Ты помнишь, милая, ты помнишь?
Среди событий прошлых сонмищ -
Приморск, Манола, берег моря,
И мы с тобой, о чём-то споря,
Стол накрываем у костра.
Но не вблизи, чтобы искра,
А так же дым, не докучали.
И волны камыши качали,
У брега камни омывали
И тихо просьбу повторяли,
Пустить на праздник добрый твой,
Они катились, шли чредой
От самой Балтики седой.
Пришли и вольные ветра,
В подарок сдули комара,
И мы, уж, боле не рядились
И всех принять их согласились.
А твои ручки всё сновали,
Уют застольный создавали.
И я, дивясь, чесал в виске:
Наш стол - клеёнка на песке,
Сиденья - высохший топляк.
По мне сгодилось бы и так,
А ты же отдыха не знала,
Всё суетилась, хлопотала.
К клеёнке в цвет нашла салфетки,
А в банке горкою конфетки,
И, как на лежбище моржи,
Лежат и вилки, и ножи.
Ёщё цветочков нарвала,
И так всё чудно прибрала,
Что даже я сказал - хорош!
Теперь наш стол на стол похож.
Вот всё готово, надо ждать,
До дочки время коротать.
Ведь, не сорока натрещала,
А дочка лично обещала,
Сегодня быть с визитом к нам.
Не поздно, ровно к трём часам.
А день у моря разгорался.
Вдали на пляже люд купался.
По небу плыли облака,
Что лишь на миг, издалека
К нам на стоянку прибывали
И с ветром дальше отбывали.
Кружили чайки над водой.
Быть может, мискою с едой
Им воды Балтики казались,
И чайки жадно к ней кидались,
И в клюве с рыбкой возвращались.
И всё кружились и вращались...
Шумели сосны, пел прибой,
И солнца шар над головой
Зенит восхода миновал,
И о закате лишь мечтал.
А море Искрилось, блестело,
И волн барашками кипело.
Там, где-то в сказочной дали,
Шли разным курсом корабли.
Одни лениво, не спеша,
Их терпеливая душа
Обузу груза в порт тащила.
Важна не скорость им, а сила.
Другие, вот кто игруны,
Вздымая сзади буруны,
Подобно чайкам вдаль летели.
Они везде поспеть хотели.
А я глядел во все глаза,
И взор туманила слеза,
На гроздья белых парусов -
Привет из детских, сладких снов.
Я помню, с другом мы мечтали,
Уплыть в неведомые дали.
На книжных, быстрых кораблях,
Ходить на полных парусах
По древним лоциям и картам,
Палить из пушек по пиратам,
Ну, а когда охватит раж,
Команду дать - На абордаж!
Эх, как давно всё это было!
И так печально, что уплыло.
Но, вот, при виде парусов...
Меня тут, пенье тормозов
С шоссе, что рядом проходило,
С минорных мыслей этих сбило,
И я с Людмилою своей
Бегу тропинкой средь ветвей
Кустов, расросшихся у брега,
И, запыхавшись в миг от бега,
На тихий шаг перехожу,
А взглядом всё брожу-брожу
По листья, веткам и кустам.
Хочу увидеть - кто же там?
Увидел "Ауди" - то к нам,
По описанию место зная,
Ольгуня, доченька родная,
Себя в машине привезла
И нам подарков три узла.
А Люда радостно сияет,
И дочку нежно обнимает.
Какое всё-же наслажденье -
Отметить вместе день рожденья!
Я тоже дочку обнимаю,
Потом, нагруженный, шагаю
Обратно к берегу, к костру,
А тот, как знал, углей жару
К визиту дочки приберёг,
А я ей, хвастая, изрёк -
Увы, свинину не купил,
Но я смекалку проявил,
И накануне из ларька
Принёс домой окорочка.
Их честь-по-чести разобрал,
С костей всё мясо ободрал,
Добавил специй и лучок,
И в маринад, под шашлычок.
Какая разница костру -
Свинина млеет на жару,
Или с куриных ног филей
Роняет сок на жар углей.
Была задача не легка,
Но дочь с женой без шашлыка,
За то сегодня не оставлю.
И лишь одно условье ставлю -
Филей надеть на шампурЫ,
Пока я развожу пары.
А впрочем, что нести тут лажу,
Пойду к костру, угли налажу.
А дочка с мамой встрече рады,
И нет для них милей награды -
Вот так, обнявшись, посидеть
И под беседу оглядеть
И красоту Балтийских вод,
И облаков пушистых ход,
И леса красочный наряд,
Что по-над берегом встал в ряд
Сплошной зелёною стеной.
На них смотрю и сердцем таю.
И день тот первый вспоминаю,
Когда с Людмилой случай свёл.
На чай к знакомым я зашёл,
И своё счастье там нашёл.
Она вошла, и мне, невольно,
На сердце стало сладко-больно.
К ней, словно к ангелу, душа
Моя рванулась, чуть дыша,
И голос внутренний сказал -
Вот, твой желанный идеал!
И я весь вечер был в ударе,
Как будто, выжил на пожаре,
И жизнь по новой оценил.
