Мне иногда становится грустно: в венах бескровно, холодно, пусто,
Небо беззвёздно, пища безвкусна, и безвоздушно быльё и жильё.
Так каждый год получается в осень. Я выбегаю 'из дому в восемь,
А из-под ног все дороги уносит ветер, и 'на сердце - «ё-моё».
Скажешь: «Бывает». Скажешь: «И что же»? Скажешь: «Подумаешь! С каждым так может,
Если вдруг - осень, и 'за ворот дождик выплакал слёз тебе полный ушат.»
Знаешь, я – птица, и мне надо к югу, клювом в жилетку к пернатому другу,
А не скакать, словно пони, по кругу, в стойло чтоб в ночь заползать чуть дыша.
Я привыкаю, но не смиряюсь. В зеркало гляну – стою, умиляюсь:
Я себе снюсь. Я нахально являюсь призраком старого детского сна.
Мини, кудряшки, румяна, помада. Только кружатся в зрачках листопады.
Все это - осень, её мне не надо. Надо чтоб срочно вернулась весна.
Я облетаю, я замерзаю. Мокрым плющом под навесы вползаю.
Корни зубами перегрызаю - в Красную книгу меня поскорей! –
В список к другим исчезающим видам. Иль на приём к председателю МИДа:
Дайте мне визу на зимний период в страны-курорты у южных морей?
Но говорят: «Нужнее ты дома. Бегаешь резво - звездой ипподрома
Станешь с годами. Хочешь соломы?..» С голоду сдохну, но не возьму.
Мне бы пространства, и... непостоянства! Мне бы на кудри - из перьев убранство,
Закарнавалить с бразильцами в танцах, а не осеннюю эту возню.
Так что, бывает. И осень проходит. Дальше снега и мороз на подходе.
И ничего у меня не выходит - так, похандрю, поскулю и заткнусь.
И, чтоб совсем не рассориться с крышей, я продолжаю бежать, только... тише.
А отраженье мне в зеркале пишет жёлтыми листьями:
«Я тебе снюсь».