В гостях у Твардовского

Владимир Родченков
   В гостях у А.Т. Твардовского.

           (поэма)

Август. Раннее утро,
Как из душа роса,
Зорька алая тухнет
И лазурь – небеса, 
Значит, дню быть погожим –
Сразу хочется жить….
Сон мне душу тревожит, -
Нужно в гости сходить.

Уж давно собирался,
Да всё как-то никак….               
И хотел и старался,
Да Господь не дал знак.
Не судьба – так не силься, -
Знать всему свой черёд.
А вот нынче приснился –
Сам, и в гости зовёт.

Вот уже собираюсь 
И волнуюсь слегка.
Не промешкать стараюсь –
Больно честь велика.
Знамо ль дело такое? -
Так не часто везёт!
Сам великий Твардовский
К себе в гости зовёт.

(*)Перешёл через поле, -
Вот деревня Сельцо.
С краю вижу подворье,
Захожу на крыльцо,               
Стукнул в двери легонько –
Открывает старик:
- «Здравствуй,- я ему,- отче…»
- «Здрастый, мил человек, -
И прищурясь глазами
Он игриво изрёк, -
Шо-то я не признаю,
Ты откеда, сынок?»
- «Верно, отче, не здешний,
Сам Грудининский я».
- «Так, видать, ты оттэда
К нам пришёл не зазря?»
- «Не зазря – это точно,
Был мой путь не далёк,
Александр Твардовский,
Где тут нынче живёт?»
- «Саня!.. знаем такого, -
Отвечает мне дед,-
Только то на Загорье –
Недалече отсед.
Щас пойдешь по дороге;
Аккурат у капца*,
Там на стёжку своротишь, -
И по ней до конца.
Чуть пройдешь и увидишь –
Хутор скоро видать.
Так к нему ты и выйдешь, -
Негде там заплутать».
- «Понял отче, спасибо!
Что не так – извиняй.
Потревожил – прости уж».
- «Што ты?!…- с Богом ступай».

Пыльной лентой дорога
От домов увела.
Будет помниться долго 
Добрый взгляд старика.
По любви видно Бога,
Люди добрые здесь.
И не просишь – помогут, -
Им неведома спесь.
Это край мой родимый –
Деревенский удел.
Рядом город Починок,
Что Твардовский воспел.
Всё здесь с детства родное,
Здесь родился и рос.
Здесь влюбился впервой я,
И был счастлив до слёз.
А охоты, какие!...
Я с двенадцати лет
Всё с ружьём избродил тут, -
Лучше отдыха нет!
Благородное дело,
Этот древний досуг, -
Для души и для тела
Благ охотничий дух!

Вот свернула дорога
Да и я вместе с ней.
Поле вижу другое, -
Значит, быть тут меже.
Да, межа под пригорком,
Вот и старый капец,
Стёжка в сторону горки, -
Всё как сказывал дед.

Поднимаюсь на горку, -
Хутор сразу видать.
Красота и раздолье….
Да, места – благодать!...

Вот всё ближе и ближе,
А в душе маета, -
Ну а вдруг как не примет,
Иль не вовремя я?
Может срочным, чем занят,
А я, на-те – пришёл….         
Как девица гадаю….
Вот уже и забор.
Вот калитка на петлях,
У тесовых ворот….
И отбросив сомненья,
Я решаю – вперёд!

Открываю калитку, -
За спиной уж забор.
Прохожу я и вижу:
Чисто прибранный двор.
Два сарая с овином*,
Чуть подальше гумно*,
Сруб колодца, старинный,
И на цепке ведро.
В пуне* свежее сено –
Аромат от него!... -
Пахнет клевером спелым
И душистой травой.
Яблонь пять. Огородик,
За ольховым плетнём.
Кузня старая,- вроде,
Тянет с горна дымком.
С кладкой сажалки* берег,
Где полощут бельё.
Баня, с чёрною печкой, -
Ну а как без неё?...
Тут хоть с белой,
Хоть с чёрной, -
А без бани – никак!...                *
Чистота и здоровье,
Или сам себе враг….

