* * *
Одиночество и взаимное презрение -
Особенности любви нового времени
Невысказанного, боль тем сильнее.
Хотел бы я сердце себе всепрощающее,
Чтобы каждый мог плевать
В него, не испытывая вины, а точнее,
Разум, что услужливой шавкой
Не угонится за жизнью никак,
Пресмыкаясь наперекосяк
Перед секундами, что не летят, а идут.
Проблема детей в том, что они растут,
Что старчество наспех насилует девственность,
Крепко переживая за будущее и нравственность
Потерянных поколений, рожденных в СССР,
От зачатия несущих ответственность
За геноцид любочек, надежд и вер,
Радующихся, как отпуску, коме,
Даже, если в республике Коми
Придется стоять насмерть стоя,
Отмерять половинчатый бег года,
Подобно солнечным часам задевать за живое
И давить на память. Погода
Арктической пустыни располагает
К непринужденной прогулке к озоновым
Дырам, или к тому, что не угасает
Никогда в небе, к сиянию. Фоновым
Наполнителем там окажется sapiens homo,
За фасадом которого развертывается драма вечности,
Последнее после возвращения к дому
Имеет свойство запоминаться бесконечно.
Между благословением и проклятьем
Разница всего в несколько диоптрий,
По-сталински издеваясь в обращении к сестрам и братьям,
Отупевшим от избытка калорий,
Не понять тем, кто всегда ел сыто,
Что единственное рвущееся от любви нынче,
Не сердце, а бракованный презерватив, что как сито.
Жизнь без восхождения не родит да Винчи.
Нужда, словно, под ногтем игла
Нервной капелью с протекающей крыши
Поражает волю не хуже, чем мгла,
Цвета фото старинного сны о Париже
Тщетно маскируют боль.
Математика вслух - гигиена поэта,
Дважды два - ноль, трижды три - ноль,
Результат одноликий, это
Простуда или, что хуже, туберкулез.
Глотая песок, схаркивая нефть,
Интернет-черви не сдерживают понос
И сокращают жизнь мысли на треть,
И сегодняшний диктатор аноним
Несгораемых серверных шкафов,
Нули, единицы, атрибуты власти с ним,
Не оставляют места для слов.