http://www.vilavi.ru/pod/131007/131007.shtml
Сентябрь
Стихотворение «Сентябрь», датированное январем 1960 года, Белла Ахмадулина посвятила Юрию Нагибину:
I.
Что за погода нынче на дворе?
А впрочем, нет мне до погоды дела —
и в январе живу, как в сентябре,
настойчиво и оголтело.
Сентябрь, не отводи твоё крыло,
твоё крыло оранжевого цвета.
Отсрочь твоё последнее число
и подари мне промедленье это.
Повремени и не клонись ко сну.
Охваченный желанием даренья,
как и тогда, транжирь свою казну,
побалуй все растущие деревья.
Что делалось! Как напряглась трава,
чтоб зеленеть с такою полнотою,
и дерево, как медная труба,
сияло и играло над землею.
На палисадники, набитые битком,
всё тратилась и тратилась природа,
и георгин показывал бутон,
и замирал, и ожидал прироста.
Испуганных художников толпа
на цвет земли смотрела воровато,
толпилась, вытирала пот со лба,
кричала, что она не виновата:
она не затевала кутерьму,
и эти краски красные пролиты
не ей — и в доказательство тому
казала свои бедные палитры.
Нет, вы не виноваты. Всё равно
обречены менять окраску ветви.
Но всё это, что жёлто и красно,
что зелено, — пусть здравствует вовеки.
Как пачкались, как били по глазам,
как нарушались прежние расцветки.
И в этом упоении базар
всё понижал на яблоки расценки.
II.
И мы увиделись. Ты вышел из дверей.
Всё кончилось. Всё начиналось снова.
До этого не начислялось дней,
как накануне рождества Христова.
И мы увиделись. И в двери мы вошли.
И дома не было за этими дверями.
Мы встретились, как старые вожди,
с закинутыми головами —
от гордости, от знанья, что к чему,
от недоверия и напряженья.
По твоему челу, по моему челу
мелькнуло это тёмное движенье.
III.
Прозрели мои руки. А глаза —
как руки, стали действенны и жадны.
Обильные возникли голоса
в моей гортани, высохшей от жажды
по новым звукам. Эту суть свою
впервые я осознаю на воле.
Вот так стоишь ты. Так и я стою —
звучащая, открытая для боли.
Сентябрь добавил нашим волосам
оранжевый оттенок увяданья.
Он жить учил нас, как живёт он сам, —
напрягшись для последнего свиданья…
IV.
Темнеет наше отдаленье,
нарушенное, позади.
Как щедро это одаренье
меня тобой! Но погоди —
любимых так не привечают.
О нежности перерасход!
Он все пределы превышает.
К чему он дальше приведет?
Так жемчугами осыпают,
и не спасает нас навес,
так — музыкою осеняют,
так — дождик падает с небес.
Так ты протягиваешь руки
навстречу моему лицу,
и в этом — запахи и звуки,
как будто вечером в лесу.
Так — головой в траву ложатся,
так — держат руки на груди
и в небо смотрят. Так — лишаются
любимого. Но погоди —
сентябрь ответит за растрату
и волею календаря
еще изведает расплату
за то, что крал у октября.
И мы причастны к этой краже.
Сентябрь, все кончено? Листы
уж падают? Но мы-то — краше,
но мы надежнее, чем ты.
Да, мы немалый шанс имеем
не проиграть. И говорю:
— Любимый, будь высокомерен
и холоден к календарю.
Наш праздник им не обозначен.
Вне расписания его
мы вместе празднуем и плачем
на гребне пира своего.
Все им предписанные будни
как воскресения летят,
и музыка играет в бубны,
и карты бубнами лежат.
Зато как Новый год был жалок.
Разлука, будни и беда
плясали там. Был воздух жарок,
а лед был груб. Но и тогда
там елки не было. Там было
иное дерево. Оно —
сияло и звалось рябина,
как в сентябре и быть должно.
V.
Сентябрь-чудак и выживать мастак.
