В червонном серебре не обрекай меня угаснуть, кнес. Замысловатой ковкой мастеров умелых
Не дай застыть.
Безумие небес вливалось в сердце молоком и хмелем.
В меду гречишном растопи мой стан, смешай полынь и горечь прелых листьев.
Ты чувствуешь?
Я твой древнейший храм, твои же бесы в рыжих шкурах лисьих.
Мой храбрый кнес, мой кареглазый бог, сошедший с фресок древней Византии,
Моя душа
у самых твоих ног пылает болью проданной святыни.
Не обрекай меня звеняще — нежно тлеть на вышитых моей рукой полотнах,
Светиться льном,
да золотом блестеть, алеть брусничной кровью на болотах.
Твои уста дурманят, режут, жгут, по коже распускают дивны цвЕты,
Степных орлиц,
что часто стерегут мой сладкий сон и тихо стонут «где ты...»
Мой светлый кнес, не отводи свой взгляд, не оставляй меня звучать под стрехой,
Где злится ветер.
Этот пряный яд течет из песен заплетаясь с эхом.
Не оставляй мне пепел да золу рукой суровой расплетая косы…
Весь мой удел — на тонкую иглу низать жемчужным ожерельем слезы.