Беляева ушедшие года
Летят, листвой осенней осыпаясь.
В бокале с алкоголем кубик льда
Сознанье утешает, растворяясь.
За яствами уставленным столом
Андрей сидит вальяжный и красивый.
Как зрелый Апполон. Глядит орлом,
Седеющей потряхивая гривой.
Полтинник он ещё не разменял,
Но нрав его рассудочный, степенный,
Коллег, друзей настолько удивлял,
Поскольку это необыкновенно,
Что получил он кличку: « Генерал».
С проверкой "Оборонных" островов
На катере из Ладожской флотильи
Семейным кругом и без поваров,
Ступил на остров: «Что наворотили?»
Истерзанный траншеями гранит,
С бетонными уродливыми дотами.
И проволока ржавая лежит,
Опутывая гнёзда с пулемётами.
Антиприродный, мёртвый этот мир
Настолько был кишечнику враждебен,
Что генерал наш поспешил в сортир,
Чтоб отсидеть по острову молебен!
Сортир сколочен крепко, в два очка,
С салфетками от Сешкиной Танюши.
Мы стол накрыли быстренько, пока
В сортире околачивались груши.
Но за столом Беляев показал,
Пока работал с мисками половник,
Что генерал, он и за рюмкой генерал,
А не какой-нибудь занюханый полковник!
Ни Сешенов, ни Красов — капитан
Андрею и в подмётки не годились...
Пригнало ветром изморось, туман
И мы, закончив петь, в палатки смылись.
Беда у нас — палатка не нова,
Что, вроде, не по рангу генералу,
Но и дождей-то было раз и два,
Природа в этом просто баловала.
Наш друг, Бритаров, — лезет слово «мать»
Палатку тебе дал, копаясь в хламе.
Ну, разве можно было ночевать
В такой палатке нам на Валааме?
Андрею поздравленье говоря,
Заметил я, что, вроде, наливали.
Всё, хватит петь мне песню глухаря —
Растаял лёд в нагревшемся бокале.
Труба давно трубит для нас зарю
И говорильню я свою кончаю.
Палатку (НОВУЮ) тебе, дружок, дарю,
Для коньяка желудок отворю...
За именинника! Ура! И выпиваю!