Дом большой предо мною,-
Срублен ладно – на век!
Приближаюсь к нему я, -
Открывается дверь.
На крыльцо Сам выходит,
Сердцем я узнаю….
- «Здравствуй, здравствуй Володя,
Я давно тебя жду!».
- «Здрасьте. Вас потревожил,
Знать не вовремя я?...»
Вдруг какая-то робость
Одолела меня.
Стал язык не послушен,
Словно каменный стал.
Имя отчество – тужусь, -
Еле-еле сказал.

- «Ну, чего весь напрягся?
Ты мне выкать-то, брось!
И зови меня БАТЯ!» -
Говорит мне Твардовский.
Он в глаза мои смотрит,
Лик улыбкой расцвёл,
За плечо крепко обнял
И ведёт сразу в дом.

Вот холодные сенцы*,
Справа двери на хлев*, -
Где от стужи и ветра
Скот зимою согрет.
Прямо, я догадался,
Это – двери в чулан*, -
Где соленья и банки
Как обычно стоят.
Слева, - дверь открывает,
Пропускает вперёд, -
Впереди не решаюсь:
- «Не хозяин я здесь».
- «Да, традиции знаешь, -
Но по гостю – и честь!»

Всё тут в горнице просто:
Справа русская печь,
Слева стол у окошка,
Там же есть и буфет.
На столе весь начищен
И блестит самовар:
 - «Как и наш, только меньше, -
Наш, аж на два ведра.
Он от прадеда к деду
Каждый вечер служил.
Вот такое наследство
В моём доме стоит.
Торфом топишь и шишки…, -
Долго греется он.
Ну а чай – не обычный!..
И немножко с дымком».
Отвечает Твардовский:
- «Здесь простой, на ведро.
Вот его и растопим
Как из бани придём».
- «Разве день ноне банный? -
Ведь сегодня ж среда».
- «Больно гость ты желанный,
Ублажу уж тебя.
Знаю, любишь ты баню,
Да и паришься всласть».
- «Вот что верно, то верно, -
Низко кланяюсь, бать!
И приём мне – как в сказке,
И оказана честь….
Разреши тогда, к разу,
Истопить её мне».
Удивился Твардовский:
- «Гость не должен топить,
Ну, уважу, коль просишь,
Только прежде скажи, -
Растолкуй ты подробно
Печки чёрной секрет».
- «Это дело не ново, -
С детства ведом он мне;
В печке – главное дровы
Быть сухими должны, -
Что попало, сырое,
Ты в неё не ложи.
Смоляные поленья
В ней – избави Господь!
От них дух больно едкий
Так глаза продерёт…
Да и горло – не меньше…
Так что строго смотри
Чтобы хвойных поленьев
Не бывало в печи!
И берёза – не очень, -
Дёготь ведь из неё, -
Тоже глаз пощекочет….
Вот ольха – это  то!
То, что в чёрную печку
С детства учен ложить:
Это заповедь предков,
Так и будем топить.
Но последней охапкой
Быть осина должна, -
От смолы чистит камни
И от сажи она, -
Так что дух будет лёгкий, -
Парься им от души!..»
Рассмеялся Твардовский:
- «Ну, профессор!.. топи».

Время вытопить баню
Летом – час, полтора….
Набираю в сарае
Те, что надо дрова.
Из колодца, что рядом
В вёдрах воду ношу
Ею чан наполняю
И с холодной бадью.
Да дрова, то, что надо,-
Чиркнуть спичкой всего –
И весёлое пламя
Уж в печи занялось.
Дым как облако сверху –
Потолка не видать.
Через двери выходит, -
А внизу благодать.
Между дымом и полом
Есть приличный просвет…
Всё как в детстве знакомо
С молодых ранних лет.
Помню, дед топит баню –
На полу я сижу,
И на жаркое пламя
Долго-долго гляжу.

