Генерал Скобелев. Часть 6
« На Шипке всё спокойно»
( из донесений в Ставку генерала Радецкого)
Вьюга… Шинель – ледяная короста…
Там – была армия, здесь – был отряд…
Мёртвых хоронят ночами подряд…
Турки считали, что тут будет просто.
И на отчаянье – сотни атак
были предприняты... были отбиты…
Сколько замёрзших?.. Сколько убитых?..
Звёздное небо… безмолвие… мрак…
А на высотах?.. Лишь Бог их хранит –
вросшие в скалы и лёд батареи…
Сколько расчётов там не отогрели,
знает и помнит один лишь гранит.
Ветер метелью сковал перевал…
Лишь воспалённые веки сомкнутся,
не разбуди и… уже не проснуться…
Бой был спасением – сон убивал!..
(А в полусне – Шипка летом… и зной…
шквальный огонь из-за тех же уступов…
Ночь – и к воде по траншее из трупов…
День – и атаки одна за одной…
Солнце нещадное, без облаков…
недоставало патронов, снарядов…
Грозная злость «ополченских» отрядов…
сила и стойкость российских полков…)
Всюду колючая бледная мгла…
закоченевшие руки и лица…
И не укутаться, не заслониться…
жизнь истекает и … вот… и-исте-екла-а-а…
х х х х х х х х
Из приказа М.Д.Скобелева от 24 декабря 1877г.
« Нам предстоит трудный подвиг, достойный постоянной и испытанной славы русских знамён. Сегодня, солдаты, мы начнём переходить Балканы с артиллерией, без дорог, пробивая себе путь в виду у неприятеля, через глубокие снеговые сугробы… В горах нас ожидает турецкая армия. Она дерзает преградить нам путь. Не забывайте, братцы, что нам вверена честь отечества, что за нас теперь молится сам Царь-Освободитель, а с ним и вся Россия. От нас они ждут победы. Да не смущает вас ни многочисленность, ни стойкость, ни злоба врагов. Дело наше – свято, с нами Бог!..
Болгарские дружинники! Вам известно, зачем державною волею русские войска посланы в Болгарию! Вы с первых дней показали себя достойными участия русского народа. В битвах, в июле и августе, вы заслужили любовь и доверие ваших ратных товарищей – наших солдат. Пусть будет также и в предстоящих боях. Вы сражаетесь за освобождение вашего отечества, за неприкосновенность родного очага, за честь ваших матерей, сестёр и жён, за всё, что на земле есть ценного и святого, Вам Бог велит быть героями…»
х х х х х х х х
ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ БАЛКАНЫ
В штабах уже решили – как идти
на Шипку, направленья трёх ударов…
Под дальний хор балканских лаутаров
готовились к нелёгкому пути
среди полутеней и полусвета…
Мороз уже вступал в свои права
и чуточку кружилась голова
от чудных красок горного рассвета.
Вот, полушубки тёплые пехота
примеривала – глупости, снежки…
А вместо ранцев – лёгкие мешки
( так было только в «скобелевских» ротах:
из кассы офицерской, из «котла»,
дополненного к доле командира,
был куплен реквизит ) с запасом жира
гусиного и дров сухих…Могла
такая мера вызвать смех? Могла…
Но там, средь ледяного окруженья,
поленья, догоревшие дотла,
спасли – ни одного обмороженья!
У офицеров – байки про карьеру…
И складно, от костра и до костра –
« … так за Царя, за Родину, за Веру
мы грянем громкое «Ура!»… «Ура!»… «Ура!»…
Зима стояла лютой в этот год…
А утро было радостным, румяным.
Лишь ветер завывал порывом рваным
и предвещал тяжёлый переход.
И, вспомнив дом, вздохнув и помолясь,
и крест нательный пригубив и спрятав,
лишь усмехались: «Лучше – в снег, чем в грязь»,
недобро вспомнив «плевненские» скаты,
пошли войска… По солнцу выступали.
Им ополченцы расчищали снег,
чтоб силы экономились у тех,
кого судьба ждала на перевале
с косой или со славою в руках:
то наградит, а то «прямой наводкой»
отправит к небесам, помянет водкой…
да извещеньем в нескольких строках.
Недавний снег уже сорвало ветром
до кромки льда… И беспримерный путь,
вгрызаясь в лёд… И в гору, метр за метром…
А дальше – склон… И снег уже по грудь.
И наугад дорогу выбирали,
карабкались по выступам скалы,
и снова – в снег… уже не разгребали,
а телом проминали… проклинали…
валились с ног, горячим ртом хватали
всё тот же снег… И белые валы
то вниз неслись, то в небо улетали…
Хоть был совет – орудия не брать!
( «да лишь бы налегке пробились сами…»),
по двадцать человек впрягались в сани
с лафетами, стволами… Не понять
как выдержали: падая, скользя,
они ползли, порой срываясь в пропасть…
В Берлине – Мольтке (здравый смысл, не робость):
« Зимой Балканы перейти нельзя!»
И новый спуск – уклон почти отвесный
и ледяной… Пороша сметена…
Налево – пропасть, справа вверх – стена…
Тропа, где и двоим-то, было тесно.
Перекрестившись, каждый попросил
у Бога силы, храбрости, спасенья
(и шёпотом – немножечко везенья)
и, сидя или лёжа, вниз скользил.
Но тот, кто выходил на «свой предел»,
отпущенный ему судьбой и Богом,
тот делал шаг… другой и… «за порогом»
с коротким хриплым криком вниз летел.
