ЛИРИКА
Багульник, подснежники, ландыши, пионы, а потом азалия, лишённая аромата…
Именно в такой последовательности, следуя сезону, мы, хасанские ребята, собирали цветы в приграничных сопках всякий раз после неудачливой беготни за отощавшими после голодной зимы фазанами, пуляя из рогатки по птицам, улетавшим в сторону Китая…
ДОЛГ
Я испытываю нечто вроде чувства писательского долга перед воспоминаниями человека, который c полным доверием поделился со мной своей трагической биографией. Когда Галина Асадчева, библиограф центральной артёмовской библиотеки им. Крупской, узнала, что я занимаюсь харбинской темой, она воскликнула, что знает одного человека из Харбина. Более того, оказалось, что этот человек живёт здесь, рядом, с нами, в Артёме. Мы договорились о встрече в библиотеке. Это было в феврале 2008 года.
АЗАЛИЯ МИХАЙЛОВНА
…Напротив меня сидит маленькая семидесятилетняя женщина с ясным взором синих глаз. Неторопливая правильная речь выдаёт в ней человека интеллигентного. Азалия Михайловна Сверкунова аккуратно развернула передо мной на двух сдвинутых столах огромную карту Харбина издания 1925 года. Февральский мороз и волнение освежили её лицо молодецким румянцем, так похожим на эти бледно-розовые лепестки азалии.
Ясный ум, тревожная память, внимательный взгляд. Она водит указательным пальцем по карте, ища район Мадягоу, где она проживала в семье Шептуха до тридцатого года, показывает фотографии одноэтажного каменного дома, дворика, палисадника. Некоторые фотографии были сделаны со старой плёнки 1927 года уже в 2001 году. Во время сталинских репрессий её тётя, Анастасия Ивановна Шептуха, жена Григория Николаевича, маминого брата, собрала все харбинские фотографии, упаковала их и зарыла в землю, в погребе. Это было в Чите, где-то по улице Столярова, прямо за их бараком, в котором проживали…
ГОРОД ХАРБИН: НАЧАЛО
Этот город, единственный за пределами российской империи, просуществовал как русский город ровно полвека. Его называют русской Атлантидой. Он погребён не водами мирового океана, а естественными законами человеческого забвения. Память — не материальная вещь, чтобы её теперь высоко ценили. Город оставил огромное культурное наследие. Это архитектура, музыка, литература, полиграфия, кинематограф, театр, образование, спорт. Всё это имеет отношение к понятию «русский».
По совокупности достижений этот город всё ещё возвышается в культурном развитии над молодыми дальневосточными городами, возникшими в советское время, сопоставимыми с ним сейчас и по возрасту, и по населению. Особенно эта разница стала внушительна за последние двадцать лет после распада уже советской империи.
Русский Харбин, выросший посреди безлюдных степей Манчжурии, преподносит нам уроки внезапного погружения русской цивилизации во тьму забвения и растворения в других культурах. Всё это произошло на глазах одного-двух-трёх поколений. На рубеже 19-20 столетия дальневосточная геополитика брала верх в соперничестве великих держав, в особенности с Британской империей.
Николай Байков, харбинский писатель и натуралист, писал о том, как выглядела та местность за год до введения КВЖД в эксплуатацию, то есть в 1902 году: «В те отдаленные времена Харбин представлял собой еще незастроенный, пустынный участок степи, покрытый травой и кочковатыми болотами... Производилась только планировка кварталов и улиц... Окрестности Харбина, как и вся почти долина р. Сунгари вниз по течению представляла собой пустыню, безлюдную и унылую. Кое-где стояли убогие одинокие фанзы среди клочков возделанного поля...»
Уже через год Харбин преобразилось до неузнаваемости. КВЖД, это полторы тысячи вёрст, была завершена за пять лет к 1903 году. Порт-Артур и Дальний были соединены с Россией и Европой. Железная дорога сыграла такую же роль в истории современной цивилизации, как Суэцкий и Панамские каналы.
Накануне русско-японской войны 1904-1905 гг. весь состав вооруженной охраны, работавшей на магистрали Ташкент—Новосибирск, где трудился Николай Григорьевич Шептуха, уроженца Тобольской губернии, переводят работать на КВЖД. Его жена, Мария Иулиановна, была родом из Харькова, 1880 года рождения. На ней держалось всё хозяйство и воспитание семерых детей, двух девочек и пятерых мальчиков.
Азалия Михайловна рассказывает, что мама её, Наталья Николаевна Шептуха, родилась в 1901 году. Она взрослела вместе с городом. В 1902 — 1922 годах управляющим КВЖД был Дмитрий Леонидович Хорват (1859 — 1937), генерал-лейтенант с 1911 года. Время его «правления» на КВЖД современники именовали «Счастливой Хорватией».
Харбин не утратил связи с Россией после ухода интервентов из Владивостока. У многих служащих КВЖД, потерявших российское подданство, были на руках советские паспорта; некоторые имели двойное гражданство, китайское и советское, поскольку КВЖД перешло под юрисдикцию советского правительства.
Город — ровесник века, дети Николая Шептуха — ровесники города. Ранее разрозненные и отдалённые районы города — Пристань, Старый Город, Мадягоу, Новый город, Госпитальный городок — стремительно срастались в Великий Харбин с полумиллионным населением — именно таким он был начертан на планах первыми русскими градостроителями — А.К. Лектеевым, В.К. Вельсом, И.И. Обломиевским.
Имена этих архитекторов известны, их зодческие дела ещё можно видеть в китайском Харбине. Город православных соборов, выполненных по русским и византийским образцам. Город европейских зданий и отелей в стиле модерн — «Модерн», «Ориент», «Палас», «Версаль», «Селект», «Эрмитаж». Город гимназий, институтов, парков, музеев, библиотек, театров, стадионов, кинотеатров, варьете, ресторанов…
Среди безлюдья и маньчжурской пустоши за четверть века возник оазис русской и европейской культуры. Там, где заканчивается империя, начинается варварство. Это имперское сознание, разделение мира на варварство и цивилизацию, было характерно и для древних китайцев, и для древних римлян, и для современных наций. Однако русские пришли не как колонизаторы, а как арендаторы части прилегающих к КВЖД китайских земель.
История никогда не бывает прошлой. Империя начинается с покорения варваров. Это место имперских амбиций и столкновения цивилизаций. Поэтому, когда строительство КВЖД было закончено, это около полутора тысяч вёрст, соединивших Порт-Артур и порт Дальний с Россией и Европой, через год разразилась Русско-японская война. Молодая буржуазная Япония стремилась успеть к империалистическому переделу Китая между Британией и Францией, и Россия стояла на пути её интересов.
