Парадоксы мудрости, произрастающей в глупость
Мудрость мысли прямо пропорциональна жизненной мудрости. Чем ты моложе и глупее, тем мудрее твои мысли. Чем ты старше и мудрее, тем твои мысли глупее.
Мы рождаемся жаждущими познаний, растем умниками, живем мудрецами, а умираем почему-то полными дураками.
Чтобы прослыть умным начальнику, достаточно иметь одного умного подчиненного. А чтобы прослыть умным подчиненному, недостаточно и трех умных начальников.
Самые мудрые мысли прилетают на рассвете, причем в уже готовом виде. В остальное время приходится лишь вспоминать и мучительно формулировать то, что с горем пополам запомнил тогда.
Самые мудрые мысли прилетают на рассвете, причем в уже готовом виде. Если бы я не ленился и записывал их всякий раз, когда они мне являются, я бы уже накропал целую книгу. Впрочем, а что бы я стал с ней делать?
Вы говорите, что это не мои мудрые мысли, а Шопенгауэра? Канта? Может, Ницше? Я скажу вам больше: да, это не мои мысли. Но и они даже не Шопенгауэра, не Канта и не Ницше.
В жизни так много уродливого, что оно незаметно. Замечают обычно то, что не бросается постоянно в глаза.
Дети – это боги, из которых родители пытаются сделать людей (не мое, но и не Шопенгауэра).
В наше время все лгут. Лгут даже те, кто заявляет, что все лгут.
На самом деле, английский язык – всего лишь примитивная и уродливая гадость. Но об этом знают лишь те, кто его учил долгие годы и, наконец, выучил. Да и то, признаться в этом им не позволяют годы кропотливого труда и чувство собственной значимости.
Если долго смотреть наше телевидение, читать наши газеты и просто жить нашей жизнью, то самые уродливые картинки принимают вполне благопристойную форму. Человек так устроен: чтобы дальше жить, он вынужден уравновешивать в себе злое, уродливое, черное, придавая ему форму нормы. И со временем он перестает замечать, что это лишь его вынужденная норма, а вовсе не норма природная.
В мире все напрасно. Но особенно напрасно написание художественной литературы и «прочих стихов». Подавляющее большинство всей литературы – несусветная чушь для глупцов. Отчего так? Поймете, когда вам стукнет шестьдесят и вас затошнит даже от всегда любимого Шекспира.
Принято считать, что книги – что-то особенное, без чего никак нельзя образованному человеку. В своей жизни мне хватило всего тысячи книг, прочитанных на шести языках, чтобы понять, что это полная чушь, в которой начитанные убеждают неначитанных, чтобы последние чувствовали свою несостоятельность. Я же знаю одно наверняка: не было бы в моей жизни книг, я был бы много счастливее.
Кто сказал, что слово правды мир перевесит? Я произнес тонны слов правды, и все они пропали в пустоту. А вот два слова кривды сделали меня знаменитым и уважаемым.
Все правдивое – всегда неприглядное. Красива лишь ложь.
Читать следует только полезную литературу.
Все существенное было сказано еще пять тысяч лет тому. Ничего нового, кроме переодевания старого, человечество не придумало.
Мне цитируют мудрые изречения мудрых людей. Смешно, но отчего то мои собственные мудрые мысли мне представляются ничуть не хуже. И потом, не люблю я читать чужие мудрые изречения, в дурном переводе, в журнале кроссвордов, да и еще у тех, кто их никогда не произносил.
Мои собственные мудрые мысли представляются мне ничуть не хуже всех остальных вместе взятых. Странно одно: я их уже где-то встречал.
Библейскую сентенцию «Блаженны нищие духом», на мой взгляд, большинство понимает не так, как следует. И даже понимая ее «не так», они понимают ее столь же мало. Мое же понимание, это не когда «блаженны – нищие духом», а «блаженны нищие – духом». То есть, нищие блаженны духом. Бедные преисполнены святого духа, а вовсе не блаженны те, кто духом нищ. Впрочем, по всей видимости, и нищие духом тоже блаженны. Главное, чтобы позаковырестее и с библейским оттенком.
Глупо любое движение: мысли, чувства, тела - ибо конечный итог всякого движения – ошибка, глупость. Умно всякое недвижение. Оно – избежание ошибок, глупости. Иными словами, ум – статичен, глупость – суетлива. Но весь парадокс в том, что глупое движение всегда ведет к какому-то прогрессу. Пускай, такому несовершенному. А умное недвижение не ведет ни к чему.
