Армянские горы

Динека
АРМЯНСКИЕ ГОРЫ
(тетрадь памяти)
                Валентину Вязовиченко
I
Мы там были.
И те мгновения
Отпечатались в наших снах...
Есть такая страна — Армения —
В каменистых пустых горах.

Я люблю эти горы синие,
Это небо, и пыль дорог,
Что ложится горячим инеем
На ступни обожжённых ног.

И хоть тёмная ночь забвения
Разнесет нашу юность впрах,
Мы там были!
И эти мгновения
Отпечатались в наших снах.

II
Казалось бы, что там — живи и живи,
Забудь все тревоги свои,
Купайся в потоках спокойной любви
Своей неразлучной семьи,
Но тело без ран и ушибов болит,
Привычное к жизни другой,
И сердце печалью и скукой томит
Вечерний покой городской...
Когда бы иначе сложилась судьба,
Я жил бы в домашнем раю,
И грозных стихий вековая борьба
Не трогала б душу мою...

III
Далеко за туманами времени
Гулко синие птицы кричат...
Сбросил юности лёгкое бремя я,
Вышел в жизнь.
Нет дороги назад.

Вышел радостный, как на свидание,
Был готов для борьбы и тревог,
Что же встретил? Тоску расставания,
Пыль и копоть солдатских дорог...
 
Вновь и вновь под небесными сферами
Вьется снегом засыпанный путь,
А над ним, над шинелями серыми
Ветер крутит белесую жуть.

Мне б, забывшись душой растревоженной,
Постигать красоту красоты
И тянуться рукой замороженной
За синеющей птицей мечты,

Снова видеть, как небо смеркается
Над чалмою корявых вершин,
Как в низинах туман собирается,
Содрогаясь от гула машин,

Как на небе, скалою расколотом,
Разгорается лунный пожар,
Как снежинки становятся золотом
В жёлтом свете пылающих фар,

И услышать, как в детстве, чудесное:
Над изломом заснеженных гряд,
Где вздымаются скалы отвесные,
Снова Синие Птицы кричат!

IV
Опять свистящий ветер в грудь,
Опять дорога в Караязы.
Не раз прошёл я этот путь
По воле долга и приказа.

Здесь километр и вверх и вниз,
Здесь все как-будто бы впервые...
Возможно, это просто жизнь
Плетёт мне сети роковые.
Возможно... Возможно
Об этом поздно говорить.
Тревожно, тревожно
И трудно в этом мире жить...

Опять по мускулам лица
Бьёт дождь — нелепая погода,
Опять дороги без конца,
И так подряд четыре года,
Уже не песня — только хрип
Слетает с губ моих усталых.
Неверный шаг — и я погиб
Под панихидный вой шакалов.
Тревожно! Тревожно
И трудно в этом мире жить,
Возможно...
Возможно
Об этом поздно говорить...

V
У природы опасные шутки,
И усмешка её холодна —
Вслед за нами по траверсам жутким,
Ухмыляясь, бредёт Сатана.

По его ль людоедским законам,
Волей рока ли, выбравшей нас,
Снова вверх по заснеженным склонам
Нас безжалостный гонит приказ.

Ни свернуть, ни вернуться обратно,
Ни исторгнуть мучительный стон —
Это так бесконечно понятно
Всем, изведавшим гордость погон.

И никто возвращаться не станет,
И судьбу не клянёт ни один,
Потому что безудержно манит
Волшебство занебесных вершин.

И ползём, обдирая колени,
И ласкают измученный взор
Белых ангелов серые тени
Над коварными склонами гор.

VI
Хоть слезы лей в подушку
Альтернативы нет:
Нам приказали пушку
Доставить за хребет.
Подъём — крутая стенка,
И не видать ни зги...
Я — в люке, а Шевченко
Уперся в рычаги.
Ревёт тягач натужно,
Пугает высота,
Но до зарезу нужно
Добраться до хребта.
Внизу, в долине, вьётся
Дымок от красных крыш,
Срываясь, вниз несётся
Базальтовый голыш,
Посверкивает льдами
Крепчающий мороз,
Верблюжьими горбами
Качает Алагёз,
С рычанием и визгом
Несётся водопад,
И искры, словно брызги
От гусениц летят,
И скалы из гранита,
Молчание храня,
Улыбкой ледовитой
Приветствуют меня...