Быть может, он не разминётся с нами,
пока не будет так, не будет так,
что мы его покинем сами.
И станет он покинутый тобой,
и осень обнажит свои прорехи,
и мальчики и девочки гурьбой
появятся, чтоб собирать орехи.
Вот щёлкают и потрошат кусты,
репейники приклеивают к платью
и говорят: — А что же плачешь ты? —
Что плачу я? Что плачу?
Наладится такая тишина,
как под водой, как под морской водою.
И надо жить. У жизни есть одна
привычка — жить, что б ни было с тобою.
Изображать счастливую чету,
и отдышаться в этой жизни мирной,
и преступить заветную черту —
блаженной тупости. Но ты, мой милый,
ты на себя не принимай труда
печалиться. Среди зимы и лета,
в другие месяцы — нам никогда
не испытать оранжевого цвета.
Отпразднуем последнюю беду.
Рябиновые доломаем ветки.
Клянусь тебе двенадцать раз в году:
я в сентябре. И буду там вовеки.
************
Русский писатель Юрий Маркович Нагибин (03.04.192–17.06.1994) был женат шесть раз. Белла Ахмадулина стала его пятой женой. Прожив вместе восемь лет, 1 ноября 1968 года они развелись.
Вспоминает поэтесса Римма Казакова:
… Ахмадулина всегда была такая, в вуалетках, с мушкой на щеке, экстравагантная. На вечера она приезжала на автомобиле… Она тогда была женой Юрия Нагибина, и он возил её на своём автомобиле. На ней была куртка из телёнка, на ногах у неё были модные туфли на микропорке. В общем, она была красавица, богиня, ангел. Я очень любила её стихи. Признавала её превосходство надо мной и её первенство. И думала, что мне во всем до неё далеко…
****************
Последние 26 лет жизни Нагибин прожил в браке с Аллой Григорьевной Нагибиной.
Из интервью вдовы писателя:
— Юра много раз влюблялся и женился. Он же плейбой нашего времени!
— На фото он похож на Алена Делона.
— Мне об этом говорили.
— Он действительно был барин, аристократ?
— Да. Это в нём от матери. Сказалась дворянская кровь.
— Вас мучила ревность?
— Я не вправе судить отношения Юры с другими женщинами, особенно с Беллой. Я вышла замуж за человека с прошлым. И приняла его вместе с миром его страстей. Каждая женщина — это часть его жизни. Он любил — его любили. Что было, то было…
*****************************
Юрий Нагибин, из дневника (1960 год):
… Я так гордился, так восхищался ею, когда в битком набитом номере она читала свои стихи нежно-напряжённым, ломким голосом и любимое лицо её горело, — я не отважился сесть, так и простоял у стены, чуть не падая от странной слабости в ногах, и мне счастливо было, что я ничто для всех собравшихся, что я — для неё одной…
*******************************
Вспоминает Алла Нагибина:
… Белла — совершенно гениальный человек, прекрасная поэтесса. Отношения Юры и Беллы касались только их двоих. В дневнике Юра написал об их любви замечательные строки. В Америке в «Русском слове» я напечатала этот кусок из его дневника. Это, может быть, одна из лучших страниц прозы о любви в русской литературе. Бесконечно и с восторгом перечитываю эти строки о великом счастье любить. Двое красивых, талантливых, гордых встретились и полюбили — это же чудо. Я всегда уважала искренние чувства двоих…
*******************************
«О грешной славе рассуждайте сами…»
И снова — Алла Нагибина:
… Удивительно, при всей бурной молодости Юра сохранил чистоту. Мы встретились с ним зрелыми людьми. Меня потрясло, насколько он оставался целомудренным. Хотя за ним всегда следовал шлейф романов, но он оставался скромен и неразвращён… Его поступки были непредсказуемы. Порывы переполняли его. Он не был блестящим кавалером. Он человек искреннего порыва. Настоящий мужчина: и любовник, и работяга, и охотник.