Эта Русская баня,
Что как встарь, без трубы.
Печь, на ней сразу камни,
Чан горячей воды.
Полок*, - аж три рядочка,
Возле стенок – скамьи,
И бадья в уголочке,
Для холодной воды.
Здесь – и мойся, и парься, -
Из неё не спеши!…
И для тела отрада,
И бальзам для души!

Так сижу на полу я,
Догорают дрова.
И румянец от углей
На щеках у меня.
Тихо входит Твардовский:
- «Уж готова почти?»
- «Да. Осталось немного,
Веник взять – замочить.
В таз его здесь положим
И зальём кипятком, -
Как отмокнет – приляжет
К телу каждым листком».
- «Делай всё одним разом,
Я бельё соберу,
И с берёзовым квасом
Банку нам принесу».

Квас берёзовый славен!..
Знает каждый смоляк, -
Жажду, он утоляет
В сенокос, на полях,
Ну а в бане отведать, -
Сам Господь повелел!
Я вам должен поведать
Этот древний рецепт:

Сок с берёз собираешь, -
Только начал он течь.
И в подвал опускаешь,
Что бы дольше сберечь.
Сок хорош лишь до мухи,
А как муха пошла, -
Он становится мутным, -
Клинья тут вынимай.
Не гонись за остатком, -
Что успел – то твоё….
А чтоб сок сделать квасом, -
Ты ячменя зерно
В сковородку насыплешь
И сильнее прожарь,
А как только остынет
В марлю всё замотай,
Что бы не было сора,
Что бы чистым был квас…
Литров…, эдак на сорок –
С пол кило – в самый раз.
И весеннего хрена,
Только даст он листки,
Накопай непременно
Да и в квас положи.
Две недели – и хватит
Чтоб настоился он.
Можешь сахар добавить –
Это дело твоё….
На жаре, да и в бане –
Мировое питьё!

Уж в тазу мокнет веник.
Угли вон из печи,
Не чадили чтоб – вынес,
Да и баню прикрыл.
По традиции предков
И во все времена
Баня, перед пареньем
Настояться должна, -
Так, учил дед когда-то, -
Ровный будет в ней дух, -
А для этого хватит
Ей и двадцать минут.

Коль настоится баня,
Я в предбаннике жду.
На скамье деревянной
За столом я сижу.
Есть такой в каждой бане
И за ним в самый раз;
Отдохнуть после парни,
Выпить пиво иль квас,
Можно здесь пошутить,
Анекдот рассказать.
И жену, в самый раз,
Будет здесь приласкать.
Можно так же судить,
Ну, хотя б – о стихах….
НО! нельзя говорить
О серьёзных делах!
Баня – это наука, -
Не постигнув её – 
Лишь помоешься тут,
Ну и сменишь бельё.
А чтоб вычистить душу,
Организм  возродить, -
Нужно эту науку
Досконально постичь!

Словно вымерил время,
В срок Твардовский пришёл;
На крючки полотенца,
Банку с квасом на стол.
- «А ты знаешь, Володя,
Вот на этом столе….
Не шутя и не вроде,
Был здесь мой кабинет.
Сколь стихов и статей
Я на нём написал,
И об этом тебе
Я хотел рассказать;
Был селькором я в детстве, -
Для газеты писал.
И стихи и заметки
Я туда отсылал.
Сколько было всего там…, -
Уж не помнится мне,
Их подписывал скромно,-
Псевдонимом: «А. Т.»
Помнит много всего
Этот  старенький стол.
Ладно…. В баню идём,
Пока дух не ушёл».

Нам привычное дело-
Этот банный процесс.
Ну а кто не изведал
Банных прелестей всех, -
Как бы мне не стараться,
Сколь листов не списать, -
Всё равно не удастся
Всех щедрот передать.
Даже с чуткой душою
Прочитавший всё тут, -
Только в бане поймёт он,-
Что есть веник и дух!

