1,2, 3
Проза и поэзия отличаются типом мышления. Прозе больше свойственная стратегия, поэзии — тактика. Проза вещь пространственная, горизонтальная, линейная; поэзия — вертикальная, вихреобразная, воздушная. Там где пересекается «горизонталь» прозы и «вертикаль» поэзии, происходит нечто невероятное. Эту точку пересечения я бы назвал точкой интерференции, коль зашла речь о границах проницаемости, поскольку «проницаемость» соотносится со словом «свет». Вот эта самая «пограничная зона», где происходит встреча прозы и поэзии. Таких встреч случается не так много в литературе, и потому произведения такого рода выглядят маргинальными, если они не шедевры. Из нашего вспоминаются «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева, симфонии и романы Андрея Белого, стихи в прозе Ивана Тургенева, «Граф Нулин» Александра Пушкина, «Тарас Бульба» Николая Гоголя; из чужого в последнее время открыл поэзию Джона Апдайка, столь прозаическую по теме и исполнению. Соблюдение чистоты жанра по большей части представляется участью ремесла и ремесленников. Нарушение жанровых границ, причём такое, когда не видно следов нарушения, является единичной художественной акцией. Результатом таких влияний может стать как артефакт, так и шедевр. Как правило, мы говорим о нарушении, если вещь получается экспериментальная; если же выходит шедевр, то говорить нарушении не приходится, однако о норме и перспективе тоже. В общем, я не хочу умолять достоинства ремесленнического произведения. Ремесло ремеслом, артефакты артефактами, шедевры шедеврами. Вот три категории произведений искусства. Из всего этого развивается, пожалуй, только ремесло. Артефакты всегда экспериментальны, шедевры всегда случайны. Мои художественные опыты начинались именно с нарушения: что из этого получилось, трудно сказать. Это относится и к стихам, и к прозе. «Поэтическая поэзия» и «прозаическая проза» есть такой же эксперимент, есть такая же игра как «прозаическая поэзия», так и «поэтическая проза». В любом случае эксперименты происходят из каких-то определённых художественных задач, из поиска оттеков красок и звуков, мысли, ради достижения некоего замысла, идеи, настроения, ощущения, вкуса. Смешивать типы мышления для меня привычное дело, ибо я ощущаю себя автором пограничной ситуации и времени, и места, и культуры, и сексуальности, и географии, и воды, и земли, и воздуха, и огня, Инь и Ян… Быть алогичным как поэт в прозе, и логичным как прозаик в поэзии. Как отражение всего этого проза проникает в поэзию, а поэзия в прозу, ибо в Дао нет границ между интуицией и логосом. В этом смысле у меня нет формального разделения прозы и поэзии. На мой взгляд, древний жанр японской литературы «дзуйхицу» (нелинейное и несюжетное поэтическое повествование в прозе) воплощает в себе свойства того и другого.
7 июня 2009 г.