У Вас в словах так много веса.
Их, обернув в ольховый пух,
затратив на стихи Сибири леса,
Россия - часто повторяли вслух.
И мы, с восторгом малых величин,
набитые томами до упора,
в ней видели причину всех причин
словесного напора.
Теперь у слов другие метки,
но разве стоило с поэзией у рта
выскакивать, как чёрт из табакерки,
из-за плеча эстрадного шута?
На обнаженный нерв наброшен плед
и, отличаясь белизной прикуса,
Поэт в России - больше не поэт,
не голос на земле Иисуса.
Где та ольховая серёжка,
которая от совести светясь,
нашепчет под гламурную обложку
про Родину и с ней святую связь?
Судьбы вне нет, есть только роли:
стакан у рта - не у виска наган.
Пророк, приехав на гастроли,
Голгофу превращает в балаган.
Судьба туда – сюда судьбою не всерьёз.
И, положив у ног рождения вину,
не воет русский пёс
на зарубежную луну.
В запое нашем собутыльников лишь чтут.
Вы здесь с исписанным листочком,
как дама, что в завшивленный приют
является с надушенным платочком.
Поэзия лишь с равными строга.
Поэт идёт под пули горцев.
У Черной речки метит кровью берега.
Иной же путь у стихотворца.
Слабо с тарифом русского авось,
как бабочка лететь на свечку?
Нам брат морской лосось,
приплывший умирать в родную речку.
Изнанки есть у всех идей.
Но не меняют их – зима и лето.
Поэтам стало вдруг не до людей,
а людям до поэтов.
Иконы нет у снятого угла.
Где корни там и ветвь – земли условие.
Всё остальное – есть хула
и ****ословие.
С эстрадным жестом у коленки,
Поэта сбросив тяжкий груз,
уходит из России Евтушенко,
и возвращается в Америку Гангнус.