… Он был невероятно дисциплинирован. Работал у себя в кабинете, на втором этаже. Вставал в 7, делал зарядку, в 8 спускался вниз, и на столе должен был стоять завтрак: геркулесовая каша на воде, три абрикосины, два расколотых грецких ореха и чашка кофе. Если это было готово в четверть девятого, он рвал и метал. Если обед запаздывал, и того хуже…
Примем на веру слова женщины, сумевшей долгие годы оставаться женой «плейбоя нашего времени». У Беллы Ахмадулиной, видимо, был более печальный опыт. Уже в 1967-м году она напишет:
Так дурно жить, как я вчера жила, —
в пустом пиру, где все мертвы друг к другу
и пошлости нетрезвая жара
свистит в мозгу по замкнутому кругу.
Чудовищем ручным в чужих домах
нести две влажных черноты в глазницах
и пребывать не сведеньем в умах,
а вожделенной притчей во языцех.
А ещё через год — окончательный разрыв и прощание:
Прощай! Но сколько книг, дерев
нам вверили свою сохранность,
чтоб нашего прощанья гнев
поверг их в смерть и бездыханность.
Прощай! Мы, стало быть, — из них,
кто губит души книг и леса.
Претерпим гибель нас двоих
без жалости и интереса.
Не так давно в одном из интервью Белла Ахатовна призналась:
… Душевная щедрость, которая распространяется на все живые существа, обязательно входит в устройство совершенной человеческой личности. Себя я не отношу к таковым, но в этом вопросе я полностью солидарна с Анастасией Ивановной Цветаевой, которая говорила: слово «собака» пишу большими буквами. Взаимоотношение с живыми существами обязательно для человека, хотя оно причиняет много страданий: всю жизнь с детства меня преследует боль за бездомных животных, и вечно я кого-то подбираю и приношу домой, а теперь вот ещё и дочерям отдаю…
Я обратила внимание на это, поскольку были и другие воспоминания о таком необычном единстве противоположностей. В газете «Аргументы и факты», № 29 от 17 июля 2001 года, читаем:
… Многие сочли Беллу Ахмадулину сумасшедшей, когда она 30 лет назад проводила в последний путь свою любимую собачку по всем правилам людских похорон. Её тогдашний муж Юрий Нагибин собственноручно смастерил по заказу поэтессы гробик для собаки и закопал его на своём дачном участке в присутствии многочисленных именитых гостей, среди которых был и Аркадий Арканов, сделав настоящую могилу с цветами, холмиком и памятником. Соседи назвали поступок Ахмадулиной «антисоветским» и даже строчили кляузы на «буржуазную семейку» в Союз писателей…
Да вот и Алла Нагибина вспоминает («Московский Комсомолец» от 17.06.2004 года):
… Его кончину ускорила смерть собаки, эрдельтерьера Проши. У Юры было много собак, и все эрдели. Я думаю, что хозяин выбирает собаку такую, какой он сам. Ему нравилось, что эрдели до старости активны, молодые, сумасшедшие. В феврале умер эрдель Проша. Я ночью вывезла его из дома, а утром сказала: «Проши нет». Юра заплакал… Он связывал своё самочувствие с жизнью этой собаки. Я предложила: «Давай возьмём другую собаку». — «У меня другой собаки не будет», — отрезал Юра.
Я всё-таки поехала куда-то к чёрту на рога, взяла щеночка, привезла домой. Юра лежал. Я бросила эрделя ему в кровать. Он мне в ответ резко закричал: «Это предательство Проши!» Я закрыла дверь, ушла. Потом прихожу — он держит щенка в руках, как хрустальную вазу, бережно и нежно.
Он умер 17 июня. А легко или тяжело, никто не знает. Я зашла к нему в 9 утра взять щенка. Юра пожаловался: «Он мне всю ночь спать не давал». — «Ну ты поспи», — сказала я ему. Кто-то позвонил, я спустилась вниз, поговорила по телефону… потом услышала вскрик, поднялась к нему — Юра не дышал… Не думаю, что он не почувствовал этой предсмертной боли. Лёгких смертей не бывает…