Правота исчезает, как только начинаешь ее доказывать. А глупость поднимает голову, как только начинаешь с ней бороться.
Человеку кажется, что с помощью доводов и аргументов в споре он проявит свой глубочайший ум. Процитирует какого-нибудь философа античности, козырнет какой-нибудь народной мудростью, упомянет известного классика. А между тем, то, что он открыл рот, уже говорит не в его пользу.
О Лужкове.
Кажется, никто и не заметил. А ведь снова, как по-совковски все вышло: восемнадцать лет «пользовался доверием», и был не совсем плохим хозяйственником, и награды охапками получал. В том числе из рук Путина-Медведева. И друзей имел. И вдруг, как по волшебству, всплыло все, как то, «что не тонет»: и памятники уродливые, и миллионы наворовал, и вообще, не человек, а то, «что не тонет». По команде «фас» свора шавок и придворных легавых бросилась трепать убитого, пускай не льва, даже не медведя, лишь московского облысевшего бобра, норовя укусить побольнее куда-нибудь в голую пятку.
На Руси по-прежнему два состояния протрезвевшей русской души: любовь и ненависть. И tertium, как всегда, non datur.
Жить нужно преуменьшая свои желания. Простота жизни ведет к счастью. Постоянный рост желаний и потребностей, наоборот, приводит к тому, что некоторые из них остаются неудовлетворенными, и, следовательно остается осадок недовыполненности, и неудовлетворенности, хотя сил на выполнение «двадцать первой потребности» уже может и не оставаться.
Нужно научиться смотреть себе под ноги и вверх, над головой. Тот, кто не замечает луж под ногами и звезд над головой, как правило, и не заметит синего моря и такого же синего неба.
Тот, кто не умеет закрывать глаза на несчастье, никогда не будет поистине счастливым.
Тот, кто не научится закрывать глаза на несчастья других, никогда не будет поистине счастливым.
Миру на тебя наплевать. Так почему ты должен всю жизнь страдать из-за его несовершенства? Пускай катится хоть в тартарары.
Я стал чувствовать себя счастливым, когда был ребенком и не замечал всех уродств мира. Потом, научившись их различать, я сделался крайне несчастливым. Теперь я снова учусь их не замечать, и ощущение счастья ко мне вновь возвращается.
Какое нам дело до тех, кто тысячами гибнет на войнах мира? Какое дело до тех, кого мучают, выгоняют из дома, лишают пищи? Какое дело до миллионов замученных млекопитающих, птиц, насекомых? До гибнущих лесов, исчезающих морей, высыхающих рек? Мы счастливы только тогда, когда слепы, глухи и невежественны. Счастье – в неведении.
Бог есть. Но он совсем не такой, каким мы его себе уявляем. И, конечно, есть продолжение нашей экзистенции, существования нашей души. Все просто: просто наши пять органов чувств не могут дать нам даже приблизительного представления о том, кто есть бог, каков он и то, что нас ждет после смерти. Просто потому что для этого требуется шестое, седьмое, двадцатое чувство. Мы – как пчелы, у которых мы отбираем мед, а они даже не подозревают о нашем существовании. Только и всего.
Мораль и нравственность – изобретение людское. Кто сказал, что плохо сожительствовать с чужой женой? Это может быть плохо с точки зрения общепринятой лицемерной морали – не больше и не меньше. Откиньте ее – и вы обретете свободу. Обретете свободу – обретете счастье.
Человек страдает вовсе не от того, что он некрасив, малого роста, беден, глуп, не имеет автомобиля, не говорит по-английски, не зарабатывает тысячу евриков. А человек несчастен лишь из-за того, что о нем думают, когда он: некрасив, малого роста, беден, глуп, не имеет автомобиля, не говорит по-английски, не зарабатывает тысячу евриков.
Когда я дома, в старой, помятой майке, небрит и сутулюсь, чихаю вслух и также пускаю ветры, неуклюж и медлителен, я, несмотря на все перечисленные недостатки, счастливее, чем, когда я одет в английский твидовый костюм, гладко выбрит и пахну eau de toilet, вальяжно шагаю по коридору и степенно отвешиваю поклоны. Потому что в первом случае я позволяю себе быть собой, а во втором я навязываю себе быть кем-то еще.