Из сборника Вакханалия
Чепурный ушёл к прохожей женщине – узнавать, не
оживал ли от социальных условий покойный мальчик.
«Чевенгур». Андрей Платонов
1
Четверг. 27 июля 2000 года
... смутился: «музыкальный центр» японский
глядит, как тот трубач, надувший posket...*
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
«Купите ”Салору”!**. Экран – кальмара глаз!
Хоть стоит лишь две тыщи марок – класс!» –
сказал – по-русски! – продавец.
«На лицах, что ли,
у нас написано, – подумал я, – что мы
не финны?.. На сбежавших из тюрьмы
или на вышедших на свет из мрака штольни
мы не похожи!.. Или наш испуг
нас выдал?.. Выгляжу я букою из бук!..»
.. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
2
Вторник. 1 августа 2000 года
«… Картинка чёткая! хороший телевизор!» –
сказал отец. На самом деле, Виндзор***
или, вернее, парк тенистый близ
него, где две насмешницы сошлись
с Фальстафом, так прекрасно на экране
был виден, что хоть листья на дубах
считай… А звук!.. Играли на органе…
Вещь славная… Нет, это был не Бах.
А впрочем, я не знаю. Занимала
меня не музыка, а звуков чистота.
Быть может, в данном случае кота
ночному пенью ухо бы внимало
с не меньшей остротой, чем песням Битлз;
и мудрецов, равно как и тупиц,
я слушал бы внимательно...
А старый
я вынес на помойку вместе с тарой
картонною ещё позавчера…
. . . . . . . . . . . . . .
Ночь день теснит. Длиннее вечера
становятся...
Сейчас его включу я...
(Не стать бы только жертвой почечуя!)
. . . . . . . . . . . . . . . .
3
Пятница. 9 марта 2001 года
... Зима (хотя, казалось бы, от мрака
и стужи у неё остались грязь
да клочья туч), шатаясь, поднялась,
как пьяный бомж, с земли и, разъярясь,
схлестнулась с молодой Весной...
Чем драка
закончилась?.. Раздвинул шторы – синь!
а в лужах блики, будто караси
в садке. Свежо. С крыш капает. Под крышей
стоит малыш; ладонь подставил он
под струйку тонкую (возможно, и Виллон*,
увидев нечто сходное в Париже,
грустя о прошлом, радуясь весне,
сказал: «Где прошлогодний ныне снег?!»);
сгребая сор, скребёт лопатой дворник
(едва не крикнул: «Перестань скрести!
Как этот мальчик – капель звон в горсти,
ты, дворик, ”держишь” гомон птиц!»)...
Во вторник,
гуляя за городом, я увидел, как
скала вздохнула (пьян я был слегка),
плечами повела и – разом панцирь
стряхнула ледяной. (Кто станет драться
с гранитною скалою?!.. От пурги
остались на воде одни круги!)
Что делал в среду?.. Дома был весь день (простуда!);
читал Платона, Канта изучал
и на машинке – на себя! – стучал,
заглядывая в «ящик» тот (расту, да?).
. . . . . . . . . . . . . . . .
Светился ровно голубой экран.
Когда котельной куб стеклянный показали,
сказал: «Мелькают чьи-то руки средь азалий
и роз… Не кочегар ли?.. Боек! кран
так быстро вертит, что не видно даже пальцев.
А тачка где?.. Ни тачки, ни лопат!.. Цех
огромный! крыша, стены – из стекла,
кругом цветы; не цех – оранжерея!..
И сам я тут – свинья свиньёй! – жирея,
живу. Душа бы кровью истекла,
когда бы был я истинным поэтом,
от этой сытой, праздной жизни у
меня, но… слушаю мышиную возню
мыслишек, сидя в кресле, и при этом
довольно улыбаюсь… Ээээх!..»
Нажав
на кнопку, я увидел, как с ножа
кровь капает.
«Опять маньяк-убийца!» –
воскликнул я; нажал – другую: пицца!..
Высокий тощий kokki** в колпаке
за пиццею торчал, как кол, в пакет
завёрнутый...
«Как всякая наживка,
и пицца та таит в себе крючок:
тот пицце рад, тот – звёздочкам, нашивкам».
Ткнул пальцем в кнопку: дно… на дне – рачок.
Его глазок, вертясь на ножке тонкой,
блестел икринкой.
«Будто в перископ
глядит, – мелькнула мысль. – А там: прыг-скок,
прыг-скок! – помчался, раковины створкой
стуча о створку, чудо-зверь… Моллюск?
А это что за рыба?.. Щёки – флюс
сплошной… глаза как лупы. Ими рыба
могла бы – при желании – глядеть
на собственную морду...
Чтоб иметь
понятье о лице, не на миры б, а
на самого себя всегда глядел,
когда б глаза такие я имел…
Я чувствовать устал ежесекундно,
как взглядами глаза мои секут (дно
глазное кровью наливается) все те,
кому не лень...
А в детстве и ”сетей”
не расставлял, – не жмурился: ресницы
взлетали, и садилась в зрак жар-птица!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Лица не вижу. К месту, где лицо
находится, свет белый прилепился…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Экран светился; город Дели сох
на солнце после ливня. Прислонился –
сел на слона – и по нему скакать
стал воробей, как астронавт по малой
планете, а макака вдруг поймала
блоху на пузе!
Не успел нажать
на кнопку, как увидел всю «начинку»
подлодки: труб сплетенье, проводов;
представил мысленно детей в слезах и вдов;
увидев командира, брякнул: «Чин!.. у!
какой высокий чин: контр-адмирал!..
Он улыбается, толкуя о манёвре.
(А наш майор был груб: сержант в майоре –
как пережиток – долго отмирал.)
Сосредоточен… слился с перископом…
Хоть те перистые, как крылья пери*** (скопом
помчались мысли!), командир* их и в упор
не видит, ибо глаз его – прибор,
который подчиняется мозгам, а
мозги – инструкции, приказу; а приказ
исходит от...
А вот и паприка с
томатами!.. Какая красок гамма! –
бананы, груши, персик, абрикос!
Едва ли бы осёл в венке из листьев
и с тирсом удивил рекламных лис тех!».
Уже во сне я пас на Капри коз.
2001
Хельсинки
*Posket – щёки (финск.).
**«Салора» – название телевизора.
***Показывали «Виндзорских насмешниц» В. Шекспира.
*Виллон – Франсуа Вийон. Мандельштам и Маяковский
называли его Франсуа Виллоном. Почему бы и мне его
так не называть?
**Kokki – повар (финск.).
***Пери – в персидской мифологии прекрасная крылатая
женщина, спасающая людей от злых духов.
*Когда командир подлодки в каком-нибудь фильме начинает
смотреть в перископ (это, видимо, уже стало штампом) картинки
сменяются в такой последовательности: небо – небо и море – «цель» –
торпеды – к бою! – «цель» – взлетает на воздух. Следовательно, я
видел «небо».