В чистилище была недолго. Недели две. А потом меня вдруг ни с того ни с сего отправили в рай. И я глазам поверить не могла. Повсюду вишни! Огромные, спелые, карие, и кожа у них бархатная, шершавая, и блестят они на солнце, переливаются, и глаз от них отвести невозможно! А хвостики у них кудрявые и длинные, как шнуры от старых телефонных трубок, только много их, и перепутались они все между собой. Там, в раю, ещё был стул. Маленький такой стульчик, не совсем удобный, но он такой был премилый, что на него непременно хотелось сесть. И сидеть так долго-долго, и смотреть на вишнёвые заросли, перебегая взглядом с одной ягоды на другую, думать, как они будут лопаться во рту, как их кислый вязкий сок потечёт по горлу, а потом в желудок, и застынет там горячим отваром, превратится в сахарные пенки, в забродившую кровавую жижу.
И солнце не переставало светить, даже, казалось, с каждым часом оно светило всё сильнее и жарче, и пот уже градом катился по шее, и футболка вся вспотела и промокла, стала совсем ни на что не похожа. Так неистово оно светило, что даже синеву неба было уже не различить, небо перестало быть небом, а стало каким-то рассыпчатым алмазным сводом, и весь он был в крошечных сверкающих песчинках, а потом они накалились до невозможности и расплавились, потекли прямо мне на голову, но это было совсем не неприятно, а очень, очень даже приятно! Как будто сверху тебя поливали густым тёплым душем. И я размазала алмазы по щекам, потом умыла ими всё лицо, натёрла руки и ключицы. А потом подумала: сидеть так дальше или всё-таки встать и сорвать одну вишенку, хотя бы одну? Их и так здесь видимо-невидимо. Но сил не было никаких, во всём теле появилась такая, знаете ли, сладкая усталость, невозможно было пошевелиться – просто не хотелось. Да и чёрт бы с ними, с этими вишнями! На них смотреть только – одно удовольствие. Пусть висят пока. Успею ещё нарвать их целую корзину и наесться ими досыта.
А пока посижу. Стульчик вон какой чудесный! И музыка ещё взялась откуда-то. Просто потрясающе. И стол появился. Стеклянный. Тоже маленький такой и ужасно симпатичный. Я положила на него обе руки, и тут кто-то спросил меня, наверное, Бог: «Ты кофе будешь или чай? Эй, Лика! Ау! Ты меня слышишь? Официантка ждёт. Давай скорей решай: чай или кофе?» «Чай. С лимоном, пожалуйста».