БЕЖЕНЦЫ ИЗ РОССИИ
Город наполняется беженцами из советской России. Это уже не та Россия. Россия, о которой говорят и говорят, где-то далеко-далеко, почти нереальна, за перевалами, горными хребтами, на Западе, оттуда через Забайкальск, приходят поезда с измождёнными пассажирами. Ещё есть заманчивый кусочек русской цивилизации на юго-востоке, бурлящий и беспокойный приморский Владивосток. Туда тянется южно-уссурийская ветвь Китайской Восточной Железной Дороги.
Прибывшие из этих частей страны выходят из вагонов с винтовками, в изношенных офицерских шинелях, ещё знавших, возможно, окопы германского фронта; другие — с чемоданами и домочадцами. На их суровых лицах отпечатались безвозвратные утраты святой Руси, любимых и родных. Вера и родина — главные слова в сердце русского харбинца, для которых город с нерусским названием становится Сердцеградом — по выражению поэта Олега Брасова.
Я написал по инерции «город с нерусским названием», а в действительности мы даже не знаем этимологии этого слова. Где-то слышал, что этот город назван в честь русского доктора… Любопытно, что уже в двухтомном энциклопедическом словаре 1964 года о городе Харбине даётся весьма скудная информация: «Административный центр провинции Хэйлунцзян в Китае. 1,5 млн. жителей (1957). Порт на реке Сунгари, ж.-д. узел…» Ни даты зарождения, ни упоминания имён русских основателей. Арсений Несмелов как воду глядел, когда писал вот эти строки:
Милый город, горд и строен,
Будет день такой,
Что не вспомнят, что построен
Русской ты рукой.
Пусть удел подобный горек,
Не опустим глаз:
Вспомяни, старик историк,
Вспомяни о нас…
Ты забытое отыщешь,
Впишешь в скорбный лист,
Да на русское кладбище
Забежит турист.
Он возьмёт с собой словарик
Надписи читать…
Так погаснет наш фонарик,
Утомясь мерцать!
СОВЕТСКАЯ РОССИЯ: ВЛАДИВОСТОК
В 1923 году Наталья приехала во Владивосток поступать в ДГУ на факультет растениеводства. Он располагался в одном из зданий на улице Петра Великого, где стоит восстановленная Арка Цесаревича. Кажется, в те годы Арка была уже взорвана. На занятия студенты ходили, перепрыгивая через обломки. Их долго не убирали. Там же был кинематограф «Арс».
На студенческой скамье Наталья познакомилась с молодым человеком, Михаилом Сверкуновым. Он был на два года младше Наталии Николаевны, родом из Читинской области, из станицы Шелопугино. Там, в доме напротив церкви жила казачья семья Сверкуновых. Этот дом, пятистенок, стоит до сих пор. Михаил Павлович был есаулом. Наталья и Михаил на каникулы приезжали в Харбин к родителям, где воспитывалась их дочь Аза, Азалия до октября 1930 года.
Это имя выбирали для неё всей студенческой группой вместе с отцом, когда молодая мама ещё была в роддоме. Открыли словарь по растениеводству, и кто-то ткнул пальцем наугад в это слово. Если есть имя «Роза», то почему бы ни быть имени «Азалия»? Чей был палец, неизвестно.
Как будто случайно рождается человек на этот свет, как будто случайно даётся человеку имя. Однако жизнь проживается не случайно и не фатально. Человек спорит всю жизнь с фатумом и случаем, а в награду приобретает осмысленную судьбу. Смысл жизни. Всю свою жизнь, с детских лет, Азалия Михайловна искала своих родителей, репрессированных в 1937 году, своих родственников. Таков смысл её судьбы… Сиротство… Вы понимаете, что постепенно моё повествование разветвляется на несколько сюжетных линий.
ПИСЬМО ИЗ САН-ФРАНЦИСКО
Она разворачивает письмо из иностранного конверта: «…Забыла написать, на какой улице был наш дом в Старом Харбине, где росла Аза. Гренадёрская улица пересекала Военную. На одной стороне жила Шура Людикормина (позже Азовцева), и перейдя Военную, на той же стороне Гренадёрской, 12, был наш дом с его большим садом. По-китайски название нашей стороны — Бу-бин-дзи. Военная улица была главной, она шла от Ханшинского завода до Хорватского проспекта, там опять меняла название до Собора в новом городе. Она была мощёная, и по ней ходили арбы, драндулетки (которые быстро разбивали её), американки, экипажи и зимой сани. Позже автобусы и легковые машины. Велосипеды и пешеходы пользовались тротуаром по обе стороны Военной улицы, окаймлённой деревьями «вяз». В жаркое лето было приятно прогуляться в тенистой аллее…»
Это отрывок из письма её тётушки, младшей сестры её мамы, Юлии, рожденной в 1915 году. На конверте стоит дата: 27 марта 2003 года. Оно пришло из Сан-Франциско. Мы смотрим цветную фотографию типичной средней американской семьи, какие мы видим в кино…
Последний раз Тётя Юлия видела четырехлетнюю Азу в 1930 году, когда её увезли в Советскую Россию. Вскоре связи будут разрушены японской войной в Манчжурии… В 1930 году умирает глава семьи, Николай Григорьевич… Он был унтер-офицер пограничной стражи Заамурского округа. После продажи КВЖД, семья стала распадаться… Русских служащих стали притеснять… Братья заведут пасеку и займутся коневодством, их дела вначале пойдут успешно… Вот они здоровые парни на фотографии рядом со своими скакунами… Потом двое старших сыновей, Николай и Виктор, уедут в Америку, а младший, Лев, в Австралию… Уедет в Америку и Юлия… Правда, Виктор вернётся в Харбин, не приживётся там… Мария Иулиановна останется на попечении Валентина…
Войны и революции не покушались на домашний уют на улице Гренадёрская, 12, в одноэтажном кирпичном особнячке c пятью окнами, при котором есть большой сад, у дощатой ограды с высокими вратами цветёт черёмуха, водится шумливая живность в надворных постройках. В палисаднике цветут бальзамины, астры, георгины, левкои и вьюны.
В архиве Азалии Михайловны есть несколько ксерокопий из харбинских газет периода японской оккупации Манчжурии. Например, статья под названием «Братья Шептуха — поставщики скакунов высокого класса»: «Коннозаводство братьев Шептуха, уже приобретшее имя, обосновалось на станции Якэши, где братья впервые начали свою работу по улучшению местной монгольской породы. Это коннозаводство ставит перед собой широкие задачи, стремясь наладить экспорт скаковых лошадей и уже в настоящее время направляет их небольшими группами на Государственные Ипподромы Маньчжу-Ди-Го. Одна из лошадей этого коннозаводства проданная в Дайрэн в конюшню жокея г. Танака, не так давно выиграла дерби, показав рекордное время. В настоящее время на Харбинском Государственном Ипподроме выступают скакуны собственного завода «Нанкин», «Сунпуку», «Темпуку», «Сейква», «Коосеки» и знатоки, знакомые с работой завода, заранее предсказывают питомцам этого коннозаводства блестящие успехи. Братья Шептуха, сумевшие в короткое время создать образцовый завод, являются большими знатоками своего дела и вносят в свою работу много энергии и любви в делу, что является залогом успеха и процветания их начинания».
