«Заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле…» Ницше.
«За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?» Мандельштам.
ххх
Человеку, рождённому и воспитанному в атеизме, трудно уверовать в Бога, не изменив самому себе. Одна мысль сильнее прочих останавливает его: не есть ли обретённая вера проявление слабости?, страха от неизбежности прекращения земного существования?, самоутешение, не посланное свыше, а поднявшееся из глубин души – и, таким образом, неизбежно фальшивое на поверку. А поверка эта будет происходить ежеминутно, стоит лишь раз обратиться мысленно к высшей силе, даже не называя её имени – и ты всё спрашиваешь себя: а не прячешься ли ты?, и противным червячком шевелится противная фраза из сданного на «отлично» давным –давно курса научного атеизма – «иллюзорно-компенсаторная функция».
Да ещё припомнится, что никто из самых-самых титулованных и учёнейших богословов не нашёл убедительного разрешения теодицеи – как же Высший, всеблагий, всемогущий и вездесущий допускает, или даже посылает беды и напасти, насильственную смерть и страшные болезни, предательства, войны, голод? И в конце времён сулит людскому роду прекращение существования. Последний вопрос особенно находит себе место в нынешних умах, ведь, в отличие от предшествовавших тридцати веков письменной истории людского сообщества, конец света нынче вполне представим, физически, чувственно… вот уже более 60 лет, более среднего человеческого века, призраки армагеддона и апокалипсиса воплощены в зрительные образы, картинки и жутко звучащие слова – ударная волна, световое излучение, проникающая радиация… «Эсхатология – в каждый дом…» (с)
ххх
Переговоры
Встанет солнце вертикально
и повиснет неподвижно,
Станут зримы и реальны
все химеры скуки книжной,
Вся вода падёт на землю,
Воздух бросит атмосферу,
И не скажешь - не приемлю
новый мир, иную меру.
Экскаватор съест дорогу,
а трава в лугах корову.
Лики дьявола и бога
так растерянно суровы
У столов переговорных
по вопросу о поставках
наших тел огнеупорных
для тепла в подземных плавках,
и его транспортировки
вверх, для отопленья рая.
И узнаешь их уловки,
До угля перегорая.
ххх
«Все под Богом ходим» - но именно сегодня городскому жителю жизнь почти ежедневно доставляет известия и зримые свидетельства тому, что человек «внезапно смертен». И зрелище – жуткая автомобильная авария, мёртвые тела, сложенные на обочине – увиденное посреди Страстной Седмицы, потрясает и манит искать и выражать в словах собственную, вполне наивную теодицею:
ххх
Страсти
Неотличимые в полёте
Неразличимы на земле
Вы кто в нарезах гнёзда вьёте
Вращаясь в призрачном стволе
Когда из медной оболочки
Взрываясь в боль и быстрый страх
Солёным красным брызжут почки
На ждущих зелени кустах
Когда в нечищеных подъездах
Над вонью гари и мочи
Ваниль до срока бесполезно
К нам источают куличи
И всем Твоим крутым и малым
Плывущим в пламени свечном
Укрывшимся под одеялом
Так жарко в воздухе ночном
Когда нет божьего в коровке
И пожираемой ей тле
И вы невидимы и ловки
И вы царите на земле
И на предплечье зреет нумер
Не прошептать храни меня
Я знаю Господи ты умер
Бог умер
Умер на три дня.
ххх
Этого – интуитивного обращения к высшей силе, как мгновенной реакции на пережитую личную опасность или на беду, постигшую других людей, но примеренную на себя – не избежать.
ххх
Но в нормальном, трезвом, рациональном состоянии спокойного и трезвого ума мысль о Высшей Сущности всегда отрицается, стоит лишь соприкоснуться с её почти неизбежным следствием – идеей посмертного существования и, хлеще того – загробного воздаяния.
Есть её (этой идеи) новейшие, или же всплывшие на поверхность забытые (и/или) инокультурные, нехристианские модификации – и они сегодня модны. Там тоже земная жизнь есть лишь путь к чему-то, если не вечному, то продолжительному, и, если и не счастливому – то беспечальному. Всякий видел стихотворения, порой не бесталанные, выполненные в русле этой традиции – и вот вариант ответа:
ххх
Очень психоделическое стихо
Шла от яйца издалека
Под музыку апреля
Личинка майского жука -
На свет в конце тоннеля.
Она жила в саду корней,
И зрила прямо в корни,
И становилась всё жирней,
Мудрее и проворней.
Покров земли и свод норы
Служили как бы тентом,
Где укрывались до поры
Слова о трансцендентном.
