ОДА СОБСТВЕННОЙ СКРОМНОСТИ
1. * * *
Мне испытанье славой не грозит
Как и богатством русских олигархов,
Как торсом не блистать суперверзил
Или рассудком Кантов и Плутархов,
Не покорить ввек голубой экран
И не чиниться гордым экстерьером,
И слава богу, что не бонвиван -
Не приглашён на балы и премьеры.
Знакомств в верхах и блата вовсе нет.
Мой дух, мой нерв
на скромности основан,
Скептичным добродушьем коронован,
Чему завидуя, дивится белый свет.
Я не распят на клиросах газет,
А посему спокоен и раскован.
2. * * *
А посему спокоен и раскован,
Витаю в мыслях, создаю миры,
Где новые волхвы несут свои дары
Тому, кто лишь рождён,
уж конфирмован.
И в меру мы добры, сильны, бодры,
И каждый чуть, но искренне взволнован,
Что новорожденный от Неба титулован,
А мир не осуждён в тартарары.
Нас никого Лукавый не сразит –
Все спасены и присно и вовеки.
В зените пролегли из млека реки
И их теперь ничто не тормозит.
Слова и литеры раскинув на парсеки,
Течет стихов размеренный транзит.
3. * * *
Течет стихов размеренный транзит
По взгорьям, по долинам и по весям.
Поэт – пророк, пророк – не паразит,
Хотя спасён, однако же не весел.
Ему открыты пропасти времён,
Увы, греховность всякого народа,
Решившего: коль, стало быть, свобода,
А не взойти ли на Верховный трон!?
Я не живу, как многие, рисково
И не ищу рекламного туза,
Гоню в аид иного суеслова,
О чём ему всё выложу в глаза,
И пусть бежит раскаянья слеза
В обойме желчной шума городского.
4.* * *
В обойме желчной шума городского
Визг тормозов, дверей шипенье, всплеск
Слов и шагов измученных бурлеск,
И взоров суета, и тень былого –
В иных глазах метнётся странный блеск,
И на устах почти возникнет слово,
Но одиночество в толпе, увы, гротеск
И жизни человеческой основа.
Людоворот выносит на проспект,
И ты как винтик в странном механизме,
Всего верней, усредненный субъект
Довольно подлой и унылой жизни.
Но словно луч, себя сломавший в призме,
Моя поэзия вне школ, течений, сект.
5. * * *
Моя поэзия вне школ, течений, сект –
Пейзаж российский, люди, их заботы
Влекут меня, а будет ли эффект –
Он не изменит лепты, ноты, йоты.
Возможно, есть в строках иной дефект -
Ленясь, вложил не максимум работы,
Теперь терплю крюки и апперкоты,
За что весьма корю свой интеллект.
На мой балкон не прилетит Пегас -
Его влекут цветущие созданья.
И муза тоже, вот ведь наказанье,
Давным-давно ко мне не кажет глаз.
Но пусть я телом даже в чём-то пас,
Пишу душой, следя поток сознанья.
6. * * *
Пишу душой, следя поток сознанья,
И что-то правлю, если по уму...
Вся моя жизнь - поэма нестяжанья,
Пословица про сумку и тюрьму.
И всё-таки даровано дерзанье
Воспеть летящих суток бахрому.
И я пою, и рвя подчас дыханье,
Терплю непонимания чуму.
С пера нисходят триолеты, рондо,
Венки сонетов, словно русла рек.
Сегодня это всё давно не модно,
Иные ценности наметил Человек,
Покуда Зла не одолев рекорды,
К концу летит нам выделенный век.
7. * * *
К концу летит нам выделенный век,
У каждого он свой и сотни лет короче.
Нас бросит время мёртвое на брег
В сон недоступных нынче многоточий…
В беспамятство вселенское сослав
До новых тел грядущих воплощений,
Старик Харон не повернёт весла –
Дурак ты был или закрытый гений.
Студёный Стикс не холоден душе -
Ей в нём не плавать лихо, по-тарзаньи.
Харону рай – живётся в шалаше,
А в Стиксе чёрном плавают пираньи.
И вдруг явились хоббиты в парше,
Таща нас всех к чертям на растерзанье!
8. * * *
Таща нас всех к чертям на растерзанье,
Колеблется пружинный волосок,
И дозревает жизни колосок
Любого чина, степени и званья.
Кружась, кончается годов моих вальсок,
И ясно видится с Землёю расставанье.