Хоть большая отрада, -
Но придел есть во всём.
Мы, напарившись в бане
Возвращаемся в дом.
Говорит мне Твардовский:
- «Ты ступай-ка домой,
Я в подвал не надолго,
И приду за тобой».

Деревенская хата
Или рубленный дом.
В этом доме прохлада,
Когда зной за окном.
Коль на улице пекло,
Скажем, сорок жара, -
В нашей местности это –
Хоть ложись-помирай.
Кто здоров – не работник,
И больной – не жилец.
Будь то пахарь иль плотник, -
Каждый прячется в тень.
И уже не сознаньем,
Подсознаньем скорей, -
Ищешь всеми глазами
Ты прохладную тень.
И в тени…– те же, сорок,-
Не спасает и тень!
Будешь, слово варёный
Коротать ты весь день.
Всё не в радость, пот градом,
И не мил белый свет, -
Если хаты нет рядом.
Но, когда она есть…!
Почему не понятно, -
(От идей проку нет)
Вот заходишь ты в хату –
В пять минут – молодец!...
Ты и пахарь и ухарь, -
Но в дому не пахать….
О втором – будет лучше,
Здесь нам взять-промолчать.
Всем и так всё понятно, -
Что вопрос заострять?
Хата, это брат, хата!..
В ней…– всегда благодать!

Вот и нынешним летом, -
Август жаркий сейчас,
И дождей давно нету,
И болота горят.
Жарит солнце сурово, -
Нету мочи терпеть.
Про Москву уж не молвлю, -
Там Освенцима печь.
Отчего – не понятно,
Даже ночью жара.
Ведь вторая декада
Уже с этого дня.
Хотя, что это Богу? -
(Там другой календарь)
Нагрешил народ много, -
Заслужил – получай!

Снова в доме прохладном,
После жаркой парной
Я истому внимая
Отдыхаю душой.
Время ближе к полудню….
В сенцах скрипнула дверь,
В дом Твардовский заходит:
- «С лёгким паром!»
- «Спасибо!»
Запотевшую четверть*
Гордо ставит на стол:
- «Это лучше Столичной, -
Гонит местный ”Смирнов”.
Веселей с ней застолье
И душевней рассказ.
Эх, хватило бы только!..
На двоих в самый раз?»
Дивно слышать такое,
В горле воздух застрял.
Поперхнувшись легонько,
Робко я прошептал:
- «Я не выдюжу столько
И совсем редко пью…»
Улыбнулся Твардовский,
Хлопнул мне по плечу:
- «Не бери близко к сердцу, -
Это я так шучу.
Гостю – красное место,
Да и лучший кусок!
Помним с раннего детства,
Наш обычай таков.
Щас нажарим яешни*
С молоком и с мукой.
Жарить будем на масле?»
- «С салом лучше, поди…»
- «Сразу видно, что местный,
Раз такое в крови….
Сало, это брат – сало!..
Верно, ты говоришь!». 

Он занялся делами….
Печь дровами трещит.
- «Знать берёза стреляет?»
- «Верно..., хуже ольхи.
Жар от ней хоть и сильный,
Да с ольхой не сравнишь.
Та в печи горит тихо
Только пламя шуршит».

Печка русская – диво!
С чем её ты сравнишь?
Если вдруг простудился –
К докторам не спеши!
Ночь на печке проводишь, -
Так прожарит бока….
С того света воротит
И в сто лет старика!

Вижу, он режет сало
На кленовом кругу.
Сковородку поставил
На загнетку* к огню.
Не удобно мне стало;
Он в делах – я сижу.
Встал, к нему направляюсь:
- «Батя, дай помогу».
- «Да не стоит, сиди уж….
Знаю в чём ты мастак, -
Ты вот мастерски пишешь,
А готовишь…– никак».
Приложив к сердцу руку,
Я ему отвечал:
- «Эту бабью науку
Никогда я не знал».
- «Ну что бабье, то бабье, -
Спору, стало быть, нет.
А коль нет их – так, как же,
Кто сготовит обед?
Иль по щучью веленью
Будет стол наш накрыт?..
Огурцы да соленья
Из чулана тащи».

