Я стал звучать, как мой отец
Покойный. Он любил, смакуя,
Ругать вождей, и, наконец,
Сменилась власть, но, ждал другую
Мой папа. Снова, кипятясь,
Он баррикады битв застольных
Воздвиг, но, вновь сменилась власть,
Оставив папу недовольным.
Был убеждённый демократ
Родитель мой. Мир его праху!
Хорош был в споре. Не Сократ,
Но, прежде чем порвать рубаху,
Мог аргументы предъявить
Другие, сложные порою,
И их сплести в тугую нить,
Свой в споре перевес утроив.
По вечерам, когда часы
Ещё отсчитывали девять,
Жизнь нашей средней полосы
Вдруг замирала. Не прогневить
Мне было важно, дабы мне
Программу "Время" разрешили
Смотреть. Ведь в сумрачной стране,
В которой мы когда-то жили,
Все "новости" свелись в одну,
И лучшие страны спецкоры
Ежевечерне, всю страну,
В программе той "лечили" споро.
Мой папа наслаждался. Нам,
Двум сыновьям, и бедной маме,
Он объяснял, что грош цена
Тем штукарям в телепрограмме.
И, каждый раз, когда вожди
Лобзали в губы возле трапа
Им дружественного арапа,
Руками всплескивал мой папа,
Крича, – Татьяна, погляди!
Давно в маразме, наш дур-р-рак,
Целуется с арапом снова!
И, громко возмущаясь так,
Лелеял злую едкость слова.
Тут не выдерживала мать,
Раздражена отцовской злобой, -
Но, Марк, ты можешь перестать?
Ведь завтра детям в школу, оба
Друзьям, как притчу, принесут
Твоих ругательств эскапады.
У Сашки выпуск на носу.
Зачем всё это? Значит, надо! -
Взрываясь, папа отвечал,
Экран меж тем вещал, мерцая
Они бранились, горячась.
И уходил, не до конца я,
Ни с кем из предков заодно,
Хотя и чувствовал подспудно,
Что желчь отцовская - зерно,
И прорасти ему не трудно
В моей подростковой душе.
Будь жив отец теперь, я верю,
Прочтя, он бы вскричал, – "туше!"
Как и тогда, в СССРе.