Забрались.
И по шее
Стекает липкий пот;
А вниз — еще страшнее,
А спуск — почти полёт!
Машина вниз несётся
И скачет по камням...
И где еще придется
Остановиться нам?
На скорости огромной
Нельзя затормозить,
А глаз, от ветра тёмный,
Не в силах уследить
За пушкою, летящей
И скачущей грачём
За мчащимся, гудящим,
Ревущим тягачём...

...Домчали штуку эту.
И даже, будто, в срок...
«Достань-ка сигарету,
Да прикури, браток...»
Последнюю цигарку
На пару обсосём.
«Не холодно — но жарко!»
«Ну что ж — ещё живём...»

VII
На истоптанных ботинках
Пыль глухих углов земных.
Я на жизненных тропинках
Растерял друзей своих.

У кого-то жизнь отняли
Алкоголь или пожар,
Кто-то нал на перевале
По дороге в Кандагар,

Со скалы сорвался кто-то
И летел, летел, летел!
Словно сладкий миг полёта
Выпить допьяну хотел...

Кто, клеветами облитый,
Сам убил себя, кляня,
Кто-то, просто позабытый
И не помнящий меня.

А теперь под эту крышу
Не идешь ко мне и ты...
Я как-будто голос слышу
Из небесной пустоты.

И ворчит Судья Предвечный:
«Что ж ты, старый ротозей,
Так бездарно, так беспечно
Растерял своих друзей?»

VIII
Я снова дышу полигонною пылью
Среди каменистого горного края,
О вас вспоминая, пою «Инезилью»,
И жду вас всечасно, и страшно скучаю.

Мы жили неплохо, мы жили красиво:
Как славно болтаться по солнечным сёлам!
За край полигона мотаться за пивом,
Ходить  на ночёвку к армянке весёлой.

Ведь спать на холодном солдатском матраце
При наших возможностях, было б ошибкой!
Хорошие люди живут в Арагаце,
И тёплые женщины с томной улыбкой...

Ваш друг растворён в меланхолии старой,
Измучен долгами, тоскою удушен,
Он дремлет в обнимку со старой гитарой
И ус его чёрный уныло прикушен.

Друзья! Торопитесь ко мне без оглядки,
Явитесь, подружки, толпой долгожданной —
В безумно уютной походной палатке
Есть мягкая койка для гостьи желанной.

Я весь изнываю. Спешите, подружки!
Мы скуку развеем как можно чудесней:
Откроем бутылки, бабахнем из пушки,
Споём под гитару любимые песни,

А после... Заглянем в прекрасные очи
И сделаем всё, что душа ни захочет...
Ах, как хороши полигонные ночи,
Когда одиночество сердца не точит!

IX
Увы, не влекут ни равнины мой взор,
Ни лес, ни морская вода;
Ширак — властелин окружающих гор —
Живёт в этом сердце всегда.
 
Живёт, как судьбой растворённый в крови
Небес повелительный знак.
Ты снова, ты снова меня позови,
Суровый волшебник — Ширак!

Я снова пройду по дорогам твоим,
Извилистый путь не кляня,
Приду поклониться друзьям дорогим,
Навеки живым для меня.

И снова по скалам сквозь ветер и лёд,
Сквозь тучь удушающий дым,
Двугорбый меня Алагёз поведёт
По траверсам жутким своим...

Когда бы иначе сложилась судьба,
Я жил бы в домашнем раю,
И грозных стихий вековая борьба
Не трогала душу мою;

Костей не ломал бы, друзей не терял,
Жена не устала бы ждать,
И — в снах беспокойных — ревущий обвал
Меня б не заставил кричать.

Печали не зная, гулял бы и я
В прохладе тенистых аллей,
И тихий покой уходящего дня
Ценил бы гораздо сильней...