Я годы свои проживала напрасно,
И белые розы срывала шутя,
Теперь за высоким забором я часто,
Пригревшись к стене, вспоминаю тебя.
Там, где-то вдали, за этим порогом,
Ты мирно живешь, в повседневной тиши.
А я подружилась с печальным острогом,
Единственным другом в забытой глуши.
Нет, не виню я ни черта не бога,
За горечь судьбы, что пришлось мне испить.
Хотелось по-бабьи, чтоб любили немного,
Да видно нельзя мне по жизни любить.
Прощаю врагов и «друзей», что в кавычках,
Прощаю за все, ведь не мне их судить,
Но осталось одно лишь дурное в привычках,
Твой образ далекий не могу я забыть.
И в тайне от всех в потертом кармане,
Я старое фото под сердцем храню.
И болит эта рана, нет покоя той ране.
Быть может когда-то ее отмолю...
А ночью угрюмой, холодной сырой,
Я плачу, да так, чтоб не слышно.
Мечта у меня ведь была, быть с тобой.
А вышло… вот видишь, как вышло.
Отболела душа, вся сгорела дотла.
Пеплом горьким, седым разлетелась по ветру.
Выпили душу, до капли, до дна.
Ни следа не осталось к рассвету.
Жизнь идет, пролетают года.
Что-то память оставит, а что-то сотрется.
Только старое фото, что хранила тогда.
Как и прежде надежду даря, улыбнется...