Как видим, после 1932 года, когда был оккупирован японцами Харбин, даже лошади должны были носить японские имена. А в статье «Рекордисты конюшни Е.С. Бобянского и бр. Шептуха» читаем: «Среди конников-спортсменов Харбина весьма видное место принадлежит Е.С. Бобянскому и братьям Шептуха. Конюшня этих компаньонов невелика, но их лошади отличаются выдающимися качествами и хорошей тренировкой. Наиболее прославленным представителем этой конюшни является частый победитель в гладких скачках местного ипподрома Крез, обладающий видным экстерьером и большой силой, благодаря которой он может легко преодолеть даже испорченную дождём дорожку. Образцовый тренинг, при большой силе и отличной форме, делает Креза одним из первых выдающихся скакунов ипподрома. В текущем сезоне Крез, без сомнения, ещё сумеет не раз показать свою мощь и резвость».
Если лошади становятся героями, то что говорить о людях, которые их воспитывают! «Любовь к делу и знание всегда торжествуют. Первоклассная скаковая конюшня Е.С. Бобянского и бр. Шептуха. Неизменные фавориты-скакуны, принадлежащие Е.С. Бобянскому и братьям Шептуха, Крез и Ага-хан блестяще начали текущий сезон, радуя хозяев постоянным, весьма красивыми, победами. Сила и резвость красавца Креза остаются по-прежнему на исключительной высоте и, несмотря на неблагоприятные условия начала сезона, т.е. скверную погоду и тяжёлую дорожку, этот прекрасный конь берёт приз за призом и восхищает своим тренингом. Высокие качества скакунов конюшни г.г. Бобянского и бр. Шептуха конечно не подлежат сомнению, но наряду с этим следует отметить и образцовый уход за этими скакунами, а также любовное отношение к ним со стороны хозяев, обладающих всекми необходимыми качествами спортсменов-конников. Умение «подать» коня на состязаниях в лучшем виде составляет своеобразное искусство конника-спортсмена и этим искусством обладают далеко не все, г.г. Бобянский и бр. Шептуха являются конниками-спортсменами на все сто процентов. В этом кроется главная причина выдающегося успеха».
То, что не может рассказать Азалия Михайловна, дополняет статья Александра Маркова «Калифорнийские встречи. Феномен Юлии» из «Царскосельской газеты» за февраль 2005 года. Их встреча после договорённости произошла в дни, когда в южноамериканских газетах ша кампания против решения Вселенского собора об объединении Русской Православной Церкви.
«На звонок к нам со второго этажа спустилась элегантно одетая дама: в чёрных брючках, в чёрном свитере с зелёными полосками спереди, в модных в Америке очках, с хорошей уложенной причёской. С нами дети, а дети удивительным образом снимают неестественность при первом знакомстве. Поднявшись на второй этаж дома, я был поражён идеальной чистотой и элегантностью убранства. Так вести дом — надо иметь энергию и силы…
Из разговора с хозяйкой дома выяснилось, что девяносто лет ей наступит только через несколько месяцев… Она выехала из Харбина в 1940 году. В США она познакомилась с бывшим юнкером военного училища российской армии сибиряком Николаем Фёдоровым; ему удалось выехать после революции из России в 1923 году. Они создали русскую семью, в которой всю жизнь разговаривали только по-русски. Родившийся сын Даниил (сейчас ему 60 лет) в семье разговаривал тоже по-русски. Юлия сетует, что внуки не проявляют интереса к русскому языку. Её русский очень мелодичный, не засорён современными иностранными словами. Чувствуется лёгкий акцент, который придаёт её выговору своеобразный шарм.
Интересна история дома, в котором проживает Юлия. Американский лётчик заказал проект дома известному архитектору Долджеру, который второй этаж дома построил задом наперёд: окна спален стали выходить на улицу, зато открылся великолепный вид из окон гостиной и столовой на океан. Заказчик въехал в новый дом и не успел распаковать вещи, как произошло нападение японцев на Пирл-Харбор. Лётчик был призван на театр военных действий. Его жена, опасаясь нападения японцев на Сан-Франциско, продала свой дом семейству Фёдоровых. В этом доме Юлия живёт 63 года... Юлия говорит, что она любит смотреть на закат солнца над океаном.
История семьи Фёдоровых постепенно обрастает подробностями при разговоре за столом в столовой и в гостиной. Юлия говорит, что она любит жизнь, считает жизнь интересной в любом возрасте, что каждый прожитый день для неё является подарком судьбы… Наш ребёнок спит в походном кресле, поставленном на кровать одной из спален. В изголовье висит икона Богородицы с младенцем. В другой спальне — Иисуса Христа и маленькая икона святого Николая Чудотворца. Это семейная реликвия. Иконой св. Николая Чудотворца был благословлен родителями Николай Фёдоров. При отъезде в 1923 году в Америку он её зашил в подушку».
К сожалению, сведений о сибирской семье Николая Фёдорова, о деталях его отъезда из России, не обнаружилось. Откуда он выезжал: из Владивостока? Иначе наш рассказ получил бы ещё одно ответвление в глубь нашей истории. Быть может, однажды случай приведёт нас к истокам его семьи.
Вот ещё несколько строк от Александра Маркова: «За столом возник разговор о состояниях. Я со смехом произнёс фразу: «Будучи в здравом уме и твёрдой памяти, я промотал всё своё состояние». Юлия рассмеялась и, сказав: «Я принесу Конфуция», — вышла на кухню. Она вернулась с записочкой и просчитала её: «О деньгах. Деньги — корни всякого зла. А человеку нужны корни. Конфуций». Эти записочки с изречениями Юлия собрала, покупая китайские булочки… Мы стали собираться в дорогу. Юлия не позволила убирать со стола. Она любит это делать сама. Она заявила: «Я люблю мыть посуду после приёма гостей и при этом вспоминать все разговоры, которые были за столом».
ГОРОД ХАРБИН: ЮНОСТЬ
Летом юные харбинцы бегают на реку, купаются раздельно от мальчишек или все вместе, иногда из озорства нагишом. На волнах покачивается мачтовый лес шаланд. По ту сторону Сунгари, в Затоне, раскинулся дачный посёлок харбинцев. Во время грозы прыгают через потоки воды. Весной играют в лапту, покупают у китайца раздухаристые ландыши, которые медленно приходят в чувство в тазике с водой, назначают прогулки у магазина «Чурина», любуются соборами, наслаждаются их воскресными перезвонами, золотом куполов.