Она курила никотин,
Она летала боком,
Рвала коричневый хитин
Отверстым третьим оком.
Во тьме качались на весах
Хрен, редька и горчица.
Она была на небесах...
И__________________
_приближалась______
_____________Птица.
ххх
Это не рассудочный ответ, он мне почти приснился – но мысль, положенная в основу, многократно обкатана в рассуждениях: Вы, кто верит в жизнь-после-жизни, я соглашусь оставить в стороне непосредственную посылку к суждению «она есть!» - пусть она у вас есть, но кто возьмётся объяснить – а отчего она кажется вам беспечальным воплощением некоего, не существующего в земной жизни, счастья? Ведь даже если Рай и Ад – то второе есть тьма и скрежет, но первое же – незамутнённое счастье, отчего же всё там должно так резко разделиться?
Суждения о загробном иногда внушают уважение, чаще же забавляют. Всякое отрицание божественного всегда заставляет себя уважать, как более честное, но часто раздражает выводимыми из него следствиями – если они выглядят настоящим беснованием. Беснованием от осознания неизбежности смерти, да что там – от страха смерти, такого же, как и у богоискателей – обесценивающего саму жизнь. Таков был молодой Заболоцкий – чтоб не тащить сюда современные примеры, лишь в очень редких случаях приближающиеся к нему по силе таланта, ограничусь отсылкой к его «Столбцам».
Но самым честным пониманием кажется мне следующее – ни сама моя физическая жизнь, ни вероучения и философские рассуждения других людей, не доставляют мне ровно никаких оснований судить о загробной жизни и странствиях души, покинувшей тело.
Оттого сходящиеся крайности - атеизм, религия и мистические учения, отрицающие и в своих поэтических воплощениях ценность и красоту земной жизни, мне чужды, а порождённые ими стихи не находят отклика, их поэтические достоинства – тщательно выставленные напоказ «скрытые смыслы» и «повышенная духовность», «расширенное сознание», для которых, как правило, не находится простых слов – отторгаются, как чужеродные.
( отступление про «простые слова» - это вовсе не сниженная лексика, не бытовой язык – слова могут быть редкими, за прояснением значений иных слов, употреблённых любимыми авторами, мне приходиться просить помощи у Даля. Простые слова – это обозначения предметов и действий, но не категорий и родов. Редко это слова иноязычные – для окружающих нас предметов и происходящих с ними в реальности событий русский язык создал, за века своего существования, кажется, полный лексикон.)
Если не стремление к загробной жизни (к самой смерти?), и не другая крайность, в равной или большей степени обесценивающая саму жизнь – то что? Простое описание радостей жизни, хороших людей и прекрасных пейзажей, милых сердцу просторов Родины? Всё это здорово, но здесь бывает трудно найти поэтику – ведь, кажется, она и возникает там, где происходит отрыв от повседневного и обычного.
Вот кажется, напиши ты о смерти, или о том, что всё равно умрёшь, и станешь прахом, предварительно пройдя малоаппетитные стадии разложения – вот и оторвался, заглянул за горизонт… Кто избежал этого соблазна? Не я.
ххх
и одни похороны
От восхода - до порога
Первый крик - последний выдох
Не проси ещё немного
Бог во всех нас видел видах
Видел сверху метя в темя
Набери чернил и брызни
Нарезая в клочья время
На кривой линейке жизни
Пусть бегут глаза по строкам
Пусть странички дней листают
Знаешь, что не выйдет боком?
Что растёт, что убывает?
Ты и автор и творенье
Равно замысел неведом...
Да не мучает сомненье -
Счёт ведя и дням и бедам
Не жалей о том, что было
Испроси другую малость
Чтоб в краю, где всё застыло
Всё твоё с тобой осталось...
ххх
Но всё же, все же – стоит оставаться здесь, на земле, и быть верным ей, но искать и находить в жизни проявления сил, отличающихся и возвышающихся над биологическими законами и над рациональным восприятием мира. Проявления несомненные, чувственно ощущаемые, занимающие и доставляющие пищу самому-самому рационально организованному уму – но не возмущающие его отсутствием оснований для рассуждений, и, в то же время – не находящие полного объяснения ни в биологии, ни в других научных сферах.
Судите сами – не таков ли присущий, вопреки распространённому убеждению, что лишь человек осознаёт конечность своего существования, страх смерти или же стремление избежать досрочного насильственного прекращения жизни, распространённый среди всего живого?
ххх
Рыбы и звери знают
Брызнут из подводной лейки
Капли - быстрые уклейки,
Растревожат гладкий пруд
И обратно упадут.
