Душа, в объятиях у Бога,
сидят на холмике стрижи.
Темнеет. Вбита кособоко,
табличка на ветру дрожит.
С надеждой детской и упрямой,
присев на каменном краю,
я шепотом спрошу у мамы:
– Ну, как, родная, там, в раю?
Молчишь. Я знаю, этой ночью
ты вновь придёшь ко мне тайком,
и ключ в отверстии замочном
сверкнёт железным ободком.
И будем пить мы чай с малиной
и вилкой блинчики крутить,
делить на дольки мандарины
и долго, долго говорить.
И снова стану я ребёнком,
взойдут в духовке пирожки,
и ты зубастою гребёнкой
расчешешь волосы мои.
И отойдёшь, и взглядом броским
оценишь с головы до ног,
и, снова взявшись за расчёску,
прикусишь красный ноготок.
В ночном оконном отраженье
сквозь сон я различу едва
кулон и родинку на шее
и в жёлтых точечках глаза.
А утром солнышко проснётся,
от ветра ставни заскрипят.
И мамин запах пронесётся…
А мне уже…
за шестьдесят.