А.
Мне так страшно за тебя…
(Д. Арбенина )
Он ходит по комнате взад-вперед, с завидным постоянством интересуясь одним и тем же, задавая один и тот же вопрос: «Как ты?»(самое интересное, что его это на самом деле волнует). Подходит, заглядывает в душу, заботливо похлопывая по плечу, что-то читает в моих тупо смотрящих вперед глазах. Мерно качает головой. Поднимается и продолжает свой бесконечный путь-дорогу, ритуал. И так – день за днем.
Мы уже успели обсудить все книги, музыку… даже Мулдашева зачем-то сюда приплели. И теперь почти всегда – молчим. Наверное, это хорошо, когда все сказано и можно не искать новых тем для разговоров, боясь услышать в паузах между словами вползающую в окна, проникающую сквозь щели в стенах тишину. – Она уже здесь.
Иногда он делает мне глинтвейн. И мы сидим у костра, хищными глотками лакая содержимое хрусталя. Затем он сворачивается клубочком у моих ног и засыпает. Или укладывает меня в колыбель своих ладоней и укачивает, чтобы потом, укрыв ворохом первых опавших желто-красных листочков, согревать этим догорающим костерком лета.
А утром он опять станет задавать свои бесконечные вопросы и выманивать тоску из моих глаз, каплю за каплей. И пить глинтвейн.
- Ну как тебе лето?
- …
- Скоро, скоро осень…
- …
- Вещи уже собраны?
- …
- Ты ничего не забыла?..
- …
- Ты никого не забыла?..
- …
- Оставишь номер телефона?
- Нет.
- Хорошо. Правильно. Я позвоню.
- Тс-с-с-с-с!..
Небо, пропитанное только что разбившейся луною, окрашивает травы в цвет загустевшей крови. Звезды теряются в облаках. Небо становится похожим на твердь, хрустально-синий купол. На бокалах, опутанных серебристой паутиной тумана, стираются следы пальцев и губ…
И лишь тяжелые грозди рябин…
И старый мой друг…
И по ком-то звонящий ко-ло-ко-ол-л-л-л…