Приношу, что велел он –
Банку чёрных груздей.
Огурцы. Банку с хреном,-
С салом – что есть вкусней?
Чёрный груздь в маринаде,
Всех грибов – лучше он, -
Как писал прежний классик:
«Мировой закусон!»

Быстро ладится дело,
Коль оно от души.
На огняной загнетке
Сковородка шкварчит.
Шаром вздулась яешня
(Тут смотри не зевай.)
И румяная корка
От огня во весь край.
(Нам всё это не ново.)
Знать, пора вынимать.
В ресторанах такого
И с огнём не сыскать.
Да, яешня готова
И в закусках весь стол.
Первый тост: «За здоровье!» -
И пошёл разговор.

Я всё слушать стараюсь
И мотаю на ус,
Где ещё так – не знаю,
Жизни я научусь?
Он всё складно глаголет,
Всё своим чередом;
Как учился он в школе,
Как отец ставил дом,
Как уехал он в город, -
Так Смоленск он назвал,
Как родное подворье
Вскоре он потерял.
Что родных разбросало
Не по воле своей.
Как с отцом повстречался,
После ссылки в Москве.
Про людей рассказал он
Переживших войну,
Что потом поднимали
Из развалин страну.
Как Державу крепили
Не жалея себя.
Как вождя возлюбили
И сгорали любя.

Свой рассказ продолжая
Он в спокойствии вёл,
И с себя как-то плавно
Он на нас перешёл;
Много равных сравнений
Между нами назвал...
Слушал я в изумленьи, -
Как он это узнал?
Общий штрих родословной
Наших с ним матерей, -
И собою похожи,
И дворянских кровей. 
В одном возрасте стали
Сочинять мы стихи.
Даже то, что у батек
Мы вторые сыны.
Что Смоленщина наша,
Нам милее столиц….
То, что в рубленых хатах
Началась наша жизнь

А различие? – было, -
(Позже вспомнится мне)
Им любим, был Починок,
Я же славлю Смоленск!

Про крестьянскую долю
Он завёл разговор.
Как корову пас в поле.
Что сменилось с тех пор.
Уж другие сравненья
От него слышу я, -
От далёкого детства,
И до этого дня, -
Ничего не сокрыто,
Всё известно ему!
Сам же зная всё это,
Не дивлюсь ничему.
Тон уже не спокойный,
Голос начал грубеть,
Как про русское поле
Он завёл свою речь:
- «Раньше косы звенели
На лугах по росе.
И хлеба золотые
Колосились везде,
В эту пору синели
Васильки среди ржи,
И крестьянские дети
С них сплетали венки.
Ты, я знаю, охотник,
И известно тебе, -
Дичи было здесь сколько:
Куропаток, тетерь,
Столько было здесь зайцев,
Что съедали сады, -
И от них не спасали,
Никакие плетни.
Где тока голосили –
Встретишь лишь вороньё.
Где хлеба колосились –
Там бурьян да быльё.
До такого предела
Не дошли и в войну;
Сёла все опустели,
Кто же кормит страну?!
Ты-то помнишь, Володя,
Ну а кто не застал, -
Наш земляк Исаковский
Точно всё описал:
По субботам гуляли,
Молодёжь до утра
Так, что им подпевали
На столбах провода! 
Когда девицы пели,
Замолкал соловей.
Куда ж делось всё это?..
Что так пусто в селе?»
- «Кто-то уж за границей
Год не первый живёт.
В города и в столицу
Разбежался народ».
- «Да какие столицы?!..
Ведь крестьянский удел,
На родимой землице
За Державу радеть!
Ноги кормят лишь волка….
Развалили страну,
От реформ нету толка, -
Что за власть – не пойму!
Кто ж позволил такое? -
Разорили село…
Поле, русское поле!.. -
Всё быльём поросло. 
Русь такого не знала
И от лютых врагов.
Ведь и раньше хватало
И жулья, и воров.
В лагерях и в бараках
Место было для них,
Ну а нынче – во власти….
Пир во время чумы».