Каждое воскресенье храмы наполняются прихожанами, которые наслаждаются хором в Иверской церкви. Осенью солят огурцы, варят варенье из ягод и плодов, сносят в погреб картошку, морковь. На гусей, на фазанов, на диких коз взрослые охотники отправляются на другой берег Сунгари, заплатив пятачок «юли» — китайцу-лодочнику. Прошлого ещё мало, будущее огромно. Будущее темно. Непредсказуемо. Будущее вторгается уже сейчас. Что о нём загадывать, ведь счастье обещано самой юностью!
В воздухе витают белогвардейские проклятья и советские лозунги. Сполохи вечерней зари как зловещие вестники красной угрозы. Из монгольской пустыни Гоби, из-за горного хребта Большого Хингана, наплывают жёлтые песчаные штормы. Да, штормы, ибо пустыня вздымается барханами, будто Жёлтое море. И тогда синее небо над Манчжурией, над Харбином застилало ржавой пеленой, из-под которой солнце превращалось в «голубого карлика», величиной с мячик. Казалось, что какой-то ловкий гимназист мощным броском закинул этот мячик в древнее китайское поднебесье, где он зависал в самом зените над городом и вот-вот должен свалиться под ноги городских зевак, только берегись!
На солнце смотрят, не щурясь. Во время сухих ветров, суховеев, гнавших по Хорватскому проспекту завихрения из клубов пыли и песка, хозяйки закупориваются форточки. Прохожие отворачивают лица, пряча нос и рот в воротник. На зубах скрипит, глаза слезятся, одежда покрывается мельчайшими частицами песка. Зелёные листья раскидистых вязов вдоль тротуаров на улице Военной, которая считалась главной, как будто посыпали траурным пеплом. Казалось, что это сгорела дотла Россия и под ноги ложится её развеянный прах. «О небо, небо, ты мне будешь сниться! Не может быть, чтоб ты совсем ослепло, и день сгорел, как белая страница: немного дыма и немного пепла!» Россия превратилось в Слово, в Знак, в Символ, в Мираж…
ПОЭЗИЯ: СЕРГЕЙ АЛЫМОВ
Ещё недавно приятно было прохаживаться в приталенном платье в стиле «тальер» в их тенистой прохладе, скрываться от палящего солнца, заглядываться на прохожих, на гимназистов. Авось, встретится прославленный поэт! Самый известный, прошумевший в молодёжных кругах художественной богемы — это жеманный футурист Сергей Алымов. В 1920 году в Харбине вышла его первая книжка стихов фантастическим тиражом, 1200 экземпляров. Ему двадцать восемь лет, и он почувствовал вкус славы. Книжка называется «Киоск нежности». Стихи цитируются молодёжью. Это было только предвестие поэтического движения, которое развернётся в русском Харбине в последующие четверть века.
«Я купил тебе черёмуху у китайца на панели. Ты букетик положила на такой же белый стол… Мы в кафе провинциальном за пирожными сидели, мимо продельфинировал с офицерами авто… Раньше, в книжном магазине, мы достали дом о Гойе… Я был счастлив… Душа твоя простая, хоть причёска – стиль Медузы… Хоть ты смотришь с вожделеньем на военные рейтузы, но черёмухи безгрехье – это истинно твоё…. Я молчу: мне поэмно… Я в черёмухотрансе… Небо было измято, как кровать после оргий… Облака, излохматясь, разорвались нелепо… Два бродящих эксцентрика, два хохочущих комика… И луна льёт шампанское в рты восторженных деток, для кого сумасшествие – ещё мудрая сладость».
Эти поэтические эксцентричности, а главное чувство счастья, припудренное театральным декадентством a`la Игорь Северянин, отмеченное футуристическими эскападами, были подхвачены харьковским рабоче-крестьянским парнем у владивостокской богемы. В 1919 году поэт побывал во Владивостоке и завёл знакомства с главными футуристами страны — Давидом Бурлюком, Николаем Асеевым, Сергеем Третьяковым.
С этого же года он становится участником студии искусства «Кольцо», редактирует ежемесячник «Окно», в последующие годы — вечернюю газету «Рупор», является редактором и издателем журнала «Гонг», печатается в журнале «Фиал». В 1921 году последовала его вторая книга стихов «Оклик мира», в 1922 — «Арфа без молний», а в 1926 – «Пьяное сердце». Атмосфера в городе творческая. На этом харбинский период жизни поэта заканчивается, стремительно наступает будущее. Он переселяется в СССР, где испытает суровую ласку новой родины на Соловецких островах… Так же поступили со многими харбинцами, которых испытывали на любовь к Родине на Колыме...
ПОЭЗИЯ: ВЕНЕДИКТ МАРТ
…Пустыня Гоби волхвует, возмущается. Это не нравится даже пронырливым и воробьям. Женщины закутывают лицо газовой косынкой, когда выходят на крыльцо, чтобы прикупить у китайского торговца, овощей, хлеба, яиц, фруктов. Торговец в соломенной шляпе обходит своих клиентов от дверей к дверям спозаранку с двумя покачивающими корзинами на коромысле. Приходит также и сапожник заменить подмётки, починить сапоги, захаживает прачка за бельём, старьёвщик за барахлом. Слышатся выкрики: «Стары-вещи! Стары-вещи!»
Родителями запрещалось детям покупать у лоточников сладкие тянучки, хрустевшие на зубах, и сахарную «боярку» на тонких палочках. Зато орехи и жареные каштаны в карманах согревали зимой бока, и было приятно запустить туда озябшие руки. По мощёным дорогам проносятся тяжёлые арбы, «драндулетки», американки, экипажи, а зимой со скрипом и скрежетом мчатся сани, ухарски накреняясь на поворотах. Велосипедистам, кстати, предписано пользоваться пешеходными тротуарами наравне с прохожими.
Вот ещё одна зарисовка того времени, из стихов. На ослице едет купец-китаец, за ним бежит стройный молодой погонщик с кнутом, держась за хвост ослицы, что-то монотонно бормочет; в косы его вплетён белый шнурочек — знак траура. Осенний вечер. Трава шуршит. Замаячили фанзы харбинского пригорода Фудзядяна, чуется смрадный запах опия и бобов. Венедикт Март заканчивает зарисовку словами: «Спешит седок, погонщик и ослица: седок — к жене, погонщик — накуриться, ослица — повалиться у забора».
А вот ещё одна бытовая сценка из жизни праздничного города. В нарядной толпе европейцев, в городском парке, мелькают две фигуры китайцев, в простой синей одежде. Они держатся мизинцами, что-то напевают своими сдавленными тягучими голосами. Один из Фудзядзяна, другой из Модягоу; один служит в харчевне половым, другой прислуживает у портного; они дождались выходного дня; друзья идут вдоль жестяного забора в опиокурительный притон на улице Сан-де-ге…
НОВЫЙ ДОМ ШЕПТУХА
…В тихом местечке старого Харбина, там, где Гренадёрская улица перекрещивалась с улицей Военной, которая начиналась от Ханшинского завода и продолжалась до собора в Новом городе, давно и надолго обосновалась большая семья Шептуха, служащего военизированной охраны восточно-китайской железной дороги. Это их уже второй адрес в городе. Живут не богато, но в достатке. Дом ухожен, быт налажен, из кухни всегда чем-то вкусно пахнет. В медном тазе на столе остывает варенье. Когда его разольют по банкам, так и хочется с краю медного таза зачерпнуть пальцем остатки рябиновой сладости, над которой уже кружит рой пчёл. Дети ходят в гимназию, учатся прилежно...