Кот поднимет к небу морду,
Чуть встревожено, но гордо.
Тени птиц ему страшней,
Чем забавы окуней.
И в испуге непритворном
Мышь метнётся к створам норным,
И кузнечик на насест
Сиганёт, подумав - "съест"!
Наяву и в серых снах -
Кто вселил в зверюшек страх?
Твари знают, что умрут,
Но опять спокоен пруд.
ххх
В осознании этого явления человеком заложен очень любопытный парадокс. Вот какой мне был предложен вопрос, с красивым эпиграфом:
"А что ж птицы небесные? Птицы-звери всякие, они, брат, о раях не думают, замерзнуть не боятся".
(И. Бунин. Птицы небесные)
Вот, почему-то в это (уникальность человека в стремлении спастись) верил Бунин, хотя, наверное, видел мелких птах в попытке убежать от хищников ... Человеческое сознание привычно обходит такие противоречия между видимым и придуманным, присваивая непонятному явлению название – это у нас будет называться «инстинкт самосохранения». А у человека есть душа, а человек осознаёт сам себя – и тем отличается от бессловесной твари. Но задумайтесь – стремление не погибнуть есть даже у кузнечика, крошечного существа, у майского жука, проходящего в своём развитии стадию яйца и личинки, что полностью исключает возможность передачи "опыта старших". Не верится? – а поймайте жука, или подойдите к кузнечику на звук – за сколько шагов до вашего приближения прекратится его стрекотание?
Удивитесь привычному.
Настоящее же удивление приходит тогда, когда задумаешься о красоте живого мира. Вот бабочка со сложенными крыльями – воплощение функциональности и живое подтверждение теории естественного отбора – сухой лист невидной раскраски, мимикрия. Вот она раскрылось – придумайте объяснения её раскраске... Мол, павлиний глаз надеется кого-то отпугнуть яркими пятнами, а траурница своей лентой, каймой на крыльях, скажем – привлекает партнёра… что-то в этом суждении есть от истины, наверное.
Но двух великих удивлений не избежать:
Почему они все разные? Почему не восторжествовала до сих пор рациональность естественного отбора? – ведь среда обитания одна.
Почему, будучи такими разными, все они красивы? Они, кажется, не могут быть красивыми для бабочек другого вида – а человеку приятны все. Красивы в полном смысле – ими хочется обладать, кто же никогда не ловил бабочек?
А дальше – а почему красивы бабочка и тюлень, ворон и морской ангел, красивы даже существа из других миров, сосуществующих с нашим, миров со своей физикой и биомеханикой – богомолы, водомерки, рыбы…
ххх
Рыбы разные
На реке
У воды, у прибрежных кустов -
Расплываясь в блаженной улыбке.
Налегке,
Ожидая богатый улов:
- Приплывайте, красивые рыбки!
Я сошел.
С высоты - до воды - метров шесть
По траве потаённой тропинки.
Я нашел,
И читаю пространную весть
На листах нерасцветшей кувшинки:
Тот же корм,
Та же речка и та же вода,
Та же леса потащит в иное…
Штиль и шторм
Наверху, а у дна – никогда.
Для чего так различно живое?
Карася
И плотву тянет ловчая нить
Вверх, в азарте не зная пощады
Не прося…
Не у них же, немых, мне спросить:
- Вы - отличиям, схожести рады?
Цветом глаз,
Формой тела, окрасом пера,
Различаетесь – пусть ненамного.
А сейчас
И язю и уклейке - пора.
И одна перед вами дорога…
Босиком
По воде подошел ты ко мне,
Человеков ловить приглашая.
Рот – песком
Жажды в давней вине:
- Что ж, пойдём… Просьба? Да, небольшая…
Нет - вопрос...
Приоткрой изначальный секрет...
Говорю - как ворочаю глыбы.
Он пророс
Так давно, сколько вижу Твой Свет:
- Для чего они разные, рыбы?
ххх
Почему вообще существует это предельно широкое понятие – красота? Какое великое множество сущностей – природных и рукотворных объединяет оно в себе... И ещё – тут, кажется, намечается действительное отличие человека от других существ. Лес радует собаку – но кажется ли ей красивым?
Следующая иллюстрация к размышлениям о мире и его удивительных свойствах, представляющихся мне истоками настоящей поэтики, мне самому иногда кажется немного сомнительной…
ххх
Бусины.
Отчего почувствовать могу,
Белые блокноты зим листая,
Пару ярких бусин на снегу -
Хитрых глаз зверушки - горностая?
Катятся вприпрыжку и стоят,
Связаны невидимою ниткой.
