Из книги «В зелёной ночи: поэмы 1948 – 1960». 1962
ПРЕЛЮДИЯ
Я, днями просиживающий со скрещенными ногами, наблюдаю
за цветными фигами облаков, что клубятся
над грубыми очертаниями моего лежащего ничком острова.
Меж тем пароходы, что разделяют горизонты, убеждают:
мы затеряны;
только в туристических проспектах
можно обнаружить нас, в алчущих стёклах биноклей;
или в отражениях голубых глаз,
которые познали иные города, в которых читается:
как мы счастливы здесь!
Время тащится за пациентами, застрявшими здесь надолго,
подобно мне, который сделал однажды выбор,
сделал открытие, что отрочество моё завершилось.
И жизнь моя, разумеется, слишком юная
для глубоких сигаретных затяжек, для дверных ручек,
В недрах часов, не станет публичной, пока я не научусь страдать
в отточенных ямбах.
ГИБЕЛЬ ГОРОДА В ОГНЕ
…А после того, когда проповедник страстный,
всех уравнял, возвысив до благословенных небесных куполов,
я, смакуя, записал рассказ подробный, сальный, о погибшем от пожара граде.
Под оком пламенным свечи, дымящейся в слезах,
я возжелал поведать – больше чем этот мягкотелый воск – о внезапной вере,
охватившей как пожар.
Весь день под говорок каменьев я блуждал по узким закоулкам града,
о стены спотыкаясь всякий раз, как будто это были стены лжи.
Громогласны были небеса – так птицы в щебетании купались,
и, несмотря на клубы дыма, в нагромождении белом-белом проплывали облака,
разграбленные кем-то впопыхах.
В то время, когда курилась гладь морская, откуда шагал Спаситель Иисус,
я вопрошал: – Зачем же слёзы восковые лить, о человече,
коль уже сгорело рук твоих творение из древа?
В городе, где листья стали пеплом, но клочья веры покрывали холмы,
пред отроком, шагавшим день-деньской,
каждый листик свежей зеленью дышал, любовью возрожденный…
Я думал: гвоздям подобна смерть,
благословенна смерть и крещение огнём…