ЛИРИКА
И тут в моём сознании что-то щёлкнуло. Набегавшись по сопкам Хасана, меня отправляли на лето к бабушке, которая жила на самой окраине города Артёма, улица 6-я железнодорожная, дом 14. Я вдруг слышу, как в моей голове звучит голос моего деда, Андрея Ивановича Верхотурова. Он спрашивает у бабушки: « А кто сегодня дежурит?» Мой дед работает конюхом в вспомогательной школе-интернате в районе остановки Бабушкина, а моя бабушка, Ольга Васильевна, там же работала ночной няней. Я часто бывал у них, приезжая на телеге с дедом, играл с воспитанниками… Она отвечает: «Азалия…» Тогда мне казалось это слово странным по отношению к человеку. Я вспоминаю, что это имя всегда звучало в их разговоре. «Азалия сказала…» «Азалия велела…»
Мне всегда хотелось посмотреть на эту женщину. Она представлялась в моём детском воображении цветущим розовым кустом, какие мы ломали на хасанских сопках. Я решаюсь спросить: «Вы когда-нибудь работали той школе-интернате, в Артёме?» Азалия Михайловна всю жизнь проработала учителем, вела все классы от первого по седьмой. И конечно, она хорошо была знакома с моим дедушкой и моей бабушкой. На этом интрига не заканчивается.
Как она оказалась в Артёме?
ВЫРЕЗКА ИЗ ГАЗЕТЫ «ВРЕМЯ». РАДИО.
19 ДЕК. 1944 ГОДА
- Утром: 7.30 – новости, передовая статья, календарь знаменательных дат, программа передач, пластинки.
- Днём: 11.58 – минута молчания. 12.00 – поверка, новости. 12.15 – пластинки, концерт из Токио (губн. гарм.).
Вечером: 6.30 – передача для семьи (конц. Трио: Н.В. Блохина – Баклицкая – ф-н, В.В. Блохин – скрипка, Г.Г. Бострем – виолончель: «Песня без слов» Чайковского, «Мелодия» Рубинштейна, отрыв. из оп. «Цыганская любовь» Легара, «Протяжная» Лядова и др.). 7.00 – поверка, новости. 7.20 – передача Кио-ва-кай (доклады «О постановке физического воспитания в зимнее время» – И.А. Писарев; «О прошедшем дне противовоздушн. обороны» – Б.А. Вацура). 7.40 – русская музыка (пластинки). 8.00 – «Литературная страница» («Мастерство Чехова», очерк К.С. Сабурова). 8.20 – передача для юношества (Союза служащих торгово-промышленного предприятия – радио-монтаж «Русский труд»). 9.00 – поверка, новости, обзор, хроника. 9.25 – религиозная беседа: «О святой вере» (читает помощник епархиальн. мисстон. свящ. о. Г. Козлов), программа передач. 10.00 (на ниппонской волне) – радио-получас Гл. бюро (новости; конц. Салон оркестра Х.С.О. под управлением В. Каливода – фантазия из оперы «Риголетто» Верди). *** В 7..40 вечера на ниппонской волне передача из Токио: аккордеон и рояль. В программе попурри и серенады».
СОФИЯ ТРОИЦКАЯ. ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ.
«Двадцатые годы и начало тридцатых годов двадцатого столетия были кульминационными в развитии русского Харбина. В 1932 году, когда Харбин и вся Маньчжурия были заняты японскими войсками, наступило время некоторого спада. Эта оккупация ничего хорошего русскому населению не несла, и русские понемногу стали уезжать на юг (в Шанхай) или за границу, покидая свой уютный, милый сердцу город. В 1935 году после продажи советским правительством КВЖД (Китайской Восточной Железной Дороги) японцам огромные массы русских железнодорожников с семьями уехали на родину».
ИЗ ДНЕВНИКА НИНЫ МОКРИНСКОЙ
«Апрель 1932 г. Над головой гудят японские самолёты. Видно, как по небу разлетается шрапнель. Китайские солдаты подкатывают пушки под подъезд нашего дома. Перестрелка длилась весь день и всю ночь. Утром всё стихло. Осторожно выходим на проспект. На нём большая толпа, преимущественно русские. Через некоторое время появились японцы. Их войска шли чётким строем. Идущий впереди японец с гордостью покачивал огромным белым флагом с красным кругом посередине. Приблизившись, японская лавина разразилась громким гортанным рёвом: «Банзай!» Публика им заулыбалась и зааплодировала. Что думали в этот момент русские, на что надеялись?»
СИРОТСТВО
В октябре 1930 года Азу вывезли из Харбина в СССР. После окончания университета счастливая семейная пара распределилась в село Ленинское. Где находится это село, не ясно. Есть старинное село с таким советским названием в Еврейской Автономной Области.
Одна биробиджанская поэтесса, Римма Лавочкина, пишет мне на мой запрос следующее: «До переселения евреев это была крупная казачья станица Семёновская или Николо-Семёновская, где когда-то царила казачья вольница. Быт русский: прялки, горшки, корыта — всё, что привезли с собой русские люди из центра России. Сейчас это районный центр. Довольно богатый. Там хороший клуб, да и центр похож на город, многоэтажки, асфальт, парк в центре и пр. Около стеклянного огромного клуба стоит памятник Ленину с указующей рукой. Ленинское всегда было богатым селом. В Советский период туда шла железнодорожная ветка. Был свой вокзал, в Ленинское из Биробиджана ходили поезда. Рядом с железной дорогой был консервный завод. Знаменитый. Там делали всевозможные овощные и мясные консервы, продукты всякие и доставлялись на завод по железке. Всякие солянки, грибы, огурцы, икра кабачковая, соки и пр. Всё это там и изготовлялось в разных цехах. На заводе этом работало половина жителей села. Сейчас-то всё разрушено, опустошено. Село стоит на реке Амур. Судоходная река...»
