Слышите, вой чьи-то уши нещадно колышет,
Слышите, стрелы летят над его головой,
Слышите, дышит, уверенно - пламенно дышит
Змей, заступивший на службу в небесный конвой.
Он за плечом, и на тризну, возможно, на плаху
Я не возьму свою память, а просто возьму
Эту молитву, что впору исусу - аллаху,
Впору и тем, кто вчера возродил колыму.
Впору ли мне доверять или верить обедне,
После неё как всегда без приправ просто суп,
Я как всегда средь идущих по жизни последний,
Просто неверую, также божественно глуп.
Что мне сказать? - О, великие боги - миссии,
Мне ли хотели вы смерти и смерти себе?
Помнится вы её как-то особо просили,
Просит о жизни сегодня последний плебей.
Жизни прошу, мой господь, возроди же, дай силы,
Жизни прошу, приглашаю на день похорон,
Будете в черном и белом отменно красивы
И закосите под стаю горластых ворон.
А закосив, пожалейте меня и простите,
Я не чета вам, а значит не понят и глуп,
Не был я в вашей отменно - отобранной свите,
Я ведь сегодня ещё холодеющий труп.
Белая песня сыграется где-то на небе,
Вы же её подхватите, пускай вороньё
Тоже потешится, пусть же израильский ребе
Песню свою, непонятную прежде, поёт
Я подпою, подпою, а потом подыграю
Пусть однострунна изрядно гитара моя,
Может быть после струна возродится вторая
И расшевелится стая того воронья.
Музыка, Штраус, как это прекрасно и дивно,
Скрипка прекрасна - атласна на разный манер,
Так величаво и пафосна, даже противно,
Не соответствует ей мой простой интерьер.
Помните, люди, совсем не одни вы на свете,
Я не умру до конца, есть далекий тонель,
Там повстречаю, приму вас из нынешней клети
И нарисую, на то есть моя акварель.
Я нарисую, и как нарисую, так будет,
Счастья вам, люди, не нужно кричать, вороньё
Пусть настоящее сердце горячее студит,
Сердце холодное лучше о смерти поёт.
Я допою свою песню немножечко позже
Там, где калитка, за нею мой камень лежит,
Крепко держу, как живой, семиструнные возжи,
Змей запряженный и плачет при них, и дрожит.
Сшонэ 171210