь

Егор Дубовой
«Оленья кровь»

I. Весна

Так тихо и нежно, и сладко, что хочется спать,
Что хочется очень в сухую цветочную вязь
Укутаться крепко, но утро и нужно узнать,
О том, как сегодняшней ночью весна родилась.

Я помню сирень над водою и кротость воды, -
Как милой лицо к моему прижималось плечу,
Как лопнуло небо, и мёд заструился, а ты
Из воска небесного сделать сумела свечу.

Я помню, как вечер кончался: слепая луна,
Как ново-рождённая в алый всосалась. Вдвоём
Мы так осторожны с тобою и ночь так длинна,
Что времени хватит сердца разукрасить огнём.

Туман, аромат апельсина, улыбка и вдох –
И вот ты проснулась, смотри, как прекрасна весна!
И старый диван мой, он будто бы даже не плох,
И солнце – рыбак, и над нами сверкает блесна.

Ты - розовость яблонь. Твой голос и ласковость рук
Опасны для птиц – я встречал номерное кольцо
На каждой из лучших… ты хочешь ответить, но вдруг
Обняв и прижавшись, мне жадно целуешь лицо.

А после, касаешься сердца, где сливовый свет,
Где дикая варится кровь и, наверное, в ней
Ты сможешь найти на вопрос подходящий ответ –
Лишь ночь мы с тобою знакомы и несколько дней.


II. Лето

Я солнце, как вишню в руке раздавил; фонари
Похожими стали вполне на весёлых сирот,
А город - большая стеклянная банка, внутри
Пылает душистый и сладкий каштановый мёд.

Так дико и душно и больше не нужно огня,
Но звёзды – их дымом весь воздух вечерний пропах.
Мы улицей жёлтой идём, ты целуешь меня
И что-то пустое мне шепчешь о новых туфлях.

Улыбка и нежность ладоней не могут спасти –
Я всё же не в силах простить этот преданный взгляд…
Ты, кажется, вдруг о ребёнке спросила? Прости,
Я всё о своём. Посмотри, как витрины горят.

Мы спустимся в ад ресторана, здесь ужас и джаз,
У стен и у воздуха странный хохочущий вид,
И в липких бокалах здесь бесы живут, и для нас
Бутылка вина, белым золотом сладко звенит.

Вот чья-то фигура в расширенной сфере зрачков,
Какой-то мальчишка, он тоже безумен и пьян.
Он плачет, что сон этот солнце, но ласковых снов
Не нужно влюблённым и всё что не лунно – обман.

Он плачет, что в дикой стране, где сиреневый день,
Где льются туманы, и замки стоят изо льда,
Со шкурою красной, волшебный блуждает олень…
Ты звонко смеёшься, а я отмахнусь, - ерунда.


III. Осень

Холодная чашка, а в ней золотая пчела.
Я знаю, так лучше, чем серые ливни и гром,
Но верю, что в небе прольётся густая смола-
Сосновая кровь, это новая жизнь перед сном.

Я верю, что солнце похоже на слово «уют»,
Но только волос его жёлтых угасла копна,
И розы на ситцевых шторах уже не цветут.
Чума за окном, а ты, молча, стоишь у окна.

Ты смотришь во двор, там вишнёвый рассыпался сад,
Там птицы, но так не похож на свободу полёт –
Он так же, как небо в оконном проёме зажат…
Послушай, немая тоскливость тебе не идёт.

Постель холодна и мне душно, и нужно уйти.
Твой взгляд голубой, как по трубам сырая вода,
А это ужасное платье… ах, что я?! Прости!
Прости, дорогая, ты плачешь, ну что за беда?

Не нужно мой ангел. Послушай, несчастье моё,
Я, кажется, понял, каких ты желаешь высот.
Возьму оловянную флягу, кинжал и ружьё
И завтра в недоброе утро отправлюсь в поход.

Туда, где брусника и снег, и где липовый мёд,
Где звёзды ещё не ласкали лица моего.
Где каждое утро за ельником чёрным ревёт
Рябиново-красный олень. Я узнаю его.


IV. Зима

Мой город простужен и медный звенит купорос
В нервозном и синем оттенке дыхания, но
В набухшем и красном его воспалённых желёз
Шипит превращённое в уксус сухое вино.

Вороны клюют позолоченный солнечный свет
Из серых глазниц у соседних домов за углом.
Мой город молчит и на страх получает ответ
Голодным, холодным, больным летаргическим сном

Послушай, мой путь был так долог – я выбит из сил.
Я шёл по дорогам куда-то на север, и край
Лиловых туманов, лесов и болот посетил.
Я очень устал и теперь я вернулся – встречай!

Ты так холодна, но и мне невозможно помочь –
Душа, как под высохшей коркой, пустая внутри.
Я встретил оленя, загнал и убил его в ночь.
Вот фляга, а в ней драгоценная кровь, посмотри.

Твой взгляд, он такой не родной и тяжёлый. Твоей
Улыбки оскал первобытный ужасен, и вот
Пусть вечер свернётся в комок возле горла – ты пей.
В истерике ветер завыл – нелюбимая пьёт.

Судьба так темна и безумна, но только она
Простит ли когда эту дикость и нам и себе?
Не знаю, но завтра под утро больная луна
Повесится где-то в саду, на фонарном столбе.