Я работаю в ночь. Сортировщицей. Утром город должен получить свежую прессу. Всего чуть больше пятидесяти киосков. Город просит новостей: на эти киоски сегодня идет около семисот «Моей семьи», около шестисот «Желтой газеты», десять «Охотников-рыболовов», две «Литературных газеты», и всё прочее.. Мое дело – просто разложить по ячейкам. С особой любовью кладу «Литературку». Эти неизменные ДВЕ газеты попадут к тем, кто их заказал – это одни и те же люди, не иначе. Представляю, как их принесли домой, налили себе кофе, разложили на столе…
- Геша! – кричит мне Антоха, - позволь мне выдернуть тебя из твоего прекрасного аутизма, кушать будем?
- Идемте, что ли… - уже почти год, как мы в «связке», у всех моих коллег это вторая, если не третья, работа.
- Геша, ты каждый раз приносишь морскую капусту, у тебя чего – йода нехватка, что ли? Или просто вкусно? Начальница жены сегодня подняла арендную плату, проходимость большая – больше и платить… Как жить дальше…
А утром мы загружаем насортированное в машины. Главное – чтобы весом не больше двадцати килограммов. Этот вес рука уже чувствует – иногда девятнадцать девятьсот, и не больше…
А потом я иду домой. В телефоне загружена классика вперемешку с тяжелым роком – не проспать остановку. Дурной коктейль, уже не срабатывает: в прошлый раз рядышком села бабулька, посмотрела на меня осуждающе. Понимаю: взрослая женщина, наушники, музыка, глаза шальные – где была, где ночь провела – все на бабулькину фантазию… Проснулась я на своей остановке. Бабулечка спала у меня на плече, в наушниках надрывался «Раммштайн».
Каждый раз – через киоск. Надо что-нибудь принести детям, за то, что они выстояли очередную ночь – без мамы.
- Мне две шоколадки и пакет молока, - впрочем, можно и без слов: продавщица уже ныряет в холодильник за молоком, держа в руках шоколадки. Чудо-девочка, на своём месте.
- У вас смена поменялась? Вы в прошлый раз приходили по вторникам и субботам…
- Каждый месяц меняется, сейчас понедельник-пятница в ночь.
- А у меня как повезёт – хохотнула рыжая красавица, протягивая червонец.
- Очередь выстоять сложно? – возмутилась женщина за мной. Продавщица быстро вложила – ладошка в ладошку – что-то рыжей.
Рыжая нагнала меня во дворах:
- Ты в своем уме?! Разложила, понимаешь, на холодильнике – телефон, кошелек… у меня клиент из-за тебя ушёл! Это не главное!!! Главное – соблазн, который мне пришлось перебороть. Ни фига себе – в кошельке шесть тысяч! Телефон, правда, старенький, но на дозу потянет…Держи, что ли, растеряша.
В субботу я взяла три шоколадки, одну отнесла рыжей – она стояла под щитом «Спирт» на «Спорт», буква «и» зачеркнута, сверху подписано «о» - исправь, мол, главную ошибку твоей жизни, а за этим щитом еще один щит, на нем реклама пива... Она обрадовалась, как маленькая, подпрыгнула: «Это – мне?! Спасибо, миленькая..».
Одна «Литературка» - что случилось со вторым заказчиком? Вдвое выросли заказы на желтую прессу. Пора. Просто пора уходить с этой работы, неимоверно тяжело грузить под утро газеты с востребованной расчленёнкой, целлюлитом и прочими насущными проблемами..
И в киоске я перестала быть своей. Девочка вычеркнула меня из своего графика. Это – тоже хорошо, как начало новой жизни.
- Вам – что? – я даже забыла, что я не со смены…
- Три шоколадки и пакет молока, - рыжая протянула купюру – мне сегодня подфартило, дорогая (это уже мне), ты что – не работаешь? Вот переживай за вас – не вижу тебя больше месяца, всякая фигня в голову лезет: либо жизнь наладилась, либо померла, либо что хуже случилось?
Меня сложило пополам, в хохоте, тут же, в магазине:
- Ну ладно, жизнь наладилась, ну ладно, померла, а чего хуже-то чем померла?
- Настя. Меня зовут Настя. А хуже – это наверное, когда с детьми что-то случается. Но это я по глупости, по незнанию. Я просто рада тебя видеть.