А вот что можно прочитать об этой станице в других источниках: «Начиная с первого появления на берегах Амура первых переселенцев в 1856 году в Долине Среднего Амура были выставлены Усть-Сунгарийский и Хинганский посты. После заключения Айгунского договора, были основаны ныне существующие населённые пункты — Пашково, Радде, Венцелево, Михайло-Семёновское. Михайло-Семёновский район образован по постановлению ВЦИК от 4 января 1926 года. 1930 года район коллективизирован на 86%. На то время крупной промышленности в районе нет мелких и кустарно-ремесленных заведений - 23, с занятыми на них 76 лицами. В 1928 году приехали первые поселенцы - евреи из центральных районов страны, а так же из Аргентины, США, Англии и др. государств. В 1930 году президиум ЦИК СССР, постановил об образовании в составе Дальневосточного края Биро-Биджанского национального района. Михайло-Семёновский район был ликвидирован. В составе ЕАО было образовано пять районов, в том числе Блюхеровский, так (впоследствии Ленинский), назывался с 1934 года. С 1938 года, когда был репрессирован Блюхер, район стал носить имя Ленина. Ленинский район крупнейший сельскохозяйственный производитель в области: молоко, мясо, картофель, соя элитных сортов и пр. Сейчас Ленинское самое благоустроенно село области…»
Это село знакомо мне по именем поэтессы Ирины Метёлкиной, с которой я не раз встречался. Вот сюда приехали родители Азалии Михайловны, здесь родился её брат Юрий. Из села Ленинское они переезжают в Новосибирскую область. В племенном хозяйстве «ПЛЕМХОЗ 655» супруги Сверкуновы работают над кормовой базой для крупного рогатого скота, закупленного в Голландии. Это была черно-белая порода коров. Они работали в научно-исследовательском институте животноводства над люцерной, клевером, овсюком…
…Как раз в это же время моя бабушка жила в деревне в Новосибирской области, и вынуждена была в восемнадцатилетнем возрасте после раскулачивания их семьи завербоваться на рыбный промысел в Николаевск на Амуре, чтобы не умереть с голоду…
21 декабря 1937 года родители Азалии Михайловны были арестованы, а уже 28 января 1938 года их расстреляли по решению военного трибунала. Родителей обвиняли во вредительстве народному хозяйству. Аза и брат Михаил были брошены на произвол судьбы, пока за ними не пришли и не забрали в учреждение со странным названием «детприёмник».
Детей отправили в детский дом имени Крупской в городе Павлодар (Казахстан). Кстати сказать, это родной город Павла Васильева, чей поэтический взлёт произошёл во Владивостоке в 1926 году при поддержке Рюрика Ивнева. И мне представляется, что Михаил и Наталья, будучи студентами ДГУ, бывали на поэтических выступлениях Павла Васильева, Рюрика Ивнева, Виктора Далецкого…
ССЫЛКА В ПАВЛОДАР
От Новосибирска до Павлодара детей, Азалию и Юрия, их везли на поезде, ехали всю ночь. Кроме них были ещё две эстонские девочки, чьи родители служили на железной дороге. Сопровождали детей четыре милиционера и одна женщина. Азалия Михайловна вспоминает, что они доехали до станции Татарская, там была пересадка на Павлодар. Детей везли на какой-то повозке, под конвоем, как преступников. Ехали около суток. В Павлодар приехали утром рано, подвезли к детскому дому. Местные дети, злые, встретили их градом камней, как врагов народа.
Павлодар был городом купцов и староверов, одноэтажный и деревянный. Запомнился один купеческий дом, где размещался обком комсомола. Дом был украшен весь русской резьбой. Дети врагов народа жили в отдельном корпусе. Ходили в школу вместе со всеми. При детском доме была своя школа, но там было только три класса. Азалия уже училась в четвёртом классе. Ей разрешили ходить в обычную городскую школу. Там приняли в пионеры. Вспоминает, как многих детей покалечили врачи, испытывая новые методы лечения от лишая какими-то приборами, в итоге лишив девочек и мальчиков волос на всю жизнь.
ПОИСК ПРАВДЫ
Некоторые дети получали от матерей письма. Только не Азалия. Она, грамотный ребёнок, сама написала запрос в Новосибирск. Потом написала письмо Ежову. Пришёл ответ. Азалию пригласили в НКВД и сказали, что родители её осуждены на десять лет без права на переписку. Это письмо сохранилось в деле её родителей, которое она читала, когда стало это возможным. В 1947 снова пишет запрос к Сталину. Пришёл ответ. Сообщалось, что срок заключения продлён на десть лет без права на переписку.
В 1957 году Азалия делает новый запрос. Ей присылают бумагу о посмертной реабилитации её родителей. Ответ был из военного трибунала города Новосибирска. В брежневские времена высланы официальные свидетельства о смерти. В них сообщалось, что мама умерла 1942 году, папа в 1944. Это была официальная ложь. В 1991 году Азалия Михайловна делает очередной запрос, и ей высылают свидетельства о расстреле её родителей 28 января 1938 года.
СКИТАНИЯ
Брат закончил семь классов. Азалия педтехникум им. Воровского в Павлодаре. В 1942 году все школы отдали под госпитали, мальчишек отправили в военные училища, девочек в педтехникум. Брат уехал в техникум связи в городе Алма-Ата. В 1950 году брат закончил учёбу, и был направлен работать в отдел связи под Владивостоком, на 28-й километре. Азалия осталась в Павлодаре, работала в детском доме и в школе. Когда в 1947 году вновь стали вспоминать репрессированных и притеснять детей «врагов народа», Азалия решила податься к брату. Она устроилась в школу на 26-м километре, в Сад-городе, у брата была квартира.
Надо сказать, что 26-й и 28-й километры — черта оседлости для неблагонадёжных. Через год работы в школе началась проверка паспортов и всех, кто был под подозрением в неблагонадёжности государственному строю, стали выселять. У Азалии Михайловны забрали документы, её не прописывали и не выселяли. Поехала в Краевой отдел народного образования, где встретила директора школы из Артёма. Благодаря его помощи она получила документы и работу. Артём в то время был местом не столько шахтёрским, сколько сосланных, репрессированных, репатриантов, заключённых, уголовников, военнопленных.
ТАЙНА ИМЕНИ
Софья Гертрудовна Утлинская, сокурсница родителей Азалии Михайловны, она преподавала сельскохозяйственные предметы в краевой партийной школе, которая находилась в бывшей библиотеке им. А. Фадеева на Океанском проспекте. Однажды прочитала в газете «Красное знамя» письмо с благодарностью к Азалии Михайловне Сверкуновой от родителей её учеников. Софья Утлинская созвонилась с Азалией Михайловной. Они встретились и стали поддерживать отношения. Софья Утлинская многое рассказала о студенческих годах, а также историю о том, как они выбирали имя нашей героине.
СУДЬБА РОДСТВЕННИКОВ
Азалия Михайловна ничего не знала о судьбе своих родственников, пока в 1993 году не обнаружилась в Сан-Франциско тётя Юлия, которая приехала навестить могилу своей матери в Омск. Марии Иулиановна родилась в 1880, умерла в 1966. Как она оказалась в СССР?
Её сын-первенец, 1898 года рождения, Григорий Николаевич, глухонемой, в 1929 году перебрался в Читу. В 1957 году она уехала из Харбина в СССР к старшему сыну. Он был знатным сапожником, и гордился тем, что шил обувь советским генералам, работая в системе «военторга».
