говорящее послеобеденное утро: чашка не кофе, а какой-то дряни.
день безразлично берет своё от каждой крупицы сознания,
нуга-память тянет резиной прошедшее, выкраивая из него происходящее,
если бы Бог умел говорить, наверняка бы сказал, что нет проходящего,
а есть невозможно красивые ночи, сотканные пеплом, но больше - теплом,
именно здесь лед и пускает в ход распятия, трещины; и излом,
оставляя за кадром плеск сигаретного дыма внутри атмосферы,
транслирует, что два человека вместе - это орда. непобедимая армия. сфера
добра и уюта, сплетение доверия и "я хочу прикрывать тебя с тыла",
и если ученые будущего однажды спрогнозируют, что солнце остыло,
то горячее моё аритмичное сердце, перебиваясь с 60 на 108
будет заряжать своим теплом все равно каждую холодную осень.
говорящее послеобеденное утро: стих и пустая чашка с какой-то дрянью.
медленно плывет потолок, стены тянутся ; на расстоянии
вытянутой руки гипнотизируется музыка, проигрывая утро полины,
и я делаю вид, что в этой спешке - катастрофично длинной
усталость от бега придет первой не ко мне, прикрывающей с тыла,
не как холодное лезвие в теплой ванне, не как веревка с мылом,
не как недосып после двух часов сна или голодных суток,
усталость требует серьезного рассмотрения, от шуток
закипает кровь, разжижая вспыльчивость до состояния трения,
всё должно быть серьезным и уже - не по настроению,
я делаю вид, задумываясь, что усталость должна первой придти к тем,
кто обладает силой разрушать идиллию райских стен.