Возвращались мы как-то втроём из гостей домой. Наташе тогда было четыре с половиной года, Тане – три с хвостиком. Было довольно тепло для зимних сумерек, поэтому шли пешком и не торопясь.
Надо сказать, девчонки мои (как и большинство детей их возраста) часто не могли поделить между собой какую-нибудь мелочь, которой могло быть всё: и уже взорвавшаяся хлопушка, и одинокая деталь от давно потерянной пирамидки, и «пикалка» от сломанной куклы –словом – всё, что могло представлять для изощрённой детской фантазии какой-то интерес. Что было в тот вечер объектом делёжки, точно не помню: пластмассовый ботинок, в котором уже не сидел пищащий котёнок, или пупс-негритянка, известная в наших кругах как «ляля чёрная» - неважно. Но «это» непременно было надо обеим, и именно в данное время. И несмотря на то, что мы в тот момент шли по почти безлюдной заснеженной улице, и ничто в окружающей среде не располагало к агрессии, спор по обыкновению разгорался.
Тут я и говорю (кажется, Наташе): «Зачем ты отбираешь? Ты попроси по-хорошему – разве она тебе не даст?». Сказала так, не слишком надеясь на положительный результат. И тут Наташа переводит дух и с чувством просит: «Танюшанечка, дай, пожалуйста!..». Таня без всяких возражений отдаёт предмет недавнего раздора Наташе. Едва «это» оказывается у Наташи в руках, как Таня с такими же интонациями произносит: «Наташенька, дай, пожалуйста!». Предмет снова перекочевал в руки Тане. И в то же мгновение снова слышится: «Танюшанечка…», затем: «Наташенька…». Так мы и шли, а я всё гадала, сколько будет длиться этот мирный обмен. Оказалось, всю дорогу.
И что интересно – игрушка находилась в руках каждой не более секунды – за это время ей не успеешь ни поиграть, ни даже толком полюбоваться. Но ссора прекратилась. У детей появилась новая игра – в вежливость и любезность.