Все остальные дети — Николай, Виктор, Валентин, Лев, Юлия Шептуха — закончили гимназию в Харбине. Лев, младший, уезжает в Австралию, Виктор и Валентин и бабушка остаются в Харбине. Николай в середине 30-х годов уезжает в Америку, в Сан-Франциско. Виктор в совершенстве владел китайским языком, а жена Валентина Евдокия Петровна — японским.
Когда в Харбин пришли советские войска, их пригласили переводить. Евдокия Петрова Шептуха даже получит медаль победы над Японией… Они прожили в Харбине до 1957 года, и потом выехали в СССР и обосновались в Омске. Валентин работал на ипподроме тренером, а Виктор — заведовал пасекой в тепличном хозяйстве. Лев уехал в Австралию, женился, говорят, жил очень трудно. Жена Виктора и её сын живут в С-Пб.
ХУДОЖНИК ИВАН СВЕРКУНОВ
Однажды в 1994 году Азалия Михайловна смотрела телевизор. В программе «Время» был репортаж о выставке забайкальского художника-импрессиониста Ивана Павловича Сверкунова. Она пишет письмо в областное управление культуры. 15 декабря 1994 года пришёл ответ. Оказывается, что с подобным письмом обратились и другие родственники. Потерявшийся брат Юрий Сверкунов обнаружился в Молдове. Письмо было от Людмилы Васильевны Красивых, главного хранителя фондов областного читинского музея.
Она писала следующее: «Уважаемая Ольга Макаровна и Ольга Юрьевна! Мы получили ваше письмо с просьбой сообщить интересующие вас сведения об Иване Павловиче Сверкунове. Так вы просите сообщить точную дату рождения Ивана Павловича. По сведениям из «Календаря знаменательных и памятных дат Читинской области за 1964 год» И. П. Сверкунов родился в 1894 г., 9 февраля. В этом же календаре написано, что Сверкунов умер в 1937 году. Совсем недавно стала известна точная дата гибели Ивана Павловича. Как вам, наверное, известно, Сверкунов был арестован в 1937 году. 29 августа 1938 года Иван Павлович был приговорён к высшей мере наказания по статье 58-1 «а». 6-го октября 1938 года приговор был приведён в исполнение. 5-го ноября 1957 года И. П. Сверкунов был посмертно реабилитирован. Эти сведения я взяла из статьи И. Ермы «Человек открытой души», которая была опубликована в газете «Забайкальский рабочий» за 25 ноября 1988 года. Теперь о работах художника, которые хранятся в нашем музее. Вы упоминали о цикле работ под названием «Байкал». В нашем собрании живописи есть работы из этого цикла: «Тишина на Байкале», 1921 г., «Золотой вечер на Байкале», 1921 г., «Вечер на Селенге», 1921 г. В коллекции живописи хранятся такие три пейзажа И. П. Сверкунова: «Осень» 1916-1918 гг., «Зимний пейзаж», 1919 г., «Оттепель», 1919 г. и работы, выполненные по заказу музей для оформления экспозиции: «Мамонт в ледниковую эпоху», «Балей», этюд и портрет Столярова. (Какая ирония! Именно на улице Столярова были зарыты харбинские фотографии!) Графика представлена коллекцией портретов. Это портреты революционеров, деятелей культуры, передовиков производства и сельского хозяйства, портреты основателей нашего музея А.К. Кузнецова и Н.В. Кириллова. Работы выполнены карандашом, некоторые акварелью… Несколько раз на музейных выставках экспонировались портреты Кузнецова и Кириллова, а также работы этнографического характера: «Эвенк (орочек)», «Бурят», «Бурятка». К сожалению, с 1988 года музей находится на капитальном ремонте, у нас нет возможности делать выставки, но принять участие в выставках других музеев мы можем. Так в конце 1988 года мы передавали на экспонирование в художественный музей для участия в областной выставке, посвящённой 50-летию Читинской организации Союза художников РСФСР работы И. П. Сверкунова: «Зимний пейзаж», «Осень», «Оттепель», «Золотой вечер на Байкале», «Мельница», «Портрет А.К. Кузнецова за работой в археологическом отделе», «Портрет Н. В. Кириллова», «Портрет министра просвещения ДВР Малышева». Вы спрашиваете также о судьбе «Бурятской коллекции». В фондах нашего музея хранится альбом с работами учащихся Читинской художественно-промышленной школы, которые были выполнены под руководством И. П. Сверкунова во время экспедиции в Агинский дацан в 1924 году. В этом альбоме 69 листов. Вероятно, вы писали об этой коллекции…»
ИССЛЕДОВАТЕЛИ
В этом письме упоминается статья в газете «Забайкальский рабочий» от 25 ноября 1988 года. Азалия Михайловна предоставила мне ксерокопию статьи И. Ерма, с которым она имела переписку. У этой статьи есть подзаголовок, в котором есть слова «…будут демонстрироваться и полотна, принадлежащие кисти выдающегося забайкальского живописца Ивана Павловича Сверкунова, погибшего в период сталинских репрессий». Художник, как видим, назван «выдающимся…»
Статья И. Ерма занимает целую газетную полосу. Это наиболее полное описание творческого и просветительского пути художника. Человек он был «лёгкого общительного характера», «открытой души, редкого обаяния», «рыжеволосый и всегда улыбающийся жизнелюб».
В 1937 году он готовился к персональной выставке в Москве, собирал старые работы, писал новые, а декабре этого же года был арестован вместе с женой. И. Ерма писал: «Позже взволнованные ученики студии видели, как выносили из дома Сверкунова конфискованные вещи. Одновременно с учителем был арестован отец одного из студийцев Алексея Федотова. Убитые горем ученики и сын пытались отыскать арестованных. Под окнами тюрем они выкрикивали имена и фамилии. Особенно им запомнилось место заключения в подвале под большим гастрономом, где сейчас ресторан «Даурия». Стёкла окон были закрашены извёсткой, и лишь в одном месте было разбито стекло. Из отверстия на морозный воздух вырывался пар. Потрясённые студийцы увидели через него огромное скопление людей, раздетых, видимо, из-за духоты. Их было так много, что они сидели плотной массой, плечом к плечу. Из подвала доносился глухой гул голосов…»
Особым совещанием НКВД художник приговорён к высшей мере «за измену Родине в форме шпионажа», приговор приведён в исполнение 6 октября 1938 года. Курьёзно вот что: картины художника продолжали выставляться: в ноябре 1943 года экспонировалось его полотно на Выставке произведений художников республики, краёв и областей Советского Союза в Москве; в 1944 году в Государственном музее восточных культур выставляются произведения художников союзных республик, автономных республик и областей РСФСР — вот где соседствовали полотна М. Сарьяна и И. Сверкунова.
