Пока с Горацием тужился я,
выторговывая раба-доморостка,
фракийскую кобылицу в стойле
пялил мой конь деревянный —
а всё прикидывался мальцом,
жеребёнком несмышлёным!
Хорош он, хорош, грамотей,
выжулил восемь тысяч сестерций,
знает толк и в торговом ремесле,
и в стихосложении италийском!
И я не простак, спёр втихоря
свиток припевок в придачу,
всех возлюбленных список его
перечёл — вот и вся моя утеха,
палец в рот обмакнув, на стекле
ледяном выводить имена:
Лидия, рабыня Фрина,
и Ликиск надменный…