Оно б неплохо здесь побыть часок,
Да в святцах час указан - до свиданья!
Я очень трушу, но кричу: «Не трусь!
ТАМ хорошо – никто ведь не вернулся,
А, стало быть, никто не сбился с курса -
За горизонтом жизни та же Русь!»
Ведь ни героя праздную, ни труса -
Нет, я за славой вовсе не гонюсь.
9. * * *
Нет, я за славой вовсе не гонюсь –
Она проходит быстро и неровно,
Меняет минус часто жидкий плюс
(у них всё слажено
в винительном любовно),
Довольно поздно задирать картуз…
Хвала, Хранитель,
жизнь прошла бескровно -
Я не сожжён, как древний Иван Гус,
Хотя в безбожии погрязнул, безусловно.
Зато в любви довольно преуспел,
И роль играл, качалась парасолька,
Следил за весом, иногда худел,
Что был как апельсиновая долька.
Но скоро понял – близится предел -
Она нужна по молодости только.
10. * * *
Она нужна по молодости только –
Нет ничего, ничто терять не жаль,
Подумаешь, какая-то бемолька,
Когда аккорды брошены в навал!
Ах эта удаль – глупости отрада!
За ними риск – безумец и бретёр.
А что взамен? Соитие – награда,
Чей аромат отчаянно остёр.
Иль я не прав, и были Рафаэли,
Сикстинские мадонны в СССР?
Но их сметал суровый casus belli,
И возникал тогда во мне Гомер,
Когда грозил стране моей хунхуз…
Теперь годов на плечи давит груз.
11. * * *
Теперь годов на плечи давит груз,
И колет часто грубо за грудиной…
Зато семейных знаю крепость уз,
А не лежу в канаве, как скотина.
И не предаст паскудина Кадрус -
Друзья кто где,
но большинство в могилах.
Меня всё больше беспокоит Русь -
Сама себя она кормить не в силах.
И потому я чаще не в семье
Ищу извлечь какого-нибудь толка,
Успев создать делами реноме
Себе вола, а не бандита волка.
Уж сколько изложил я резюме,
Но книг моих не обломилась полка...
12. * * *
Но книг моих не обломилась полка -
Они тонки, микротиражик мал.
Читали их – вот столько и полстолька,
Я головы над этим не ломал.
Не суждено – пока и не читают.
Чтобы читали – надо умереть.
В России - жив поэт, его не знают,
Ушёл – ему осанну могут спеть.
Но для хваленья надобны поступки –
Скандалы с властью,
просто пьянки пусть.
И если ты на это дело хрупкий,
Не разумея, сразу скалишь зубки,
Свернут башку: раздастся тихо - хрусь!..
Уж как-нибудь без славы обойдусь!
13. * * *
Уж как-нибудь без славы обойдусь –
Её мне врач не прописал в рецепте,
А без харит, камен и прочих муз
Так просто делать нечего на свете!
Куда без них? Не сложится сонет,
Элегию не расписать по нотам,
Да те же стансы – что я за поэт,
Когда во мне ни мысли ни полёта?
Коль честно – лгу. Известность хороша:
Почёт, президиум, рождественская ёлка,
Конечно, тост, кредит у торгаша,
(его жена – такая балаболка!)
А всё равно в кармане ни гроша -
На кой мне хрен под задницей иголка?
14. * * *
На кой мне хрен под задницей иголка?
Седалище натруженно скулит.
И шрам к дождю там ноет от осколка,
И от ремня рубец ещё болит.
Какая всё же в этом месте память!
Анальные анналы, чёрт возьми!
И этой информации не таять,
Поверхность записи навеки nicht limit.
Но сей венок - о скромности, однако,
Боюсь я весь растратил алфавит…
В запасе есть еще немало знаков
Вполне пригодных вроде бы на вид.
Они – моя испытанная клака.
Мне ж испытанье славой не грозит.
15. * * *
Мне испытанье славой не грозит,
А посему спокоен и раскован
Течет стихов размеренный транзит
В обойме желчной шума городского.
Моя поэзия вне школ, течений, сект –
Пишу душой, следя поток сознанья.
К концу летит нам выделенный век,
Таща нас всех к чертям на растерзанье!
Нет, я за славой вовсе не гонюсь –
Она нужна по молодости только.
Теперь годов на плечи давит груз,
Но книг моих не обломилась полка...
Уж как-нибудь без славы обойдусь –
На кой мне хрен под задницей иголка?