Речь закончил Твардовский,
Как на смертной черте
Видно,- больше нет мочи,
Взгляд завис в пустоте.
Нелегко, знаю видеть
Этот дикий развал
Тем, кто славил Россию,
За неё воевал.
- «Что ты, батя, так горько
Прок, какой тут радеть,
Сердце гробить – и только….
Сделать что можно здесь?»
- «Ты спросил, что так горько, -
Горько мне, сын, за вас,
За родную сторонку,
За Россию, за класс
Что крестьянством зовется, -
Ведь на нём вся страна -
Так от предков ведётся….
Ни страда, ни война, -
В те лихие столетья
Не сломали его….
Где крестьянские дети?! -
Нет в селе никого!
Больно зреть мне такое,
Но страшнее всего,
Что культурные корни
Рвёт с земли «вороньё».
Срочно вспомнить всем надо, -
Без традиций – народ, -
Как заблудшее стадо,
Или попросту – скот!
Где традиции предков,
Кто их ныне хранит?
Кто Святые Заветы
Передаст молодым?!
Это доля поэтов, -
Это – учесть, твоя!
Ты, исполнишь всё это, -
Говорю тебе я!
И при встрече сегодня
Я тебе не солгал, -
Ждал тебя я, Володя,
Словно сына я ждал!»
- «Не ошибся ль ты, батя,
Больно честь велика.
Ведь поэтов не мало
У России пока».
- «Пишут…, знаю немногих,
Про любовь и цветки, -
Что бездарно, что пошло, -
По писцу и стишки!
Ну а песни сегодня, -
В них полуночный бред!
Нет Есениных ноне,
Исаковского нет.
Витька* весь исписался,
Да и духом упал.
Видно зря я старался,
Или мало ругал».
О ком речь я не понял
И спросил у него:
- «Ты о ком сейчас молвил,
Что за Витька такой?»
- «Да его то ты знаешь, 
Тоже здешний поэт.
Помнит он, что когда-то,
Вывел я его в свет».   
- «Да, не пишет, я знаю,
Здесь обычный финал,
Ведь седьмой же десяток
Он давно разменял».
- «Вот придёт он ко мне, уж,
Проучу стервеца!
Коли взялся за гуж –
Так тащи до конца!»
- «Ох, и строг же ты, батя,
Как с плеча рубанул!»
- «Чтоб другим не повадно,
И тебе самому.
Нас, поэтов народных –
Хоть по пальцам считать!
А Смоленских и вовсе…, -
Да тебе ли не знать?!..
Наша доля такая, -
Зажигать и светить!
Что сердца пробуждает,
Как не пламенный стих?!
Гимны, пишут не в прозе, -
Их – все стоя поют!
В них величию Рода
Люди Честь отдают!»

Он дошёл уж до брани, -
Не идёт только пар….
- «Помню ты после бани
Обещал самовар».
- «Это дело святое!..»
Тут он как-то остыл.
К самовару подходит,
Наливает воды,
На загнетку поставил
И берёт кочергу,
В полах жар загребает
На железный савок,
В самовар засыпает.
- «Скоро будет чаёк!»

