Жарко в Аду поутру. Плюс сорок.
Дымно, как в то восемьсот шестьдесят третье лето в Москве.
Дьявол сидит за столом, разбирает почту. Писем – тысячи, сплошь графоманские штампы:
дай мне славы и денег, власти, любви, подвигов и дорог и свершений…
Удалить бы их разом: грязь – из дома, порок – за порог!
Лишь один человек в этот час на Земле разделяет его тошноту – главред из «ЭКСМО».
Дьявол пьёт чай с лимоном, прикладывает лёд ко лбу.
И с похмелья чувствует себя почти смертным.
«Я поняла,
– прорывается, – двух одинаковых облаков не бывает,
небо каждый день их меняет, между землёй и небом посредником служит дождь,
в дождь всегда происходит важное что-то, оно может быть маленьким, но нужно уметь разглядеть, а фиалки свой аромат льют-источают только после дождя. Мы - туристы на этой планете. Если продлишь мою жизнь хотя б на год…»
Неформат, – думает Дьявол, – не по адресу. И зачем мне ещё одна чья-то душа?
Вас у меня уже столько, что скоро придётся листовками раздавать.
Но от вида их даже бомжи шарахнутся. А копить не могу – инфляция.
Почему вы не пишете Ангелам? – думает он. – Они же в своём Раю от безделья и скуки маются.
Бог бы всех разослал по служебным командировкам – исполнять желания.
Он давно уже в тайне мечтает: не смотреть в их унылые лица хотя бы день.
В век торговли люди вдруг позабыли, что нужно молиться. Верят лишь в гарантированный обмен. Удел Ангелов – не у дел.
А я теперь должен за всех отдуваться...
Но что я могу для вас сделать? Я – стар, у меня болит голова и кривое колено ноет. И почти не видят глаза: я под лупой читаю письма.
А на фондовой бирже Ада то четверг, то вторник чернеет.
Неликвидная ваша душа!
Вот ещё один пишет: «Если она вернётся…»
Знаешь что? Позвони-ка ей сам. И скажи, что декабрь на дворе, но небо цвета апреля.
Ты звонишь – просто так, поделиться. Вы боитесь, что жизнь кружится, и что тот, кто уходит, ни разу не обернётся.
Душу сдаёте в наём, как квартиру, в которой давно никто не живёт. Но душа-то всегда остаётся, если дверь не закрыть на засов.
Господи, как вы мне все надоели!
Ад переполнен, на моих буровых – безработица: три часа в рабочей неделе – вагонетки с углём разрывают на части...
Может, научитесь, наконец, понимать друг друга без посредников и без слов,
без гарантий на счастье?