Допустим, шарик или жучка,
Амбал со стареньким ружьем,
И в этот раз - уже не взбучка,
А жизни штепсельный разъем.
Сейчас рыгнет двойная палка,
И пламя с громом навсегда
Запечатлеют пруд над галкой,
Где разгорается звезда.
Этот стих мне навеяло чтение стихотворения Сергея Гандлевского
(«Знамя» 1999, №5):
* * *
Г. Чхартишвили
Раб, сын раба, я вырвался из уз,
Я выпал из оцепененья.
И торжествую, зная наизусть
Давно лелеемое приключенье.
Сейчас сорвётся тишина на крик —
Такую я задумал шалость.
Смерть в каждом кустике храбрится:
чик-чирик —
Но только в радость эта малость.
Разбить бы вдребезги, чтоб набело
срослось,
Воздать сторицей, хлопнуть дверью.
Визжи, визжи, расхлябанная ось
Между Аделаидою и Тверью!
Деревня-оползень на правом берегу,
Паром, пичуга в воздухе отпетом —
Всё это, если я смогу,
Сойдётся, наконец, с ответом.
Мирон Пахомыч, к отмели рули,
Наляг, Харон Паромыч, на кормило.
По моему хотенью журавли,
Курлыча, потянулись к дельте Нила.
“Казбечину” с индийской коноплёй
Щелчком отбросив, вынуть парабеллум.
Смерть пахнет огородною землёй,
А первая любовь — травой и телом.
Сергей Гандлевский - конечно, очень интересный поэт, и многие его стихи мне нравятся. Однако, (если вдуматься) всегда ли можно всерьез и "хорошо" написать о таких "дьявольских" вещах как, например, самоубийство? Да еще с посвящением? И о чьем финале идет речь? В этой связи вспоминаются также неудачные концовки некоторых текстов Бунина из его заменитых "Темных Аллей".
<a alt="free counters" border="0"></a>