Непонятный тихий красный взгляд
Проползает по виску улиткой.
Вижу холодеющей спиной,
Не успев двуногим обернуться -
Птичий зрак блестящий слюдяной -
Словно я - червяк на чайном блюдце.
Отчего почую чёрный взор,
Налитый сухой нездешней мукой
Раньше, чем затею разговор,
С незнакомой маленькой гадюкой:
- Ах, скажите, так вы холодны...
- Я три ночи тут ждала-лежала...
И слова, что в полной тьме видны,
Потекут с раздвоенного жала...
Раньше, чем глаза-в-глаза, в упор.
С кем-то - не пойму, нырнула - жалко,
Был в парящей проруби бобёр,
Или засмотрелась вслед русалка?
Бездна тоже смотрит на меня,
Обещает подстелить соломку,
Мигом невесомости маня.
Я давно иду, не чуя кромку -
Лесом, полем, морем и песком,
Шествую к неведомому краю,
В сапогах стальных и босиком,
И простую истину скрываю:
- Может, проще, может - всё не так.
Слышу зверя или краем вижу,
До того как взор и взгляд и зрак,
Бусины на ниточки нанижут.
Но тогда - не знаю, отчего
Если я застыл у мертвой тушки,
Чувствую, что с неба самого
Волосы ерошит на макушке -
Око - но ни солнца, ни луны.
Птицы, растворившись, не видны.
ххх
Я всегда чуток и насторожен, видимо, это постоянное состояние связано с привычкой обострённо воспринимать мир. Иногда как возможная причина мне вспоминаются два года «бодрого несения» караульной службы. Утро в северочешском лесу, населённом зверьём не в пример гуще среднерусского, наполнено звуками, шорохами, голосами птиц – кажется, именно тогда я впервые поймал спиной звериный взгляд, и, оглянувшись, встретился глазами с выглядывающей из кустов лисичкой. Иногда я уверен в этой своей способности, иногда же думаю, что ловлю периферией взгляда нерасшифрованное движение, или просто слышу, как бежит по стволу белка или поползень. Что-то заставляет, бывает, посмотреть и вверх – но, может быть это посвист совьих широких крыльев или промелькнувшая перед глазами тень коршуна? Но чаще всего я верю своим ощущениям…
Эта связь всего живого – она распространяется и на людей. Знакомо ли вам выражение «снял с языка»? А если да – не считаете ли вы его доказательством существования явления, именуемого обыкновенно телепатией, выспренне же – невербальной связью. Я столько раз «снимал с языка» непроизнесённую, не успевшую оформиться, но толкавшуюся в речевой центр другого человека фразу, что могу засвидетельствовать - она, телепатия, есть. Но, кажется, и работает она только в этот миг – когда человек ищет слова или мучается, вспоминая забытое, замещённое в сознании нужное слово. И как же остро в такие секунды ощущаешь присутствие этого человека! Животные бессловесны, но какие-то процессы в их психике происходят, слов при этом не произносится и не подразумевается, а присутствие, взгляд – ощущается очень остро.
ххх
Ну и ещё – собственная расшифровка пришедшей на ум, набубнившейся потихоньку и оформившейся в слова считалочки:
ххх
Детали. Считалочка геронтологическая
С дуба желуди упали,
На горе линяет рак,
Кто-то спрятался в деталях,
По привычке, просто так.
Кто-то чувствует оттенки,
Кто-то жжёт в ночи свечу.
Только я стою у стенки,
Я считаю и стучу.
За спиной зовёт дорога,
Туки - туки за себя.
Вот, пойду искать бульдога,
Годы лишние губя.
Или кактус без колючек,
Или сливы без костей -
Нет на синем небе тучек,
Нет печальных новостей.
Ты ни в чём не виновата,
Если тоже человек,
Если долог век примата,
А собачий краток век.
Кабы были бы иначе
Переложены пути,
Был бы равен век собачий -
Мне бульдога не найти.
Не цвели бы эти сливы
Возле каждого крыльца,
Не играли торопливо
В неуёмного творца.
Отчего мы перестали
Далеко за полночь спать?
Кто-то прячется в детали -
Раз, два, три, четыре, пять.
ххх
Век приматов действительно долог, в исключение из общего для теплокровных животных правила – чем больше масса тела, тем медленней метаболизм, тем длиннее жизнь. А человек – самый долгоживущий вид среди всех своих биологических сородичей – приматов, высших обезьян.
Легко ответить – для чего устроен такой порядок вещей.
