Если закрыть глаза
и представить череду дней,
как пустых комнат,
распахнутых дверей,
выстуженных коридоров,
где эхо липнет к потолку
нитями паутины,
выжженной в спорах,
и раму окна, как перспективу
жизни, где смерти мгновение,
вбивает, раз и навсегда,
сваи принятого решения,
то необъективная тьма,
распахнувшая объятия,
становится спасением.
Если открыть глаза
и взглянуть на солнце
сквозь призму хрупкого стекла,
то боль и горечь обернутся
щепоткой специй, потоком
лимонного сока, слезами из соли,
и неожиданно станут чернее и суше,
чем угли сгоревшего дома. Дотла.
Выражаться яснее,
не прятать за вуалью слова,
быть проще, увы не умею, а жаль,
всё ищу суть вещей за пылью страниц,
мне ближе свет звёзд,
взгляда бездонность, путеводители лиц,
и как не ищи на карте, не греет сердце,
электрический, неоновый свет фонарей
всех, ещё невиданных мною столиц.
В фотообъективе вижу дно
и упираюсь в немое отражение,
меряю шагами сон,
хожу в кино, не пью вина,
глотаю безвкусное время,
в порыве отчаяния (не!)бью зеркала,
и понимаю,
что стоящие мгновения,
пожирает, увы, суета.
И сколько ни ищу у целого корней,
и сколько ни дроблю себя на части,
как ни кручу в руках
мозаику пресных дней,
как ни солю, как ни перчу,
но без любви усилия лишь прах.
В пустую все, напрасно.
И двери наглухо и окна настежь,
слова — смола,
а стих как акт самосожжения,
я продолжаю возводить мосты,
но жизнь,
в своём прекрасно-неминуемом движении,
ленивой кошкой тянется,
вздыхает, океаном пенится,
и рушит замки на песке,
не зная сожаления.
Из очевидного останется во мне,
желание, пришедшее извне,
себя познать до дна,
испить все соки и растопить
сердце, что скроено из льда,
надежда не материя, а вера — не вина,
душа, что жаждет вдохновения
и до краёв полна,
то крепче стали, то мягче льна,
она — одна,
на 21 грамм лишь, тяжелее сна.
07.12.10