Я так острил, я так шутил!
Кипела страсть во мне, желанье,
Я был - сплошное обаянье!
И горько я смотрел ей вслед,
Когда она под лунный свет
Под ручку вышла не со мной -
Она была чужой женой...
Но, видно, сердце сжав в тисках,
Я так в душе воскликнул - Ах!
Что стон любви за ней всё шёл
И к сердцу тропочку нашёл,
Я в сердце Людочки запал,
И я чуть-чуть милей ей стал.
А жизнь по-прежнему текла,
Работа, дом, друзья, дела,
Но я любил её, любил,
И часто в гости заходил.
Но чувств своих не выдавал,
И потому, разладом стал
В её семье отнюдь не я.
Но это тайна не моя.
А впрочем, что теперь о том,
Что поросло давно быльём.
Я помню миг, когда свершилось,
Когда Людмила согласилась,
Не просто рядом быть со мной,
А стать законною женой.
Ещё тот миг боготворю,
Когда шепнула мне - Люблю!
Людмила, Людочка моя,
И я на век люблю тебя!
А день тихонько угасал,
Жара упала, ветер спал.
Жена и дочка искупались,
При этом весело смеялись.
Потом к костру по кАмням шли,
И были рады, что дошли,
Ступней не выпачкав в песке.
Потом купальники в леске
Под смех и шутки отжимали,
Переодевшись прибежали,
Присесть на брёвна у стола.
Немного выпили вина.
А я тогда уже не пил,
Но с ними сока пригубил.
Потом в четыре-то руки
Они взялись за шашлыки.
Сажали мясо на шампуры,
И их точёные фигуры
От костерка дымком ласкало,
Но это их не отвлекало.
Я снова ими любовался,
И снова думам предавался
О тех печальных временах,
Когда конь смерти, в стременах
Меня, из жизни уносил,
И я уже вверху парил,
Из тела выйдя на свободу,
Уже готов был к переходу,
Но, почему-то, оглянулся
И в тот же миг назад вернулся,
Увидев дочкины глаза.
Из них горючая слеза
На кисть руки моей упала,
Она слезой той откупала
Меня у смерти, как отца,
На жизнь, отсрочив день конца...
Ах, что за чудо, шашлыки!
То с лёгкой дочкиной руки
Они сегодня удались,
Румяной корочкой зашлись,
Не пересохли, не сгорели,
А очень вовремя доспели
К серьёзным дочкиным словам -
В них пожелала Ольга нам
Счастливых много-много дней,
А милой мамочке своей
Неувяданья долгих лет,
И, словно маг, раскрыв пакет,
Вручила алых роз букет.
А дальше грянуло веселье,
Но чтоб не мучило похмелье,
Не водку пили, а вино,
И не креплёное Перно,
А молодое Божоле.
Французы, сдохните! - В золе
К нему картошки напекли!
Её мы сунули в угли,
Припомнив блюдо той поры,
Где пионерские костры
Без той картошки не горели.
И сколько мы её там съели!
А я вдруг вспомнил времена,
Когда с фашистами война,
Пятнадцать лет, как отшумела,
А до меня, всё ж, долетела
Не лихолетьем и бедой,
А той ленд-лизовской едой,
Что срок хранения исчерпала,
И на прилавки к нам попала.
Вот, с той поры я и знаком
С яичным жёлтым порошком,
Какао с сахарным песком,
Сухим, безвкусным молоком.
Держал в руках и с джемом тюбик,
А так же, тот бульонный кубик,
Что без рекламных был красуль,
И не от "Бланки", не "буль-буль".
И, кстати, вся эта еда,
Когда военная страда
По землям нашим загуляла,
Не на халяву поступала,
Всё оплатили златом, кровью
И горькой бабьей, вдовьей болью...
Но, а сегодня, у костра
Едим, что Оля привезла -
Швейцарский сыр и буженину,
То бишь, немецкую свинину,
В вине исландскую селёдку,
(Как хороша она под водку!),
Из жаркой Греции маслины,
Из тех же мест и апельсины,
Шашлык, и тот из ножек Буша,
Из своего, лишь море, суша,
Да мы, да этот, вот, костёр,
А впрочем, что за разговор -
Нет ни моей, ни дочери вины,
В том, что державу сдали без войны.
А Ольга что, она же дочь,
И лишь желая нам помочь,
Весь этот импорт закупила
И к нам сюда с ним поспешила.
Да, и при чём же тут еда,
Когда совсем в другом беда...
Но полно, полно о былом,
Ведь, мы за праздничным столом,
И у Людмилы день рождения.
И я, светясь от восхищения,
Ей стих торжественно читаю,
Потом целую, обнимаю.
Тут пригодилась и гитара,
Ольгуня спела про гусара.
Так и пошло - я Люде стансы,
А дочка - песни и романсы.
Вот так веселье наше длилось,
Пока светило не скатилось
К закатно-пламенной черте,
Сигналя нам, что суете,
Как и деньку пришёл конец,
И значит, надо под венец,
Чтоб не остыла наша кровь,
Поднять тост главный - За Любовь!
Юрий Антонов
12 июля 2010 г