Живущим в природе видам выгодна более быстрая смена поколений. Человеку же необходимо время для усвоения опыта предшествующих поколений, как ни крути – более сложного, чем опыт животных. Нам нужно постичь способы опосредованной передачи этого опыта – речь, математический аппарат, навыки использования орудий…
Но вот как, каким образом «долгий век примата» реализован? – может быть, я и ошибаюсь, но, кажется – чисто биологический механизм, управляющий развитием и старением, науке неизвестен. Это что-то информационное по своей природе, а вот проявился ли таким образом замысел творца и присутствие высшей силы – я не знаю. Иногда ещё мне кажется, что долгий век, превышающий жизнь животных в несколько раз, дан человеку для проявления его собственных способностей к творению, как изменению природы - судите сами, была ли бы возможна работа селекционеров, выведших борзую и бульдога, йорка и ирландского волкодава, если бы собачий век был равен человечьему?
Так же, если не больше, удивляют заложенные в человеке сверхприродные способности. Кажется, что глаза существа, передвигающегося естественным образом со скоростью, мало превышающей 20 км.час, не должны бы позволить управлять автомобилем, координации движений и развития органов, отвечающих за ориентацию в пространстве, не должно хватить на успешное управление планером или парусным судном – но мы на всё это способны, почти все.
Здесь уместно рассуждение, вернее – маленькая посылка к рассуждению. А являются ли сверхприродные и, особенно – творческие способности человека, несомненным благом?
Если мы согласимся, что здесь проявляется некая неведомая нам сила, то какова природа этой силы? Не является ли она двойственной? - знакома ли вам дрожь, как последствие резкого выплеска адреналина после избавления от гибели, например – в автоаварии? Раз в жизни, надеюсь – единственный, мне выпало одновременно восхититься творческими способностями человека и пережить смертельный страх.
ххх
Невыносимая красота
Каменный шлифованный топор
Много позже назовут - Клевец.
Вышло человечество из нор,
И творили мастер и певец.
- Как прекрасен Тот, Кто в Камне Спал,
Черепа готовясь сокрушать...
Оружейник бок полировал
И сверлил дыру под рукоять.
Чёрный, тяжкий каменный овал
Или хищный угол острия?
Первый меч из бронзы отливал
Новый мастер, мудрый как змея.
Выгибали, воспевая, лук,
Жилою прямой стянув дугу.
Колдовали под ритмичный стук:
- Смерть готовим верную врагу!
В нашем мире - только меткий прав.
Счастлив ясным днём и под луной,
Если, смерть свистящую послав
По пути прямому в мир иной,
Впиться в плоть, когда придёт пора,
Устоит и сам не рухнет ниц...
Нет страшней гусиного пера
И полёта остроклювых птиц.
Биссектриса трепетной стрелы
Из угла плетёной тетивы
Вылетит стремительней пчелы
И найдёт цветок среди травы...
Видел мир - чуть-чуть иной - в прицел,
Плавно жал на спусковой крючок.
Золото патронов, новых стрел,
И ствола задумчивый зрачок,
И щека, согревшая приклад.
Воронёных линий красота...
Песни перепел на новый лад,
А одна - моя - совсем проста:
Положу ладонь на рукоять,
И, когда глаза-в-глаза, в упор,
Я сжимаю в кулаке опять
Каменный шлифованный топор.
ххх
Вот всё, кажется… Жизнь, жизнь на земле полна чудесных подробностей, открытых тому, кто открыт этой жизни. В ней присутствуют неясные, необъяснимые силы, а проявляются они во всём – от дуновения ветерка на щеке и вкуса яблока до чуда и таинства любви. Я храню в себе множество чудесных ощущений – миг невесомого полёта над конкурным барьером, обжигающий холод воды, охватывающей в перевёрнутой байдарке, остро-томительный, растянутый миг смены галса на парусной лодке – хватит ли скорости пересечь линию ветра?, волшебную музыку и сладкие слова, прошептанные на ушко, гнев и радость – и всё это жизнь.
И ещё я люблю стихи.
Самые-самые лучшие стихи наполнены этим ощущением жизни. Это вовсе не реализм, более того – я-читающий тяготею к сказке, к фантастике, к псевдосюжетам, за которыми проступают вторые и иные планы – в них простые слова, преломленные авторским ощущением мира, даруют ощущение присутствия чудесной силы.
Лучшие-лучшие стихи читаются не так, как свои - в них есть часть другого существа, мира, увиденного немного иначе, чем вижу его я, и эта мгновенная связь с автором есть часть великой связи всего сущего.
Далее начинаются рассуждения собственно о стихах и литературе, которые следует иллюстрировать стихами других, совсем других – моих любимых авторов…