В интересной беседе
Быстро время летит.
День прошёл незаметно –
Солнце к ночи спешит.
Значит в путь мне обратный,
До родного двора:
- «Засиделись мы, батя,
Мне домой уж пора.
Мы с тобой уж о многом
Рассудили с утра».
Он на ходики* смотрит:
- «Ну, пора – так пора.
Не взыщи, коль ещё раз
Я тебя приглашу….
По чуть-чуть на дорожку….
Ну идём, провожу».
- «Повидаться ещё раз
Буду очень я рад!..»
На крыльцо мы выходим, -
Он мне смотрит в глаза,
Руку крепко сжимает,
Взгляд печально дрожит,
По-мужски обнимет:
- «В добрый путь!» - говорит.
В дом обратно заходит,
Громко хлопает дверь….

Тут проснулся и понял, -
Это было во сне.

Я лежу, словно скован,
Весь в горячем поту.
А в ушах его голос,
Вкус яешни во рту.
Эко чудо какое, -
Как ребёнок я рад!
Помню каждое слово,
Каждый жест, каждый взгляд.
Как напутствовал словом,
Как меня проводил,
И рука, что сжимал он,
Чуть заметно болит.
Так чего ж это было? -
Что угодно…- не сон.
Ведь такое присниться
Просто так не могло.

Видно сам наш Спаситель
Благодать даровал.
В день рожденья, что видел,
Всё я здесь рассказал.

Жизнь его – словно книга,
Словно свитки святых;
Где – как проза – трагична,
Где – классический стих.
За недолгие годы –
Столь всего на роду, -
Было сладко и горько,
Был в раю и в аду.
Славой был он увенчан
И народом любим!
И заложником чести
Путь земной завершил. 

   Владимир РОДЧЕНКОВ.
         11/08 - 14/09 - 2010 г.

Фото моё. Хутор Загорье. Родовой дом Поэта Александра Твардовского. 
Полная фотосессия музея "Хутор Загорье" есть у меня на сайте "Изба-Читальня" и "В кругу Друзей")

(*) - В этом абзаце поэмы, где описан разговор со стариком, вы видите именно тот диалект (в речи старика), на котором говорило наше местное население в прошлые годы, и Александр Трифонович, и я в наши детские годы разговаривали (в обычном общении) точно так же, как и наши отцы и деды. Что бы понять и прочувствовать эту речь более точно, не ставьте над теми буквами «Е» точки, где их нет,- это ни «Ё» а «Е», именно так здесь ранее и разговаривали.

Более подробно я должен пояснить местные названия предметов и объектов. Именно так и по сей день, их здесь называют, именно так их называл великий Поэт в детстве и юности, да и во многих своих произведениях тоже.

* Овин – сарай, где сушили зерно.

* Гумно – сарай, где молотили (цепами) зерно.

* Капец – межевой знак, указывающий границы разных хозяйств (колхозов).

* Пуня - (ударение на первом слоге) – сарай для хранения сена.

* Хлев – сарай для содержания домашнего скота.

* Сажалка – небольшой прудик (такой был почти у каждого дома) где полоскали бельё, брали воду для полива огорода и купались.

* Сенцы – на местном наречии то же что и сени.

* Чулан – тёмная холодная кладовка.

* Полок – высокий настил в бане возле каменки, на котором парятся. Делается в 2 или 3 ряда в виде ступенек на возвышение. Чем выше ступень – тем жарче. 

* Четверть – большая бутылка, объёмом в три литра (потому как, четвёртая часть от ведра, в котором завсегда было 12 литров).

* Яешня –  на местном наречии то же что и яичница. Взбивается на молоке, с добавлением муки и жарится на свином сале. Если вам случиться придти в гости к кому-нибудь из местных,- вас непременно попотчуют этим блюдом, вот только оттого, что её и ныне назовут яешней – уверяю, менее вкусной она не станет.

* Загнетка – в русской печке плита перед полами.

* Витька – поэт Виктор Петрович Смирнов. Литературный крестник Твардовского, по его личной рекомендации был зачислен в Литературный институт им. Горького, ныне Председатель правления Смоленской областной организации Союза писателей России.

* Ходики – настенные часы (иногда с кукушкой) с открытым маятником.