Мы не знаем, был ли глухонемой Григорий Шептуха знаком с Иваном Сверкуновым, но знаем, что жена Григория прятала харбинские фотографии, на которых была запечатлена вся семья…
УЧИТЕЛЯ ИВАНА СВЕРКУНОВА
За всю свою жизнь Ивана Павлович Сверкунов написал несколько сотен произведений. В 1935 году в Чите, на веранде Городского сада у него прошла персональная выставка, на которой были представлены 300 картин и рисунков, имевшая восторженный отклик в местной прессе. Его произведения были названы реалистичными, ясными, солнечными, оптимистическими, «понятными для широких масс».
Некоторых источниках о нём говорят как о самоучке. Где и у кого художник учился рисовать? В 1913 году он окончил реальное училище в городе Верхнеудинске, и поступил в Лесной институт в Санкт-Петербурге. Параллельно академической учёбе он посещал рисовальную школу Общества поощрения художеств. Другого художественного образования у него, по-видимому, не было. Следовательно, важно было бы узнать имена его петербургских наставников из Общества поощрения художеств.
В Лесном институте он проучился два года. Далее в его биографии существуют разногласия. И. Ерема пишет: «С 1915 года он живёт в Чите. С энтузиазмом отдаётся общественной деятельности. Сверкунов преподавал в Читинском коммерческом училище естествознание и одновременно живопись в художественно-промышленной школе».
А вот Е.Г. Иманакова, зам. директора по научной работе Читинского областного художественного музея, в биографической справке сообщает: «Окончив только два курса института, Сверкунов в 1917 году был командирован в Оренбургское казачье военное училище». Два года где-то запропастились…
Что касается учителей Сверкунова, то о них упоминает И. Ерма: «Знакомство и совместная работа с такими крупными художниками, как Н. Верхотуров и С. Бирнбаум, способствовали большому развитию профессиональных навыков Сверкунова. Деятельное участие в творческой судьбе одарённого молодого художника принял известный скульптор Иннокентий Жуков. Персональная выставка в 1919 году открылась при активном содействии И. Жукова».
Кстати, имя Н. Верхотурова тоже насторожило меня. Ведь это фамилия моего деда, чьи предки, уссурийские и забайкальские казаки, пришли из Забайкалья, из Читы, где был сформирован Уссурийский казачий полк и отправлен Южно-Уссурийский край. Так что, всякое может быть…
Далее Е.Г. Иманакова пишет: «В 1919 году он уже служил в чине младшего офицера в 4-м Забайкальском казачьем полку. В начале 1920 года он заведовал Войсковым сиротским пансионом и даже после бегства атамана Г.М. Семёнова оставался на посту. Во время службы в полку Сверкунов был осуждён за революционную агитацию, отбыл тюремное наказание и спасся от расстрела благодаря чистой случайности. С освобождением Забайкалья от белогвардейцев и иностранных интервентов И.П. Сверкунов перешёл на сторону Народно-Революционной армии, был групповодом в Центральной военной политпросветшколе…»
С ФУТУРИСТАМИ ВЛАДИВОСТОКСКОЙ ГРУППЫ «ТВОРЧЕСТВО»
Мы подошли к моменту в биографии Ивана Сверкунова, который интересует меня в другом аспекте. Занимаясь футуристическим движением во Владивостоке, я узнал из биографии поэта Петра Незнамова, что Иван Сверкунов присоединился в 1921 году к Асееву и Третьякову, которые продолжили деятельность группы «Творчество» уже в Чите после того, как спешно покинули Владивосток. Этих сведений об этом периоде ни у Ерема, ни у Иманаковой, к сожалению, нет. То есть этот факт не отмечен этими исследователями.
Я не буду пересказывать дальнейший весьма интересный путь художника, подробно описанный в статьях упомянутых авторов. Отмечу только, что у Иманаковой собрана библиографии статей Ивана Павловича Сверкунова, которые он публиковал в газете «Забайкальский рабочий», а также библиография о творчестве художника.
Итак, выяснилось, что Иван Павлович Сверкунов — известный забайкальский художник-импрессионист. Не зная картин художника, я могу только ссылаться на мнение И. Ерема: «Рецензенты прошлых лет отмечали в работах забайкальского живописца последовательное продолжение и развитие русской реалистической живописи (И. Репина, И. Левитана, В. Сурикова), хотя во многих этюдах признавали и откровенное влияние импрессионистов (К. Монэ)».
Картины его хранятся в картинных галереях и музеях Красноярска, Иркутска, Читы, Хабаровска, Владивостока.
ФОТОГРАФИЯ
Также в этой газете опубликован маленький снимок родителей Азалии Михайловны от 1928 года. Под снимком читаем: «Сверкунов М.П. и Шептуха Н.Н. закончили Владивостокский университет, получили специальность агронома, работали в Нерчинском заводе. Затем — в Алтайском крае научными сотрудниками Сибирского НИИ — в г. Новосибирске. Арестованы в декабре 1937 года».
В настоящее время Азалия Михайловна занимается восстановлению справедливости в отношении репрессированных и лагерной историей города Артёма. При её участии в городе установлен памятный знак, камень. В краевой публичной библиотеке хранятся три книги, присланные из Сан-Франциско, а в музее имени В.Кл. Арсеньева семейные фотографии. История её семьи восходит к временам легендарного раскольника Петра Аввакума…
ХУДОЖНИЦА АЛЕКСАНДРА АЗОВЦЕВА
Юлия Николаевна Фредерик(Фёдорова) в письме к племяннице Азалии Михайловне упоминает свою подругу по улице Гренадёрской Шурочку Людикормину, в замужестве Азовцеву. Имя это было известно в художественной истории Харбина, но стало забытым в нашем дальневосточном регионе. По материалам, присланным из Сан-Франциско, Валентин Ковальчук из артёмовского общества охраны памятников написал обширную статью о жизни этой самобытной художницы, чьи произведения получили признание и в СССР, и за рубежом, в Австралии. Эта статья публиковалась под разными названиями в газете «Артём+» 11 ноября 2005 г., в газете «Владивосток» 21 июля 2006 года, в журнале «Восточный базар», декабрь 2005 года.
Юлия Николаевна прислала харбинские газеты тридцатых годов, в том числе сентябрьский номер «Рупора» за 1935 год, в котором рассказывается об «успехах молодого дарования», а также альбом с произведениями своей подруги. Этот альбом с репродукциями портретов и пейзажей, исполненных машинной вышивкой шёлковой нитью и кистью, был издан на английском языке в Сиднее в 1997 году в память Александры Азовцевой. Теперь он хранится в краевой публичной библиотеке имени Горького.
Что любопытно: она вышивала портреты архиепископа Маньчжурского Нестора, Фёдора Шаляпина, врача-профессора Казем-Бека, генералиссимуса Сталина, а также «Портер Его Величества Государя-императора Николая Второго». Кроме того, её рукой было вышито боевое знамя монархического объединения «Русского общественного союза».
17-22 ноября 2010 г.