Кто там прошёл, тот был уже герой!
Другим справляли скорые поминки –
Перекрестят во след и … по тропинке
вперёд… Гора скрывалась за горой.
И вдруг, редут турецкий у Иметли –
Деревни горной над Долиной Роз.
(Бог кисточкою розовым нанёс
свои мазки на холст с палитры летней…
Зима – на белом в белом покрывале…)
И выпал снег – надёжный страж дорог.
И ветер гнул, кружил, сбивая с ног,
всех тех, кого настиг на перевале.
… Тропа сужалась… Впереди редут.
Ружейный треск с пристреленных позиций.
Тут шансов нет, тут роты не пройдут.
Последовал приказ: «Остановиться!»
В бекеше чёрной, мудрый и седой,
шёл командир болгарских ополченцев
Столетов… Послан через порученцев
ему пакет с задачей: «Чередой
проходов точных… ночью… по наитью…
по пропасти… над пропастью… ползком
или по скалам, но к рассвету выйти
к редуту, и расчётливым броском
обрушиться на турок. Не пристало
не выполнить, не смочь и не пройти…
Победа! Вы должны её найти
любой ценой! Но лучше, если малой…»
…Был страшный, жуткий, молчаливый бой.
«Охотники» прошли по самой кромке…
Крик горлом перерезанным – негромкий…
Дозор был снят, как говорят, «гурьбой».
И тишину лишь хрипы прерывали,
и разносилось эхо среди скал…
И смерти окровавленный оскал
мерцал на Иметлийском перевале.
Кололи молча… зубы сжав… спеша…
в глаза не глядя из предубежденья –
не встретить взгляд «последнего мгновенья»,
чтобы потом не мучилась душа.
Пощады не просил никто… нигде…
да никому её и не давали.
Но раненых ещё не добивали…
шли напролом… почти, что в темноте…
А рассвело – треск выстрелов ружейных
разрезал тишину дремавших гор.
Вот он уже сложился в грозный хор…
Жужжали пули, уходя в мишени
Из тел людских… И, вопреки Уставу,
Один отряд углицкого полка
Был оснащён добытым у врага
Оружием трофейным, что по праву
И победителей, и просто потому,
Что было лучше, собрано под Плевной
( винтовкой «Пибоди» - прицельной, скорострельной…
Потом за эту сотню штук ЕМУ
поставили в вину пренебреженье
к порядкам принятым… мальчишество в решеньи –
не генерал, мол, вспыльчивый корнет!..
А Он упрямо им швырял в ответ:
« Сражение – наука! Важно то,
что лучшее есть – выбрать для победы:
оружие, горячие обеды,
мысль инженерную – всё бросить на одно
победное живое полотно!
А тут в шинелях лёгких и без хлеба
на перевалах посреди зимы!?.
Слепцам нельзя разобъяснить, увы,
какого голубого цвета небо…»).
Стреляли метко – цель была близка…
И в дальний шум грохочущих орудий
у Шипки нервно вслушивались люди.
Редут был взят и … дальше шли войска.
х х х х х х х х
… И вспомнилось судьбы чудачество:
средь лета – ледяное крошево.
Слеза улыбку смыла начисто,
сверкнув монеткой вверх подброшенной.
Он жизнь любил в грехах и радостях.
Она – в размеренном спокойствии…
Развеялось венчанье в августе
в походном «неблагоустройстве». И
был их союз недолговременный
(возможно) создан наваждением:
удачи, приручённой стременем,
с придворной дамы снисхождением.
И души чуждые до крайности,
роднёй поспешно наречённые
женой и мужем по случайности,
всё ж оттолкнулись, обречённые
искать свободы одиночества,
как два разряда электричества.
Он – на полях Его Высочества,
Она – в дворцах Его Величества…
Княжна Мария Николаевна Гагарина была знатного, приближённого к царскому двору старинного рода. Воспитание получила за границей, в Париже, где, в основном, и проживала. Домой, в Россию выезжала лишь на два-три месяца в год, для выхода в свет. На одном из балов, во время мазурки она и познакомилась со Скобелевым. Свадьба – летом 1875г. – была пышной и многолюдной. Но… армейская жизнь – не для всех… Упрёки, обиды…
Вытребовав назначение в Туркестан, Скобелев пришлёт в сентябре 1975г. письмо своему родственнику с просьбой уговорить Марию Николаевну приехать к нему хотя бы на зиму.
«…Теперь, в октябре месяце лучшее время для переезда из России в здешний край. Уже в Оренбурге Мария Николаевна встретила бы от меня посланных людей и все удобства ей для возможно спокойного переезда к месту назначения. Не откажи, добрый дядя, сказать всё это тёте Кате, которая питает большую симпатию к моей жене, откажи ей также добавить, что я никого насиловать не хочу и не буду – сумею обойтись и один, и что, конечно, пока я имею счастье носить мундир, служба, и по возможности боевая служба, будет всегда, безусловно, руководить моими действиями. Из этого можно, казалось бы, сделать одно правильное заключение: быть или не быть для меня семейному счастью – не в моих руках. Жить моей жизнью, сознаюсь, для женщины не лестно, но я честно предупреждал, что так будет, и до свадьбы, а теперь, конечно, не изменюсь. Особенно важно для Марии Николаевны долго не колебаться, если не выехать из России в октябре с расчётом быть в Ташкенте к концу ноября, то и думать нечего до будущей весны ехать в Туркестанский край».
Письмо это осталось без ответа, а в 1876г. их брак был расторгнут.